Царство. 1951 – 1954 - Александр Струев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наступление было стремительным, войска Ким Ир Сена заняли Сеул и дошли до Пусана, но тут очнулись американцы, высадили в тылу северян массированный десант. Прекрасно оснащенная армия США отбросила упоенных эйфорией победы северокорейских солдат, американская авиация господствовала в воздухе. Ким Ир Сен паниковал. В срочном порядке Сталин перебрасывает Ким Ир Сену 16 истребительных эскадрилий с опытными летчиками, ведь за короткий срок обучить корейцев летать не представлялось возможным, а без поддержки «воздуха» война была бы проиграна. Советским пилотам дали корейские имена и строго-настрого запретили говорить в радиоэфире по-русски.
Сталин убедил Мао Цзэдуна открыто вмешаться в конфликт, хотя существовала опасность, что Соединенные Штаты применят ядерное оружие, на чем до пены у рта настаивали американские генералы. Но в случае вступления в войну Китая это стало бы делом бессмысленным — из за необъятной китайской территории и многочисленного, можно сказать, несметного населения. Но Мао Цзэдуна не надо было уговаривать, он считал, что «схватка с тигром» неизбежна, и тактически верно было бы устроить сражение в гористой местности, что лишило бы американцев главного козыря — тяжелой техники. Москва вооружила десятки китайских дивизий, теперь и в Корею оружие шло самое новое и совершенное. Москва тайно выслала на фронт военных специалистов: артиллеристов, минеров, картографов, связистов, штабных офицеров, бесконечные вагоны с амуницией, боеприпасами, продовольствием, медикаментами, цистерны с горючим, и, конечно же, Сталин не скупился на деньги. Вождь считал разумным поддерживать корейскую войну. Его целью было создание на полуострове тотального напряжения для максимального оттягивания туда сил и средств Соединенных Штатов и их союзников. И хотя генералиссимус выступал за равное распределение бремени войны между СССР и Китаем, основные тяготы все-таки легли на плечи Мао Цзэдуна.
И Сталин и Мао Цзэдун бредили о мировом господстве, а господства без войн не бывает. Война в Корее получилась зверская, увязли в ней все: и Соединенные Штаты, и их соратники англичане, и красный Китай, и покорный отцу народов Советский Союз. Но самым несчастным в этой войне оказался корейский народ. Северную Корею сровняли с землей. На нее было сброшено бомб больше, чем за все время на гитлеровскую Германию. Американские летчики возвращались на базы, не отбомбив, и, пожимая плечами, объясняли начальству, что на земле не осталось ни одного живого места. Бомбы, мины, гранаты, пули изрыли землю вдоль и поперек, мирное население наполовину уничтожено, экономики нет, сельское хозяйство не ведется. Не один десяток лет понадобится изувеченной стране, чтобы подняться на ноги.
В начале лета 1951 года войска противоборствующих сторон перешли к позиционной борьбе по линии боевого соприкосновения проходившей в районе 38-й параллели. Воюющие стороны пришли к выводу о бесперспективности боевых действий и пробовали вести переговоры о перемирии.
В результате Корейской войны Мао Цзэдун приобрел большой вес на международной арене. Он показал не только китайскую силу, но и доказал, что во главе этой неудержимой силы стоит жесткий и бескомпромиссный властитель. Китайская армия остановила американцев, переговоры не дали конструктивных результатов, а значит, война затягивалась, Сталин не отдавал команду ее прекратить, и истерзанные с обеих сторон солдаты стояли с оружием наперевес, готовые убивать.
После смерти генералиссимуса, прямо на похоронах, Чжоу Эньлай обсудил с Молотовым и Маленковым возможность прекращения боевых действий. Война измотала Китай, да и Советский Союз понес ощутимые расходы. Ни Молотов, ни Маленков не видели смысла в продолжении корейского конфликта.
— Одна путаница в международной политике! — не успокаивался Хрущев. — С Кореей кашу заварили, с югославом поссорились, Китай — открытая книга, без начала и конца, а про Европу с Америкой я подавно молчу. Как жить будем, Анастас?
— Ты, Никита, не горячись.
Хрущев обиженно поджал губы.
— Тебе без внешней политики работы мало? — поинтересовался заместитель председателя правительства.
— Мало! — огрызнулся Хрущев.
— Не спеши, Никита, отрегулируем.
— Заели умники!
— Может, на рыбалку съездим? — переменил тему Анастас Иванович. — Отдыхать тоже надо, не сдохнуть же в кабинете, обложившись бумагами. Булганина прихватим.
Хрущев остыл, он выплеснул наболевшее, разрядился.
