Авантюристы Просвещения: «Те, кто поправляет фортуну» - Александр Строев

В восстановлении дипломатических отношений между Россией и Францией большая заслуга принадлежит петербургскому купцу Мишелю, курсировавшему в 1755–1756 гг. между двумя странами больше по дипломатическим, чем по торговым делам. В 1757 г. он получил в награду пенсион от Секрета Короля в 1200 ливров. Некоторая путаница в сведениях о нем происходит из-за того, что по странному стечению обстоятельств англичанин Александр Питер Маккензи шевалье Дуглас с 1 июня 1755 г. работал на Секрет Короля под кличкой Мишель[662]. В донесениях дипломатов постоянно упоминаются работающие на них в России информаторы, а также те, кого желательно подкупить или задобрить. В 1757 г. шевалье Дуглас предлагает оказать вспомоществование А. Олсуфьеву, секретарю Бестужева Волкову, всем секретарям графа Воронцова, секретарю коллегии иностранных дел Шокурову, «барону де Чуди, который большое влияние имеет на камергера Ивана Ивановича Шувалова», французскому комедианту де Моренбергу, «весьма осведомленному в российских делах», Мартену, гувернеру в Москве, в доме князя Долгорукого, «знаниями и делом помогшему во время ведения переговоров», а также родственнику и компаньону Мишеля, купцу Тулону[663] (позднее, как мы помним, д’Эон в Лондоне прибегнет к его помощи, предлагая Екатерине II свою библиотеку). И. И. Шувалову после заключения союза с Францией был предложен подарок от короля — сборник эстампов для его коллекции[664]. 21 августа 1762 г. поверенный в делах Беранже пишет Шуазелю о подкупе Мишеля, камердинера и парикмахера Екатерины II[665], о том же через полгода, в январе 1763 г., донесет посол барон де Бретей герцогу де Пралену: мол, Мишелю надо предоставить доходное место по откупам, приносящее тысячу пятьсот ливров. В марте 1763 г. барон предложил дать денег Одару и Елагину (несколько тысяч рублей), в мае — карету и лошадей; Одар взял, Елагин отказался.

Во время русско-турецкой войны 1769–1774 гг. Франция посылает военных советников в помощь Османской Порте и польским конфедератам. Мейсонье де Валькруассан, который из-за предательства Чуди был арестован в 1756 г., уже в чине полковника действует в Валахии. Дюмурье, будущий генерал революционной Франции, пытается превратить польских повстанцев в регулярное войско, но терпит сокрушительное поражение от Суворова. Барон Франсуа Тотт укрепляет Дарданеллы и улучшает турецкую артиллерию. Его брат граф Андре Тотт (1730 — после 1802), масон, приятель Казановы, в 1764 г. приезжает из Парижа в Петербург, сопровождая супругу русского посла во Франции графа С. В. Салтыкова, бывшего фаворита Екатерины Алексеевны. Французский дипломат Россиньоль так описывает Тотта: «Он человек обходительный и одаренный, умный, острый, но с тех пор, как попал в Россию, ищет одних удовольствий; он принят в лучших домах […] Он молод, и у него нет иных средств, кроме тех, что приносит жизнь в обществе, а потому он залез в долги и уехать не может, не расплатившись. На жизнь он зарабатывает игрой, к которой русские питают непреодолимую страсть»[666]. Добавим, что скупым он не был: когда поначалу деньги были, ссудил пятьсот рублей Джакомо Казанове. По свидетельству самого Тотта, он вел в Париже праздную жизнь и решил попытать счастья в стране, о которой шло столько разговоров. Во Франции он получил рекомендательное письмо к Беранже, поверенному в делах, а красавица Матрена Павловна Салтыкова, урожденная Балк, состоявшая в родстве и в свойстве со многими вельможами, ввела его в свет. Он стал своим человеком в дипломатических кругах, познакомился с Алексеем Орловым, графом Разумовским, графами Паниными и Чернышевыми, часто обедал у них; вице-канцлер представил его императрице. Летом 1765 г. Тотт, одетый во французский кавалерийский мундир, на правах волонтера участвовал в военных маневрах в Красном селе. Он жил в палатке Алексея Орлова, Екатерина II удостоила его беседы[667]. Казанова уточняет, что Тотт «покинул пределы Франции, чтобы избежать дела чести с офицерами, своими сотоварищами, сражавшимися под Минденом […] Он проживал у нее (Салтыковой), был принят при дворе, всем пришелся по нраву. Был он весел, умен, хорош собой» (ИМЖ, 580). Обо всем, что с ним происходило, Андре Тотт сообщал в письмах к брату[668]. Перед отъездом маркиза де Боссе на родину Тотт предложил свои услуги, хвалясь своей осведомленностью. В августе 1768 г. Версаль рекомендовал Россиньолю завербовать Тотта, но русские дипломаты быстро разоблачили агента. В декабре 1768 г., после объявления войны Турции, Андре Тотт получил приказ покинуть Россию: ведь его брат находился в противоположном лагере. Россиньолю ничего более не оставалось, как уплатить его долги и дать денег на дорогу. Французский дипломат увеличил активность и весной 1769 г. накупил секретных документов на 9900 рублей: описание русской артиллерии и флота, состояние государственной казны, большие карты Молдавии и театра военных действий. С помощью графа Тотлебена, генерала русской службы, ранее сосланного в Сибирь за шпионаж в пользу Пруссии и только что помилованного Екатериной II[669], Россиньоль нашел осведомителей в армии и в коллегии иностранных дел (некий Штрубер предлагает текст русско-датского договора). Сведения посылаются одновременно министру иностранных дел герцогу де Шуазелю и руководителю Секрета Короля графу де Брольо. Но Версаль, сперва обрадованный, выразил затем недовольство высокой ценой, которую запросили агенты, и в итоге отказался от их услуг.

