Жена путешественника во времени - Одри Ниффенеггер

– Не смотри, – просит Гомес. – Они все не настоящие.

Мы тестируем одну из виртуальных игр Клариссы. Она называется «Родительство».

– Гомес? – Голос Клариссы разносится из спальни.– Это Клэр и Генри?

Мы все идем по коридору в спальню. Я по пути бросаю взгляд на кухню. У раковины стоит женщина средних лет и моет посуду.

Кларисса лежит в кровати с ребенком на руках. Ребенок спит. Это худенькая девочка с черными волосами, и она похожа на ацтека. Макс и Джо светловолосые.

Кларисса выглядит ужасно (на мой взгляд. Клэр позднее утверждала, что выглядит она «прекрасно»). Она прибавила в весе и кажется измотанной и больной. Ей делали кесарево. Я сажусь на стул. Клэр и Гомес устраиваются на кровати. Макс забирается к маме и ныряет ей под руку. Он смотрит на меня и засовывает большой палец в рот. Джо сидит на коленях Гомеса.

– Она прекрасна, – говорит Клэр. Кларисса улыбается.– И ты выглядишь превосходно.

– Чувствую я себя ужасно, – отвечает Кларисса. – Но теперь все. У нас есть дочка.

Она поглаживает личико дочери, Роза зевает и поднимает крошечную ручонку. Глаза у нее похожи на черные щелочки.

– Роза Евангелина, – воркует Клэр. – Такая прелесть.

– Гомес хотел назвать ее Среда, но я настояла на своем.

– Ну, в любом случае родилась она в четверг, – объясняет Гомес.

– Хочешь подержать?

Клэр кивает, и Кларисса осторожно передает дочь на руки Клэр.

Увидев Клэр с ребенком на руках, я отчетливо вспоминаю наши выкидыши, и меня начинает тошнить.

Надеюсь, я никуда сейчас не исчезну. Я прихожу в себя и остро осознаю то, что происходит: мы теряем детей. Где они, эти потерянные дети, ходят, бродят как неприкаянные?

– Генри, хочешь подержать Розу? – спрашивает Клэр.

Я в панике.

– Нет,– слишком поспешно отвечаю я.– Я совсем холодный.

Встаю и выхожу из спальни, через кухню, к задней двери. Останавливаюсь на заднем дворе. Моросит. Глубоко дышу.

Открывается дверь. Появляется Гомес и становится рядом.

– Ты в порядке?

– Кажется, да. У меня там клаустрофобия.

– Да. Понимаю, о чем ты.

Мы молчим несколько минут. Я пытаюсь вспомнить, как держал меня отец, когда я был маленький. Помню, что мы с ним играли, бегали, смеялись, я катался у него на спине. Я понимаю, что Гомес смотрит на меня, а у меня по щекам текут слезы. Вытираю их рукавом. Кто-то должен что-то сказать.

– Не обращай внимания, – говорю я. Гомес делает неловкий жест.

– Я сейчас, – говорит он и исчезает в доме.

Мне кажется, что он не вернется, но он снова появляется с зажженной сигаретой в руке. Я сажусь на хилый стол для пикников, сырой от дождя и засыпанный еловыми иголками. Здесь холодно.

– Вы еще пытаетесь завести ребенка?

Вопрос меня поражает, но тут я понимаю, что Клэр, возможно, и делится с Клариссой всем, но, может быть, Кларисса ничего не говорит Гомесу.

– Да.

– Клэр по-прежнему расстроена… насчет выкидыша?

– Выкидышей. Множественное число. Было уже три.

– Потеря одного ребенка, мистер Детамбль, может рассматриваться как неудача; но потеря трех – это просто безрассудство.

– Ничего смешного, Гомес.

– Прости.– Гомес выглядит пристыженным.

Я не хочу говорить об этом. Не знаю, какими словами описать это и почти не могу говорить об этом с Клэр, с Кендриком и другими врачами, которым мы выложили нашу грустную историю.

– Прости,– повторяет Гомес.

– Пойдем внутрь.– Я встаю.

– А, мы им не нужны, они хотят поговорить о своем, о девичьем.

– Хм. Тогда ладно. Как насчет «Чикаго Капс»? – снова сажусь я.

– Заткнись.

Ни он, ни я не следим за бейсболом. Гомес ходит взад-вперед. Мне бы хотелось, чтобы он остановился или, еще лучше, ушел в дом.

