Авантюристы Просвещения: «Те, кто поправляет фортуну» - Александр Строев

Фальшивомонетчик предстает как поддельный алхимик, как самозванец, шутовской соперник государя. Златоделание именуется «царской наукой», а печатание или чеканка денег — неотъемлемая привилегия монарха. Герои романа аббата Дюлорана «Кум Матье» (1777), философы, масоны и незадачливые игроки, промышляют в России «почтенным ремеслом, право заниматься которым оставляют за собой государи». Литературных персонажей, французов, высылают в Сибирь, откуда они бегут. Были и подлинные французские фальшивомонетчики, вроде Шампаньоло, для поимки которого разрабатывалась секретная операция, были и отечественные. Нас, как всегда, больше интересует промежуточный случай: братья Степана, Премислав-Марко и Ганнибал Занновичи, поселились в Шклове у Зорича. Там сама собой образовалась колония авантюристов, но не республика, как мечтал Бернарден де Сен-Пьер, а двор, окружавший сюзерена. Видимо, в какой-то момент искатели приключений решили поправить денежные дела, ввозя фальшивые ассигнации. Но жиды города Шклова фальшивые билеты распознали быстро, донесли Потемкину, а тот умело воспользовался возможностью унизить бывшего фаворита в глазах императрицы. В 1783 г. Занновичи были арестованы и отправлены на пять лет в Нейшлотскую крепость на границе со Швецией. Сальморанк тоже был замешан в аферу, но его освободили, наградив 500 рублями за донос на Занновичей; Зорич отделался вконец погубленной репутацией. Но туг произошло самое интересное: в 1788 г., когда срок заключения братьев подошел к концу, Россия объявила войну Швеции. Премислав Заннович, хорошо знавший фортификацию, организовал оборону крепости и сохранил д ля России важный стратегический пункт. В следственном деле хранится подробный план обороны, дневник осады и рапорт коменданта, отмечающего большую помощь арестантов Занновичей[656]. После этого подвига братья были освобождены (срок вышел) и отправлены зимой в Архангельск, дожидаться открытия навигации, чтобы покинуть страну.

В заключение рассмотрим два варианта поведения, которые мы ранее только упоминали: жить в России, состоя на службе у другого государства, или жить в Европе, служа России. Профессия очевидна: дипломат (посланник, секретарь посольства, консул) или секретный агент.

Должность посла Франции, страны, знаменитой искусством галантного обхождения, предоставляла прекрасные возможности претендовать на роль фаворита. В XVIII в. дипломатические отношения между Россией и Францией строились по принципу любви-ненависти. С одной стороны, постоянное противоборство (за исключением Семилетней войны, да и то в конце кампании русские войска по приказу Петра III повернулись против прежних союзников), с другой — стремление Франции поддерживать на высшем уровне личные отношения. В юности Елизавета Петровна была просватана за Людовика XV, и король полагал, что царица сохранила к нему нежные чувства; после восстановления дипломатических отношений и до кончины государыни они вели прямую секретную переписку. Подбирая посла в Петербург, французское правительство искало мужчин видных и обходительных. Дипломат находился на службе и сохранял независимость, никому в России не подчинялся. Он был принят при дворе официально и должен был повсюду следовать за ним, при этом мог вести с императрицей приватные беседы, сопровождать ее в поездках и даже путешествовать в одной карете. Но это особое положение делало успех опаснее неудачи: вспомним о высылке маркиза де ла Шетарди. Лишь в 1756 г. Дуглас и д’Эон, присланные в Россию с секретной миссией, смогли исправить ошибки, допущенные официальной дипломатией. Были подписаны договоры между Францией, Австрией и Россией, переменились все политические союзы, началась Семилетняя война. Шевалье д’Эон прибыл в страну, когда Чуди ее покинул; авантюристы, соперничая, постоянно сменяют друг друга, как будто передавая эстафетную палочку действия: Фужере де Монброн, Чуди, д’Эон, Одар, Бернарден де Сен-Пьер, Пикте, Казанова, Билиштейн, Карра, Сальморанк, де Рибас, Занновичи и др.

