Седое золото - Андрей Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вылез из машины, достал из прицепа канистру, первым делом залил свежей воды в радиатор, попил сам, передал Лёхе:
— Быстро попили, умылись, если кому надо пописать — писайте по-быстрому. Нам дальше ехать надо…
Теперь Ник повернул на девяносто градусов — прямо на юг. Ехал уже гораздо тише, безо всяких каскадёрских штучек, но гораздо быстрей, чем в начале маршрута. Очень уж не хотелось опять этот поганый вой услышать, от которого кровь стыла в жилах и неудержимо хотелось уши цементным раствором залить — раз и навсегда.
Когда солнце уже коснулось горизонта, неожиданно выехали на берег неширокого прозрачного ручья, звонко перекатывавшего прибрежную гальку.
Это означало одно: они вырвались из объятий Мёртвой Тундры!
Конечно, это просто отлично, бесподобно, беспримерно, но…
Прекратил ли ньянг погоню за ними? Вот в чём вопрос! Кстати, неплохо было бы узнать у Айны, а кто они собственно такие — эти ньянги? Откуда взялись?
Сделать это пока было затруднительно: после всех этих страшилок и приключений девушка уснула мёртвым сном на руках у Сизого.
Лёха, крепко прижимая Айну к себе, осторожно выбрался из машины, сделал страшные глаза: мол, чего стоишь, как пень распоследний, выбери место посуше, постели там чего помягче.
Ник достал из прицепа кусок брезента, свёрнутую в трубочку старую оленью шкуру, прошёл ближе к ручью, на подстилке из густого ягеля соорудил славное подобие походной кровати.
Сизый осторожно положил девушку на один край оленьей шкуры, заботливо укрыл другим, посмотрел на Ника.
— Извини уж, командир, меня — урку неразумную. Из-за меня ведь в ту пещеру полезли. Думаешь, чего я тебя тогда уговаривал? Думаешь, мне действительно туда хотелось? Врал всё: и про жилу золотую, и про прочее. Просто Айна против была, боялась, вот я и решил повыпендриваться перед ней, удаль свою показать. Вон оно чем обернулось. Кто ж мог знать? Извини уж, командир!
— Ладно, разжигай костёр, ужин готовь, — устало рукой махнул на него Ник и повалился лицом вниз на пахучий ягель, уже не пытаясь бороться со страшной усталостью…
Проснулся он от чудного запаха шашлыков, тех, первомайских, из другой его жизни.
Очень здорово это было: после долгой тягучей зимы выехать в весеннее тепло старенького садоводства, прихватив с собой парочку приятелей, протопить печку в застылом доме, прибраться, подмести со двора оставшиеся с осени жёлтые листья, побросать в рыхлый чернозём грядки семена свеклы, моркови и укропа и, уже ближе к вечеру, собрать старенький мангал, нажечь в нём углей, насадить на шампуры куски заранее промаринованного мяса и приступить к главному — приготовлению шашлыков.
Свежий весенний воздух, влажный, с лёгкой нотой первого ландыша, смешивается с ароматом шашлыков, пузырящихся на аметистовых углях, тревожно щекочет обоняние. Первая, разминочная рюмка холодной водки — под ломтик свежего огурца. Шашлычный аромат всё насыщеннее, всё тревожнее…
"Может, я вернулся обратно?" — молнией пронеслось в голове.
Ник резко вскочил на ноги, протёр глаза.
Нет, чуда не случилось: тихая ночная тундра, звонкий ручей, сопящая на оленьей шкуре Айна. 1938 год снова к вашим услугам, дорогой товарищ Иванов!
"Подумаешь! — пожал плечами Ник. — Нам и тут нравится!"
Да, а запах-то никуда не пропал! Надо разобраться.
У затухающего костра колдовал Сизый: тонкой веточкой выбрасывал в сторону горящие головешки, поворачивал время от времени деревянные палочки с насаженными на них большими тёмными кусками чего-то неизвестного. Палочки были пристроены на двух валунах, между которыми и был разожжён костёр.
Волшебный запах исходил именно с той стороны.
Ник подошёл к костру вплотную и чуть не захлебнулся от заполнившей рот слюны: шашлычный аромат заполнял собой все окружающее воздушное пространство, дразня и обещая неземное блаженство.
— Что это тут у тебя? — предварительно сплюнув в сторону, хмуро спросил у Сизого.
— Дык, это я этого… как его?.. порги этого долбанного приготовить решил, — весело откликнулся Лёха. — Из-за него же, урода летучего, в том числе всё это безобразие и произошло. Да и Айна просила. Бери, командир, крайнюю ветку, пробуй! Должон уже дозреть!
Ник жадно впился зубами в горячий, ещё шипящий кусок сочного мяса.
Ну надо же! Просто парная, в меру жирная свинина, замаринованная в белом французском вине! Причём создалось впечатление, что мясо даже посолили, хотя в их припасах соли давно уже не наблюдалось. Пивка бы ещё светлого, желательно — «Жигулёвского», бутылочки так три…
— Лёша, ты где? — донеслось из серого полумрака. — Чем это пахнет так?
Ник посмотрел на небо. Одни сплошные серые облака — от горизонта до горизонта.
Полярный день заканчивался, а тут ещё и облачность сплошная появилась, вот и непривычно темно стало.
Сизый, зажав в ладони палочку готового шашлыка и убежал на голос Айны.
Вскоре в той стороне зазвучали радостные охи, серебристый беззаботный смех…
Покончив с деликатесом, развели костёр, вволю напились пахучего тундрового чая, перекурили, никуда не торопясь.
Жизнь опять налаживалась, все кошмары уходили, навечно оставаясь в прошлом.
— Ньянги пришли давно, из Солнечной Земли. Вы её называете «Аляска», — медленно рассказывала Айна, глядя на пламя костра не мигая. — Они переплыли через море. Мой дед их видел. Ньянги вышли на берег — пятеро больших и двое маленьких. У больших — вот такие клыки! — Она провела ладонью одной руки по локтю другой. — Ньянги стали всех убивать: медведей, оленей, людей. У чукчей тогда не было ружей. Копьями ньянга трудно убить. Все стали убегать от них, прятаться. Было много Плохих Больших Солнц. Больше двадцати. Потом люди из Солнечной Земли стали привозить ружья. Менять их у чукчей на песцов, чернобурок. Тогда чукчи убили много ньянгов. Думали — всех. Оказалось, что нет, не всех. Хорошо, что у нас были быстрые нарты… — Она с благодарностью посмотрела в сторону «багги». — Мы убежали от ньянга. Больше он не придёт…
Вокруг заметно посветлело, на востоке серые облака превратились в светло-жёлтые, значит, уже взошло солнце.
— Эх, нам бы ещё парочку поргов этих, совсем бы жизнь в малину превратилась! — душевно зевнул Сизый. — Ну что, начальник, давай баиньки ложиться? Поспим часика три-четыре, дальше покатим. Только ты это, подальше от нас ложись. Метров на сто хотя бы в сторонку отойди…
С севера, со стороны Мёртвой Тундры, донёсся едва слышный, далёкий вой, полный лютой ненависти и смертельной тоски.