Жена путешественника во времени - Одри Ниффенеггер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему вы не отвечали, когда полицейский велел вам выйти на берег?
– У меня были беруши, капитан.
– Беруши?
– Чтобы вода в уши не заливалась. – Генри делает вид, что пытается найти их в карманах. – Не знаю, где они. Я всегда плаваю в берушах.
– А почему вы плавали в три часа ночи?
– Не мог заснуть.
И так далее. Генри врет без запинки, выстраивая факты, чтобы подтвердить свои слова. В конце концов, нехотя, полицейские выписывают ему штраф за купание на официально закрытом пляже. Пятьсот долларов. Когда полицейские отпускают нас, мы идем к машине, и по пути на нас набрасываются репортеры, фотографы, телекамеры. Без комментариев. Просто решил поплавать. Пожалуйста, не надо фотографировать. Щелк. Наконец мы добираемся до машины, которая по-прежнему стоит открытая на Шеридан-роуд. Я завожу двигатель и опускаю стекло. Полицейские, репортеры и пожилая пара стоят на траве, глядя друг на друга.
– Клэр.
– Генри.
– Прости.
– И ты меня.
Он смотрит на меня, дотрагивается до моей руки, лежащей на руле. Мы молча едем домой.
14 ЯНВАРЯ 2000, ПЯТНИЦА(КЛЭР 28, ГЕНРИ 36)КЛЭР: Кендрик проводит нас через лабиринт застланных коврами коридоров с звуконепроницаемыми стенами в комнату переговоров. Здесь нет окон, только голубой ковер и длинный полированный черный стол, окруженный широкими металлическими стульями. На стене доска и несколько маркеров, часы над дверью, кофейник, чашки, сливки и сахар. Мы с Кендриком садимся за стол, Генри ходит по комнате. Кендрик снимает очки и массирует пальцами крылья носа. Дверь открывается, появляется молодой испанец в хирургическом халате. Он толкает перед собой тележку, накрытую салфеткой.
– Куда поставить? – спрашивает молодой человек, и Кендрик отвечает: – Просто оставьте ее там, где стоите.
Молодой человек пожимает плечами и уходит. Кендрик подходит к двери, нажимает на кнопку, и свет в комнате тускнет. Я едва вижу Генри, стоящего у тележки. Кендрик подходит к нему и молча снимает салфетку.
От клетки пахнет кедром. Я встаю и смотрю в нее. Ничего не вижу, кроме картонки от рулона туалетной бумаги, мисочек с едой, с водой, колеса для бега, мягких кедровых ошметков. Кендрик открывает клетку, просовывает руку и достает что-то маленькое и белое. Мы с Генри подходим поближе, глядя на крошечную мышь, которая сидит на ладони Кендрика и моргает. Кендрик берет крошечную ручку-фонарик из кармана, включает его и резко направляет на мышь. Мышь цепенеет и исчезает.
– Ух ты,– говорю я.
Кендрик кладет салфетку обратно и включает свет.
– Статья появится в следующем выпуске «Нейчур», – улыбаясь, говорит он. – Это главная статья.
– Поздравляю, – говорит Генри и смотрит на часы. – На сколько они обычно исчезают? И куда деваются?
Кендрик указывает на кофейник, и мы оба киваем.
– Обычно их нет около десяти минут, – говорит он, наливая тем временем три чашки кофе и передавая нам. – Они появляются в лаборатории в подвале, где родились. Кажется, они там не могут задержаться дольше нескольких минут.
– Чем старше станут, тем на большее время будут исчезать,– кивает Генри.
– Да, пока что вы правы.
– Как вы это сделали? – спрашиваю я Кендрика. До сих пор не могу поверить, что он это действительно сделал.
Кендрик дует на кофе и делает глоток. Кривится: кофе слишком горький. Я добавляю в свою чашку сахар.
– Ну, – говорит он, – во многом помогло то, что у Селера был полный геном мыши. Это показало, где искать четыре нужных нам гена. Но мы бы и без этого справились. Мы начали клонировать ваши гены и потом использовали энзим, чтобы убрать поврежденные клетки ДНК. Затем взяли эти клетки и внедрили их в эмбрион мыши на стадии развития четвертой клетки. Это было просто.
– Ну конечно, – поднимает брови Генри. – Мы с Клэр постоянно делаем это на кухне. А что было сложно?
Он садится на стол и ставит кофе рядом с собой. Я слышу, как пищит в клетке колесо для бега. Кендрик бросает на меня взгляд:
– Сложность заключалась в матке, в матери-мыши, в том, чтобы она выносила детей. Они постоянно умирали, от кровотечения.
– Матери умирали? – волнуется Генри. Кендрик кивает.
– Матери умирали, и дети тоже. Мы не могли выяснить почему, поэтому начали наблюдать за ними постоянно. И увидели, в чем дело. Эмбрионы перемещались из матки матери, потом появлялись там снова, начиналось кровотечение, и в результате матери гибли. Или просто выкидывали эмбрионы на десятый день. Это было ужасно.
