Седое золото - Андрей Бондаренко

— Да какая разница, — вяло откликнулся Ник, аккуратно слизывая с губ дождевые капли. — Что так, что эдак, а ехать дальше нельзя, на счёт три в пропасть улетим.

Целый час простояли в этом тумане. От влажности, царящей повсюду, у Ника начался насморк, разболелась голова, заныла старая рана на плече.

Туман поредел, видимость достигла десяти метров, тронулись дальше. Через час туман опять сгустился, остановились. Дальше так и пошло, как по расписанию: час стояли в белых объятиях тумана, час ехали в призрачной полумгле, стояли, ехали, стояли…

Когда уже стемнело, Ник каким-то шестым чувством определил, что впереди притаилась смертельная опасность, и резко нажал на тормоз. «Багги» остановился в двух метрах от края обрыва.

— Всё, ночуем тут, — решил Ник. — Ничего лучше всё равно уже не найдём.

Достали из прицепа всю запасную одежду, оленью шкуру, завернулись-обмотались, как смогли, улеглись все вместе на куске брезента, постеленного под колесом "багги".

Полночи беспрестанно дрожали-ворочались, уснули уже только под утро.

Нику снился берег моря, тёплый тропический ливень, нежные хрупкие плечи под мокрым ситцевым платьем, мягкие тёплые губы, долгие поцелуи под пляжным грибком…

— Просыпайся, командир! — тряс его за плечо Сизый. — Похоже, мы вчера заплутали в этом тумане как лохи последние, по кругу проехались.

Ник вскочил на ноги, протёр глаза.

От туч, дождя и тумана не осталось и следа: в голубейшем небе светило ярчайшее солнышко, лицо приятно обдувал тёплый ветерок.

Он подошёл к краю обрыва, который вчера только чудом не стал их могильщиком, заглянул вниз.

Да, метров триста до земли лететь бы пришлось, многовато будет. Ладно, проехали. Что там Сизый насчёт "по кругу проехались" говорил?

Узкая зелёная долина, посередине — ручей змеится, а вот там что такое? Ну да, стойбище чукотское. Только вот почему Лёха решил, что оно то же самое, где их недавно так гостеприимно принимали? В том стойбище восемь яранг было, а в этом — только три. Паникёр несчастный!

— Командир, — тронула его за локоть Айна и протянула подзорную трубу. — Глазами ничего не увидишь. В трубу смотри, сразу всё поймёшь.

Ник поднёс оптику к глазам.

Мать моржовую в печень! Вокруг трёх яранг на земле беспорядочно лежали тела людей, собак, оленей, даже не тела, а обрывки, части тел.

Кругом — лужи крови, внутренности, какие-то тряпки, шкуры, обломки досок, помятые кастрюли, котелки…

Вот оно даже как. Монстр, наверное, ночью подобрался к стойбищу и напал. Убивал всех, кто попадался ему на пути, рвал на части, крушил всё и вся. Пять яранг снёс до основания, а три оставил — видимо, устал.

Возвращая Айне подзорную трубу, Ник с удивлением отметил, что никаких признаков истерики, или даже нервного срыва, на лице девушки и в помине не было. Наоборот, спокойное такое лицо, строгое. Глаза — без единой слезинки, равнодушные, со стальным отливом.

Вот так вот и становятся стойкими оловянными солдатиками, бойцами без страха и упрёка.

Хорошо это? Плохо? Кто знает?

— Ну что, подельник? — спросил Ник у подошедшего Сизого. — Говоришь, что боевик, он же диверсант — хорошая работа? Только вот крови очень много льётся во время этой работы. Безвинной в том числе. Не находишь?

— Ладно тебе, начальник, — нахмурился Лёха. — Я ведь не мальчик маленький, знал, на что шёл. И сейчас знаю. Только ещё лучше. Всё крепче понимаю. Так что не лечи ты меня, голуба, не трави душу.

— Командир, — позвала Айна. — Иди сюда. Он здесь. На ручей смотри.

Ник поводил подзорной трубой вдоль русла, быстро нашёл искомое.

Из вод ручья поднялась на задние лапы знакомая черная пятиметровая фигура.

Ньянг потряс своей огромной башкой, посмотрел по сторонам, выбрался на берег, встал на четвереньки и неуклюже, смешно подбрасывая вверх широкий зад, целенаправленно затрусил по тундре — в очень правильно выбранном направлении…

Глава двадцатая

Владимир Ильич Вырвиглаз, 1875–1938

— Не сомневайтесь, ребята, успеем, — усердно крутя баранку, громко подбадривал Ник то ли Сизого и Айну, то ли себя. — По вертикальной скале этой неуклюжей скотине ни за что не вскарабкаться, нашим путём пойдёт. А это — не ближний свет! Успеем до лагеря доехать, а там и стволов хватает, и гранат много должно быть. Встретим, голубчика, что называется — во всеоружии! На части мелкие порвём!

— А не заблудимся опять, как давеча? — язвительно поинтересовался Сизый.

Ник даже возмутился:

— За кого ты меня принимаешь? У меня вся эта чукотская «карта» перед глазами стоит, как живая! Вчера же туман был, вот и сбились с дороги. А сегодня погода отличная, часа за четыре доедем!

Погода действительно шикарная стояла: в меру тепло, солнечно, на голубом небе — ни единого облачка. Вот только ветерок очень неприятный — в лицо. Не в том дело, что волосы взъерошивает, причёску портит, а в том, что запах человеческий несёт навстречу ньянгу.

Хотя, судя по всему, этот монстр и без всякого запаха их где угодно, даже на Луне найдёт. Найдёт и слопает, не поморщившись ни разу.

Так что только один выход оставался — замочить этого ублюдка, к растакой-то матери!

Ехали долго и скучно: ложбинки, каменистые плато, скользкие осыпи, всё вверх и вверх, на встречу с небом.

Преодолевая очередной перевал, Ник услышал вдали странный гул: будто впереди гигантский двигатель работал, гораздо более мощный, чем тот, что на их «багги» был установлен.

Стали с перевала спускаться — гул всё громче, громче…

Ник остановил машину, прошёл вперёд по курсу движения. Метров через сто вышел на обрывистый берег горного каньона.

Внизу бушевал водный поток: сплошные буруны и водопады, вдоль берегов белая пена пузырилась — метровыми полосами. А сам каньон не очень и широким был — приблизительно метров сто двадцать.

— Вот она, река Белая! — объявил Ник. — Правильное дали ей название, соответствующее действительности.

Вдоль берега реки поехали, вниз по течению, в полном соответствии с шаманской "картой".

Через час Сизый тронул Ника за плечо:

— Начальник, Айна говорит, что дымком пахнет, жильё близко совсем, ты уж сбрось скорость на всякий случай — мало ли что ребятишки могут подумать при виде нашей колымаги необычной.

Тут он прав, те же чукчи тогда, при подъезде к стойбищу, чуть пальбу не устроили.

Вот и лагерь показался: на противоположном берегу палатки брезентовые выстроились в ряд, костерок дымит по-домашнему, между берегами реки переброшен подвесной мостик — хлипкий и непрезентабельный.