Седое золото - Андрей Бондаренко

Андрей Бондаренко

Седое золото

Предисловие

Уважаемые читатели!

Предлагаемая Вашему вниманию книга никоим образом не относится к жанру «фантастика». Как, впрочем, и к жанру «фэнтези».

Речь идет о вольной авторской интерпретации некоторых событий, реально произошедших в 1937–1939 годах.

Приближалась война. Стране было нужно золото. Настоящее. Большое.

По личному указанию Сталина на Алтай, в Восточную Сибирь, на Чукотку были направлены лучшие геологи Советского Союза.

Большинство героев этого романа — реальные люди, жившие, любившие и умиравшие в то непростое время.

Незначительно изменены некоторые имена и фамилии, сохранены названия морских судов, многих населённых пунктов, марки самолётов и клички животных.

Даже самые невероятные истории, описанные в этой книге, имеют под собой историческую основу. Это касается и нашествия леммингов на чукотскую тундру летом 1938 года, и возможности существования на Чукотке жутких пятиметровых монстров-ньянгов.

Эту легенду в 1983 году мне рассказал один старый чукча. Привожу дословно его слова:

— Они переплыли через море. Мой дед их видел. Ньянги вышли на берег — пятеро больших и двое маленьких. У больших — вот такие клыки. — Провел ладонью одной своей руки по локтю другой. — Ньянги стали всех убивать: медведей, оленей, людей. У чукчей тогда не было ружей. Копьями ньянга трудно убить. Все стали убегать от них, прятаться. Было много Плохих Больших Солнц. Больше двадцати. Потом люди из Солнечной Земли стали привозить ружья. Менять их у чукчей на песцов, чернобурок. Тогда чукчи убили много ньянгов. Всех? Кто знает…

В этом романе есть лишь два момента, которые можно условно отнести к разряду «фантастических».

Первый — перенос главного героя из 2007 года в 1937 год.

Хотя кто его знает? Я лично разговаривал с одним очень пожилым человеком, у которого на руке была оранжевая наколка: «Первый Пояс Космической Стражи — 2115». Что бы это значило?

Второе — обнаружение на Чукотке крупных месторождений жильного золота.

Да, официально такие факты до сих пор не известны. Официально, друзья мои!

Понимаете, к чему я клоню?

В конце книги даны точные координаты крупнейшего золоторудного месторождения в истории человечества. Откуда они у меня? Извините, не уполномочен говорить всё. Чего как проще: собрались да и поехали на Чукотку — проверить.

Четыре километра вверх по течению ручья Жаркий от того места, где он впадает в Берингово море.

Вдруг там и вправду большое золото до сих пор ждёт своего хозяина?

Автор

Александру Бушкову, эсквайру,

с уважением и сентиментальным восторгом…

Миттельшпиль

Ник полз куруманником. Хотя этот термин вряд ли приемлем для описания природных ландшафтов Чукотки. Куруманник, как услужливо подсказывала память, это где-то там, в Сибири: ракита, ива, вереск, багульник, прочие симпатичные растения.

Славный такой кустарник, главное, что высокий, до полутора метров бывает, прятаться в таком — одно удовольствие.

А здесь? Карликовые берёзки, такие же осинки, хилые ёлочки. Причём высотой всё это — сантиметров тридцать-сорок, не больше. Поэтому ползти приходилось не то что по-пластунски — по-змеиному, ужом натуральным вертеться.

Поднимешь голову или какую-нибудь другую полезную часть тела — вмиг засекут.

Хорошо ещё если просто «засекут», так ведь, сгоряча, и отстрелить чего нужное могут.

Он полз уже часов пятнадцать: вниз по склону сопки, слизывая время от времени капельки воды с листьев и цветков морошки. Вода была сладковатой, с лёгким привкусом мёда.

Рядом, в широкой ложбине, начиналось обширное болото, покрытое относительно высоким сосняком, там спрятаться можно было уже по-настоящему. Спрятаться, отсидеться, поразмыслить над случившимся.

Вот и край куруманника, до спасительного леска оставалось всего метров двести — двести пятьдесят.

Ник осторожно приподнял голову над кустами.

Визуально всё было спокойно, солнышко скупо освещало каменистое плато, вокруг — ни души. Вот только те большие, густо поросшие рыжим мхом валуны, беспорядочно разбросанные в отдалении, внушали некоторое опасение. С одной стороны, далековато до них, метров четыреста будет, а с другой, именно там снайпера опытного, с нарезным карабином, он сам и расположил бы.

Полежал Ник в берёзках-осинках ещё минут десять, да и припустил по нагорью короткими зигзагами — где наша не пропадала?

Метров двадцать и пробежал всего — выстрел щёлкнул сухо и как-то очень уж печально.

Правое плечо тут же занемело.

Больно-то как! А главное, обидно — так лохануться: всё вдаль смотрел, камушки всякие, мхом поросшие, осматривая тщательно, а дозорный, видимо, в куруманнике и засел, совсем где-то рядом. Ник упал на левый бок, пытаясь сорвать винчестер с раненого плеча, — не получилось. В сторону перекатился, нож выхватил из ножен: поздно, припечатало по затылку чем-то тяжёлым, дальше — темнота, круги фиолетовые заплясали неистово…

Сознание вернулось как-то сразу — внезапно и прочно.

Но Ник не спешил сразу открывать глаза, решил для начала прислушаться к ощущениям организма. Правая сторона тела не ощущалась совсем, будто и не было её никогда, шевелились пальцы левой руки — уже хорошо.

Пахло тундровым разнотравьем, родниковой водой и, как это ни странно, аптекой. То ли йодом, то ли мазью Вишневского, сразу не разобрать.

— Спокойно лежи, друг, — протяжно произнёс кто-то, пока невидимый. Голос, похоже, принадлежал подростку. — Всё хорошо. Живым будешь. Рана простая у тебя. После порошка голубой травы быстро заживёт. За три дня. Не сомневайся.

Ладно, поверим. Ник открыл глаза. Оказалось, что он голый по пояс, правое плечо туго перевязано плотной белой тканью, ноги у щиколоток крепко перехвачены тонким кожаным ремешком.

Ну, и кто же здесь такой хваткий?

Господи, Отец мой небесный, стыдно-то как!

Напротив него, метрах в пяти, сидела на корточках чукчанка, зажав между худенькими коленями какое-то древнее ружьишко.

Молоденькая совсем, лет двадцать, хотя у чукчей этот возраст считается уже весьма почётным — как у русских сороковник.

Симпатичная даже: пикантный разрез глаз, чувственные губы, фигурка гибкая, точёная. Во всем облике сила звериная ощущается, грация дикая.

Про такую Саня Бушков обязательно бы что-нибудь эдакое выдал: «Прекрасная охотница, восхитительная в своей дикости, чувственная и опасная…»