Мы с Генри обмениваемся взглядами и отводим глаза.
– Мы понимаем.
– Да-а, – говорит он.– Но проблема решена.
– Как? – спрашивает Генри.
– Мы решили, что это может быть реакцией иммунной системы. Что-то было в этих эмбриональных мышах, настолько чуждое иммунной системе матери, что она пыталась бороться с ними, как с потенциальным вирусом, что ли. Поэтому мы ослабили иммунную систему матери, и все получилось как по волшебству.
У меня кровь в ушах стучит. Как по волшебству. Кендрик внезапно наклоняется и хватает что-то на полу.
– Поймал, – говорит он, показывая мышь в кулаке.
– Браво! – восклицает Генри. – И что дальше?
– Генная терапия, – отвечает Кендрик. – Лекарства. – Он пожимает плечами. – Хотя мы и можем сделать это, мы не понимаем, почему это происходит. Или как это происходит. Поэтому пытаемся понять.
Он отдает мышь Генри. Тот подставляет ладони и с интересом рассматривает ее.
– На ней краска, – замечает он.
– Только так мы их можем отследить, – отвечает Кендрик. – Они доводят лаборантов до истерики, потому что постоянно исчезают.
Генри смеется.
– По Дарвину это даже преимущество,– говорит он. – Мы исчезаем.
Он гладит мышь, и она какает ему на ладонь.
– Никакой сопротивляемости стрессу,– объясняет Кендрик, сажая мышь обратно в клетку, где она зарывается в туалетную бумагу.
Как только мы приходим домой, я звоню доктору Монтейг и рассказываю об иммунодепрессантах и внутреннем кровотечении. Она внимательно слушает и говорит, чтобы я пришла через неделю, а пока она кое-что проверит. Кладу трубку, Генри нервно смотрит на меня из-за «Таймс».
– Стоит попробовать, – говорю я.
– Столько мышей умерло, прежде чем они поняли почему, – замечает Генри.
– Но получилось ведь! Кендрик выполнил свою задачу!
– Да, – отвечает Генри и возвращается к чтению.
Я открываю рот, но передумываю и иду в мастерскую, слишком взволнованная, чтобы спорить. Получилось как по волшебству. Как по волшебству.
ПЯТЬ
11 МАЯ 2000 ГОДА, ЧЕТВЕРГ(ГЕНРИ 39, КЛЭР 28)ГЕНРИ: Я иду по Кларк-стрит в конце весны 2000 года. Ничего особенного, обычный милый вечер в Андерсонвилле, все продвинутые подростки сидят за маленькими столиками, пьют модный холодный кофе у «Копс», или сидят за столиками побольше и едят кускус в «Резе», или просто прогуливаются, не обращая внимания на шведские магазины сувениров и восхищаясь своими собаками. Я должен быть на работе, в 2002 году, но, увы. Мэтт прикроет меня на лекции-демонстрации, наверное. Напоминаю себе: не забыть потом поставить ему обед.
Прогуливаясь таким образом, я внезапно вижу Клэр на другой стороне улицы. Она стоит у витрины «Джорджа», магазина классической одежды, глядя на детские вещи. Даже ее спина выражает желание, даже плечи вздыхают и страдают. Я наблюдаю, как она прижимается лбом к окну и стоит там, печальная. Перехожу через дорогу, напугав грузовик «Единой посылочной службы» и «вольво», встаю за ней. Клэр поднимает глаза, удивленная, и видит мое отражение в витрине.
– О, это ты,– говорит она и поворачивается. – Я думала, ты с Гомесом в кино.
Клэр выглядит взъерошенной, немного виноватой, как будто я поймал ее на каком-то преступлении.
– Может быть. На самом деле я должен быть на работе. В две тысячи втором.
Клэр улыбается. Она выглядит усталой, я прокручиваю в голове даты и понимаю, что три недели назад случился наш пятый выкидыш. Я замираю, потом обнимаю ее, и, к моему облегчению, она прижимается ко мне, кладет голову на плечо.
– Как ты?
– Ужасно, – тихо отвечает она. – Так устала. Я помню. Она несколько недель пролежала в постели.
– Генри, я сдаюсь. – Она смотрит на меня, пытаясь понять реакцию по моему лицу, взвешивает свое намерение против моего знания.– Я сдаюсь. Этого никогда не произойдет.
Что останавливает меня, не давая сказать ей то, что ей нужно? Я не вижу ни малейшей причины, почему бы не сказать. Я перебираю в памяти все, что может помешать мне сказать Клэр правду. Но на ум приходит только ее уверенность, которую я сейчас дам ей.
– Подожди, Клэр.
– Что?
– Подожди. В моем настоящем у нас есть ребенок.
Клэр закрывает глаза и шепчет:
– Спасибо.
Не знаю, говорит ли она это мне или Богу. Это неважно.