— Лучше на охоту, что глупую рыбу ловить? Сидишь на берегу как дурачок, клюнет — не клюнет! — пробурчал он. — Охота лучше, там и азарт, и риск — вдруг секач на тебя попрет! — уставился на собеседника Первый Секретарь. — Притаился в засаде, а ушки на макушке! — всем своим видом перевоплощаясь в охотника, изображал Никита Сергеевич: — А рыбалка — дурость!
— Я зверей убивать не умею, — ответил Микоян.
— Звери-и-и! — ехидно протянул Хрущев. — Настоящие звери, Анастас, среди людей разгуливают! — Никита Сергеевич с лукавой улыбкой похлопал Микояна по плечу.
Солнце садилось, в помещении сделалось сумрачно. Хрущев поднялся и включил свет.
— Так веселей, а то сидим, точно в подземелье! Скорей бы осень кончилась, заела слякоть. — Он сел напротив Микояна. — Знаешь, Анастас, скоро праздник, какой великий?
— Какой?
— Воссоединение Украины с Россией! — просияв, объявил Никита Сергеевич. — Триста лет русские и украинцы вместе! Это знаковое событие. Украина с Россией друг без друга существовать не могут, любовь между народами великая! В войну русские с украинцами плечом к плечу стояли. Им больше других от немца досталось. И сейчас Россия с Украиной впереди — и в труде, и в науке. Неразделимые, родные народы! Сколько героев в землю полегло? А ведь герои Украину с Россией не делили, общая Родина у них — Советский Союз! Знаешь, какой Украина была, когда ее от немцев очистили? — продолжал Хрущев. — Страшно вспоминать. Семнадцать тысяч городов и поселков фашисты до основания разрушили, тысячи деревень сожгли! Только трубы кирпичные указывали, что когда-то тут стоял дом. Одна шестая украинского населения истреблена, больше двух миллионов угнано в Германию на принудработы, заводы и фабрики взорваны, мостов нет. Вот когда за голову хватались! Казалось, невозможно нормальную жизнь в таком бедствии наладить — а взялись и наладили! Вместе с Россией, только вместе с ней!
— И России не меньше досталось, — проговорил Анастас Иванович.
— Поэтому-то без преувеличения говорю — братские народы, родные! Надо нам шумный праздник закатить!
1 декабря, вторник
Света плакала. Что она видела за свою недолгую, со стороны казавшуюся бесконечно счастливой жизнь? Ложь? Притворство? Зависть? Ей все завидовали, абсолютно все. Ничего искреннего в жизни ее не было. Стойте! Когда мама была жива, было по-другому, как у всех, но мамы не стало. Свете было всего девять лет. Как мама, ее никто не любил, даже папа, хотя после маминой смерти он был добр и внимателен, гладил девочку по голове, шептал нежные слова, но его постоянно отвлекали, или он куда-то торопился. Отец поручил заботу о детях чужим людям. Мамины родственники, которые раньше часто приходили, стали появляться реже, и скоро куда-то подевались, и никто в доме не мог членораздельно ответить, где они — любимые тети, дяди, почему их нет? Детям внушали, что кто-то уехал в отпуск, кто-то заболел, объясняли, что их еще долго не будет, потом прозвучало, что они плохие люди, очень плохие, и лучше бы их никогда не было на свете, но Света такому не верила. Однажды, услышав про тетю Соню нехорошие слова, разрыдалась, крича: «Замолчите, замолчите! Вы не знаете!» Но тетя Соня так и не появилась. Никто из прежней семьи больше не пришел. И старую обслугу, ту, что набирала мама, сменили, приставили новых воспитателей, горничных, врачей.
«Не уходите, пожалуйста!» — умоляла Света, застав в дверях преподавателя музыки, которого грубо выпроваживал Власик. Никто из прежних работников не вернулся: ни воспитатели, ни учителя, ни шофера, ни уборщицы, да и сам дом, который мамиными заботами стал любимым и желанным, бросили. Зубаловский замок захлопнул двери. Когда машина увозила оттуда детей, Света пристально смотрела на ставшие родными готические стены, смотрела до тех пор, пока автомобиль не выехал за ворота, пока не скрылся из вида поросший мхом кирпичный забор с кривой черепицей, пока знакомые высоченные сосны, часто освещенные солнышком, не потерялись в беспечной зелени одинцовского леса.
Сталинскую семью разместили в Горках-8, на его «дальней» даче. В отличие от Зубалова, она располагалась на берегу Москвы-реки, и, когда сходил с реки лед, грустная Светлана долго вглядывалась в неспешное движение вод, где всегда отражалось небо, громадностью собственной высоты обрушенное вниз, от края до края, захваченное тягучей зеркальной поверхностью.