Русская карьера д’Эона — один из редких примеров удачного превращения секретного агента в полноправного дипломата. В письмах и донесениях он подробно описывает свое ученичество на этом поприще. Юный д’Эон намечает стратегию поведения и изучения страны, весьма характерную для иностранцев в России. 7 августа 1756 г. он пишет к Терсье, в Секрет Короля, что решил выучить русский язык, а в часы досуга создать очерк истории России, ее нравов и законов, живописать мудрость правительства, процветание искусств и наук, красот Петербурга и его дворцов, дабы доставить удовольствие императрице и ее министрам, опубликовав сочинение в «Année litteraire», журнале своего друга аббата Фрерона[657]. Но спустя полгода, после заключения союза между двумя странами, ситуация меняется, лесть более не нужна. 1 (12) января 1757 г. д’Эон пишет из Петербурга Терсье:

«Почетно для меня чувствовать себя гражданином и быть полезным Родине. Потому счел я необходимым переделать план занятий, составленный мною по приезде сюда, ибо плохо еще знал страну, где проживаю. Она настолько отлична от других, что семь греческих мудрецов сойдут здесь за дураков. Покидая Париж, я был всего лишь литератором, ныне понемногу начинаю становиться политиком, и счастлив я начать обучение при дворе, который и для других школой послужить может, как то полагают все пребывавшие здесь иноземные посланники.

Итак, я начну с изучения языка. Вместо того, чтоб узнавать в подробностях историю Империи, я исследую нравы и дух вельмож и народа, политику двора и министров, их тайные пружины. Я пытаюсь разведать интересы и заговоры разных партий, что здесь образовались и переменяются, следуя происходящим событиям и возможным революциям. Вместо того чтобы со всем тщанием проследить успехи искусств и наук в этой части Севера, я стремлюсь узнать получше коммерцию страны, ее мануфактуры, рудники, финансы, ресурсы на случай крайней необходимости, ее сухопутные силы, провинции, что поставляют лучших солдат, морские силы, порты и т. д. […] Вместо того, чтобы тешиться занятиями, кои могут лишь доставить мне удовольствие и просветить публику, не сведущую в этом разделе истории, я предамся единственно тем делам, что полезны для службы и нужны для карьеры, которую я начал и которая так мне нравится. Не пустой славы буду я искать, украшая иноземную газету какими-нибудь открытиями, а помещу их в свой портфель; не в печать их отдам, а обнародую в Версале, когда посчастливится предстать перед вами»[658].

Шевалье д’Эон выполнил обе программы, и первую и вторую. В Версаль он представил ряд мемуаров о России, рассказав о характерах вельмож и борьбе политических партий, о нравах россиян, о торговле и т. д.[659] Но когда в Лондоне дипломатическая карьера пошла насмарку, графоман в нем победил политика. Д’Эон, привыкший в должности секретаря посольства бережно хранить копии всех документов, использовал их для многотомных «Досугов» (1774), по обычаю века не брезгуя компиляцией и плагиатом. Во время пребывания в России он был на хорошем счету. Как он уверял, в 1758 г. ему предложили перейти на русскую службу, и министр иностранных дел кардинал де Бернис советовал ему согласиться, но д’Эон отказался. Потом он сильно преувеличивал свои заслуги и похождения. Екатерина II писала Гримму (13 апреля 1778): «Не было никогда чтицы у императрицы Елизаветы и господин или девица д’Эон была ей не более знакома, чем мне, почитавшей его за шалопая при маркизе де л’Опитале и бароне де Бретее»[660].

Граф Луи Филипп де Сегюр, последний посол в России, назначенный Людовиком XVI (1784–1789), вел свою игру с Екатериной II с подобающей дипломату тонкостью. Как образец взаимоотношений он выбрал нежную дружбу на манер романов Мадлены де Скюдери. Он говорил о своей любви к императрице в письмах к Гримму, зная, что его признания будут переданы августейшей корреспондентке. То же самое происходило и с его описаниями путешествий по России в свите государыни, которые он слал Гримму и своей жене[661]. Адресуясь в Париж, можно быть уверенным, что тебя услышат в России. Легкий на перо, граф де Сегюр вместе с принцем де Линем создавал для Екатерины II атмосферу литературного салона, сочинял стихи и комедии, которые игрались в Эрмитажном театре. Старательно поддерживая платонические отношения, он объединил выгоды обеих ролей: советника и фаворита. При этом он реально способствовал сближению Франции и России, в противовес Англии подготовил и заключил в 1787 г. торговое соглашение между двумя странами. Правда, оно осталось на бумаге: когда началась Французская революция, посол вынужден был покинуть Петербург.

В отличие от д’Эона, другим секретным агентам при русском дворе приходилось несладко. За приезжими иностранцами так или иначе велось наблюдение, письма за границу перлюстрировались. Екатерина II самолично наблюдала за важными следствиями, составляла вопросы для дознания, выносила приговоры. Опасно было приезжать незваным: когда американский путешественник Джон Ледьяр, несмотря на отказ Екатерины II, приезжает из Парижа в Россию, чтобы добраться сухим путем от Петербурга до Камчатки и далее, через Берингов пролив, в Америку, то по приказу императрицы его в 1788 г. арестовывают на полпути, в Иркутске, и высылают под конвоем обратно, заподозрив, что он французский шпион. Агентов действительно было немало, наиболее активной их деятельность становилась в военное время.