Жена путешественника во времени - Одри Ниффенеггер

Настал вечер. Я выливаю воду из банки и мою кисть. Запираю дверь мастерской, иду через двор и захожу через заднюю дверь. Генри готовит спагетти под соусом. Он поднимает на меня глаза.

– Лучше? – спрашивает он.

– Лучше, – уверяю я его – и себя.

КЛЭР: Он лежит на постели. Кровь есть, но не очень много. Он лежит на спине, пытается дышать, крошечная грудная клетка дрожит, но еще слишком рано, он судорожно вздрагивает, и кровь вырывается из хорды в такт с дыханием. Я встаю перед кроватью на колени и поднимаю его, поднимаю его, моего крошечного мальчика, извивающегося, как только что пойманная рыба, тонущего на воздухе. Я держу его так нежно, но он не знает, что я здесь, что я держу его, он такой скользкий, кожа почти прозрачная, глаза закрыты, я судорожно думаю о дыхании рот в рот, или 911, или Генри позвонить, о, только не уходи, пока Генри не увидит! Но он не может дышать, маленькому морскому созданию нужна вода, он широко открывает рот, я вижу его насквозь, и руки пусты, он ушел, ушел.

Не знаю, сколько времени проходит. Я на коленях. Я на коленях и молюсь. Господи. Господи. Господи. Ребенок возится в утробе. Тише. Замри.

Просыпаюсь в больнице. Генри здесь. Ребенок умер.

СЕМЬ

ГЕНРИ: Я оказываюсь в нашей комнате. Ночь, но луна придает всему сюрреалистическую, однотонную четкость. В ушах шумит, как зачастую бывает, когда я в будущем. Смотрю на Клэр и себя самого. Мы спим. Как мертвые. Я сплю свернувшись, колени прижаты к груди, завернутый в одеяла, рот слегка приоткрыт. Я хочу дотронуться до себя. Хочу поднять себя, заглянуть себе в глаза. Но нельзя; я стою несколько долгих минут, пристально глядя на самого себя. Наконец тихо подхожу к кровати со стороны Клэр и встаю на колени. Ощущение такое, как будто я в настоящем. Заставляю себя забыть о другом теле в кровати, сосредоточиваюсь на Клэр.

Она шевелится, глаза открываются. Она не уверена, где мы. И я тоже не уверен.

Меня переполняет желание, жажда соединиться с Клэр насколько можно сильнее, быть здесь, сейчас. Я целую ее легко и замираю, ни о чем не думая. Она ничего не понимает со сна, подносит руку к моему лицу и просыпается совершенно, чувствуя меня. Теперь она в настоящем; проводит рукой по моей руке, гладит ее. Я осторожно снимаю с нее одеяло, чтобы не потревожить другого меня, о котором Клэр по-прежнему не подозревает. Интересно, тот, другой, я крепко спит? Решаю не выяснять. Я лежу на Клэр, полностью закрывая ее своим телом. Я хочу, чтобы она не поворачивала головы, но понимаю, что это может случиться в любую секунду. Когда я вхожу в нее, она смотрит на меня, и мне кажется, что я не существую, и еще через секунду она поворачивает голову и видит меня. Она вскрикивает, негромко, и смотрит на меня, который на ней, в ней. Потом вспоминает, принимает это, странно, конечно, но ничего особенного, и в этот момент я люблю ее больше жизни.

ГЕНРИ: Клэр была в странном настроении всю неделю. Она задумчива. Ощущение такое, как будто она слышит что-то, доступное только ей, она слышит откровения Господни, проходящие через нее, или пытается разгадать в уме код спутникового сообщения русских. Когда я спрашиваю ее об этом, она только улыбается и пожимает плечами. Это так непохоже на нее, что я пугаюсь и немедленно отступаю.

Однажды вечером возвращаюсь домой с работы и по выражению лица Клэр понимаю, что случилось что-то ужасное. У нее испуганное и умоляющее выражение. Она подходит очень близко ко мне и останавливается, не зная, что сказать. Кто-то умер, решаю я. Кто? Папа? Кимми? Филип?

– Скажи что-нибудь,– требую я.– Что случилось?

– Я беременна.

– Как это… – Только начиная говорить это, я вспоминаю, как это. — Ясно. Я помню.

Для меня эта ночь была несколько лет назад, но для Клэр – всего несколько недель. Я пришел из 1996 года, когда мы отчаянно пытались зачать ребенка, и Клэр почти еще не проснулась. Я ругаю себя за тупую неосторожность. Клэр ждет, что я скажу. Заставляю себя улыбнуться.

– Вот так сюрприз.

– Да.

Она чуть не плачет. Я обнимаю ее, и она тесно прижимается ко мне.