В феврале 1768 г. герцог де Шуазель посылает в Венецию инструкции де Сен-Марку, приглашенному в Россию для воспитания великого князя Павла. Министр предлагает соотечественнику внимательно наблюдать за императрицей и вельможами, понять их характеры и цели, сообщать о противоборстве партий Паниных и Орловых. Сен-Марк получает шифр для донесений, ему обещают вознаграждение и убежище во Франции на случай провала, заверяя при этом, что его деятельность послужит «укреплению дружбы между королем и императрицей»[670]. Письма он отправляет с дипломатической почтой, адресуя их своему родственнику-инженеру во Франции[671].

Успех приходит неожиданно, тогда, когда тактический просчет оборачивается стратегическим выигрышем. В первый приезд в Россию Гримм проводит по нескольку часов в день в беседах с императрицей: он появляется, едва уходит Дидро. Покинув Петербург, он уже в пути начинает об этом жалеть («ты этого хотел, Жорж Данден», — твердит ему Екатерина II), разговоры превращаются в постоянную доверительную и деловую переписку — Гримм добросовестно выполняет все поручения. Во второй приезд в Петербург он отвергает министерский пост, а государыня не любит отказов. На государственной карьере в России можно поставить крест, но тем важнее оказывается его неофициальная парижская должность. В качестве автора «Литературной корреспонденции» он поставлял информацию о литературно-художественной жизни, в качестве приватного корреспондента он предлагал произведения и людей искусства, причем через руки его проходили огромные суммы. Когда в конце века Париж из культурного центра стал центром политическим, Гримм начал посылать в Россию политические бюллетени, рекомендовать эмигрантов на русскую службу и даже имел косвенное отношение к попытке организовать побег королевской семьи из Парижа. Он сообщал избранным монаршью волю и пользовался непререкаемым авторитетом; даже сын Екатерины II Алексей Бобринский был вынужден слушаться его. В середине 1790-х годов его совета спрашивали германские князья.

Одним из сотрудников Гримма был римлянин Гаспаро Сантини (ум. 1794), который также добился успеха, покинув Северную Пальмиру. В России Сантини был учителем танцев, женился на Екатерине Сакетти, подал императрице мемуар о создании в Москве театра для представления русских и французских комедий и трагедий, а также балетов, но, кажется, успеха не снискал[672]. Летом 1768 г. он уехал из Петербурга вместе с женой, сопровождая в Италию капельмейстера Галуппи и будущего композитора Дмитрия Бортнянского[673]. В Риме он завел торговый дом, сделался банкиром и, разумеется, не упустил случай подольститься к прибывшему с флотилией Алексею Орлову, который, по его словам, в 1771 г. назначил его русским консулом. Когда Гримм с помощью римского коллекционера Иоганна Рейффенштейна сосредоточил в своих руках покупку статуй и картин для Эрмитажа, Сантини с 1778 г. обеспечивал финансовую сторону операций. Вначале у них возникали небольшие трения с Гриммом, который предпочитал единовластно распоряжаться кредитами российского двора, но потом все уладилось. В 1781 г. Сантини официально назначили консулом, и он пребывал в этой должности до самой смерти[674]. Исправно ведя денежные дела и сообщая политические новости, он среди прочего, нашел в ватиканских архивах документы по истории России, в том числе о Лжедмитрии, заказал копии и преподнес их в 1782 г. приехавшему в Италию графу Северному. Тут он составил конкуренцию знакомцу Казановы, торговцу живописью барону Бодиссони, пожившему в Венеции (с 1738 г.), Берлине (1765), Варшаве (1768), Петербурге (1770), который копировал и пересылал документы историку князю Щербатову[675].