– Ты боишься? – шепчу я в ее волосы.

– Угу.

– Раньше ты не боялась.

– Раньше я была сумасшедшей. Теперь я знаю…

– Что это такое.

– Что это может случиться.

Мы стоим и думаем, что может случиться.

– Мы могли бы… – начинаю я неуверенно и не договариваю.

– Нет. Я не могу.

Это правда. Клэр не может. Став католиком, остаешься им навсегда.

– Может, это к лучшему. Счастливая случайность. Клэр улыбается, и я понимаю, что она хочет этого, что она действительно надеется, что семь – наше счастливое число. У меня ком к горлу подкатывает, и я отворачиваюсь.

КЛЭР: Часы на радио показывают семь сорок шесть утра, и национальное государственное радио грустно сообщает мне, что где-то разбился самолет и погибли восемьдесят шесть человек. Я абсолютно уверена, что я одна из них. Генри в постели нет. Закрываю глаза и представляю, что я в маленькой спальне в каюте посреди океана и нас бросают суровые волны. Вздыхаю и осторожно выбираюсь из кровати, иду в ванну. Через десять минут, когда меня все еще рвет, Генри просовывает голову в дверь и спрашивает, как я.

– Отлично. Лучше не бывает.

Он присаживается на край ванны. Если честно, зрители мне тут не нужны.

– Мне стоит беспокоиться? Тебя раньше никогда не рвало.

– Амит говорит, это хорошо; меня должно рвать. Что-то в моем теле признало ребенка как часть меня, а не как инородное тело. Амит давала мне таблетки, которые дают людям с искусственными органами.

– Может, мне в банк крови еще раз сходить сегодня.

У нас с Генри первая группа. Я киваю, и меня рвет. Мы жадные до крови: ему два раза делали переливание, а мне три, и в одном случае крови понадобилось очень много. Минутку я сижу, потом с трудом поднимаюсь на ноги. Генри помогает мне. Полощу рот и чищу зубы. Генри идет вниз готовить завтрак. Внезапно я понимаю, что дико хочу овсянки.

– Овсянку! – кричу я.

– Хорошо!

Начинаю расчесываться. Мое отражение в зеркале розовое и отекшее. Мне казалось, что беременные женщины должны сиять. Я не сияю. Ну и ладно. Я по-прежнему беременна, а остальное неважно.

ГЕНРИ: Мы в кабинете Амит Монтейг на ультразвуке. С одной стороны, мы с Клэр хотим, с другой стороны, боимся ультразвука. Мы отказались от аминосентеза, потому что уверены, что потеряем ребенка, если кольнем в него здоровой длинной иголкой. У Клэр восемнадцатая неделя беременности, полпути пройдено. Если бы мы могли сложить время вдвое, по Роршаху, то сгиб пришелся бы точно по центру. Мы живем замерев, боимся лишний раз выдохнуть, чтобы не выдохнуть ребенка слишком рано.

Сидим в приемной с другими беременными парами и матерями с грудными детьми и детьми постарше, которые бегают и натыкаются на все подряд. Обычно кабинет доктора Монтейг меня угнетает, потому что мы провели там слишком много времени, беспокоясь и слушая плохие новости. Но сегодня все по-другому. Сегодня все будет в порядке.

Медсестра называет нашу фамилию. Мы проходим в кабинет. Клэр раздевается, ложится на стол, ее намазывают гелем и приступают. Все смотрим на монитор: медсестра, Амит Монтейг, высокая, величественная француженка-марокканка, и мы с Клэр, держась за руки. Медленно, по кусочкам, на нем появляется изображение.

На экране – метеорологическая карта мира. Или галактики – вихрь звезд. Или ребенок.

– Bien joué, une fille[90],— говорит доктор Монтейг. – Она сосет палец. Очень миленькая. И очень большая.

Мы с Клэр выдыхаем. На экране миленькая галактика сосет палец. Пока мы смотрим, она вынимает руку изо рта.

– Она улыбается,– говорит доктор Монтейг. И мы тоже улыбаемся.

КЛЭР: Ребенок должен родиться через две недели, а мы все еще не выбрали имя для нашей малышки. На самом деле мы почти не говорили об этом; суеверно избегали этой темы, как будто, дай мы ей имя, фурии заметят ее и уничтожат. Наконец Генри приносит домой книгу – «Словарь имен».

Мы в постели. Сейчас только полдевятого вечера, а я уже вымоталась. Лежу на боку, живот как полуостров, лицом к лицу с Генри, который подпирает рукой голову. Между нами на кровати книга.

– Мысли есть? – спрашивает он, листая страницы.

– Джейн,– отвечаю я.

– Джейн? – Он кривится.

– Я называла всех своих кукол и плюшевых зверей Джейн. Всех до единого.