– Итак, в чем проблема? – спрашивает он небрежно.

– С чем? С «Чикаго Капс»? Я бы сказал, места не хватает.

– Нет, милый Книжный Мальчик, не с «Капс». Почему у вас с Клэр нет детей?

– Это не твое дело, Гомес.

Он продолжает равнодушно ходить.

– Они хоть знают, в чем проблема?

– Отвали, Гомес.

– Ай-ай-ай. Что за слово. Я знаю одного великолепного врача…

– Гомес…

– Который специализируется на эмбриональных хромосомных расстройствах.

– Откуда, черт возьми, ты…

– Свидетель-эксперт.

– А-а.

– Ее зовут Амит Монтейг, – продолжает он. – Она гений. Ее показывали по телевидению, она завоевала все награды. И присяжные ее обожают.

– А, ну конечно. Если уж присяжные ее обожают… – саркастически начинаю я.

– Просто сходи к ней и поговори. Господи, я пытаюсь помочь.

– Хорошо,– вздыхаю я.– Спасибо.

– Это в смысле «Спасибо, мы прямо сейчас побежим и сделаем, как ты говоришь, дорогой товарищ» или «Спасибо, а теперь пошел вон»?

Я встаю, отряхивая сырые еловые иголки со штанов.

– Пойдем в дом, – говорю я, и мы идем.

ЧЕТЫРЕ

ГЕНРИ: Мы лежим в постели. Клэр свернулась, лежа на боку спиной ко мне, и я пристроился за ней. Около двух ночи, и мы только что выключили свет после долгого и бессмысленного разговора о наших репродуктивных неудачах. Теперь я лежу, прижавшись к Клэр, обхватив рукой ее грудь, и пытаюсь понять, вместе ли мы здесь, или я отстал.

– Клэр,– тихо говорю я в ее шею.

– М-м?

– Давай усыновим.

Я думал об этом неделями, месяцами. Кажется, это великолепный обходной маневр: у нас будет ребенок. Он будет здоровым. Клэр будет в порядке. Мы будем счастливы. Это очевидный ответ.

– Но это будет обманом, – говорит Клэр. – Это будет притворством.

Она садится, поворачивается ко мне, и я делаю то же самое.

– Это будет настоящий ребенок, и он будет наш. Какое в этом притворство?

– Я устала притворяться. Мы постоянно притворяемся. Я хочу сделать это по-настоящему.

– Мы не притворяемся. О чем ты говоришь?

– Мы притворяемся нормальными людьми, с нормальной жизнью! Я притворяюсь, что все в порядке, когда ты вдруг исчезаешь бог знает куда. Ты притворяешься, что все в порядке, даже когда тебя чуть не убивают, и Кендрик не знает, какого черта с тобой делать! Я притворяюсь, что мне все равно, что наши дети умирают… – Она рыдает, согнувшись пополам, лицо закрыто волосами, занавесь из шелка, скрывающая ее лицо.

Я устал от слез. Я устал видеть плачущую Клэр. Я беспомощен перед ее слезами, и я никак не могу исправить эту ситуацию.

– Клэр… – Я протягиваю руку, чтобы дотронуться до нее, успокоить ее и себя, но она отталкивает меня.

Я встаю и хватаю одежду. Одеваюсь в ванной. Беру ключи из сумочки Клэр и обуваюсь. Клэр появляется в коридоре.

– Куда ты собрался?

– Не знаю.

– Генри…

Открываю дверь и захлопываю ее за собой. Как хорошо быть на улице. Не могу вспомнить, где стоит машина. Потом вижу ее на другой стороне. Подхожу и сажусь в нее.

Сначала решаю лечь спать в машине, но, оказавшись внутри, решаю куда-нибудь поехать. Пляж, я поеду на пляж. Понимаю, что идея ужасна. Я устал, я расстроен, и это просто самоубийство – садиться за руль… но мне хочется проехаться. Улицы пустые. Завожу машину. Начинает реветь двигатель. Несколько минут мне нужно, чтобы выехать со стоянки. Вижу в окне первого этажа лицо Клэр. Пусть беспокоится. Впервые мне наплевать.

Еду по Эйнсли на Линкольн, сворачиваю на Уэстерн и еду на север. Давненько я не был один посреди ночи в настоящем и не помню, когда в последний раз вел машину, не имея в этом ни малейшей надобности. Это здорово. Проезжаю мимо кладбища Роузхил и вниз по коридору из машин местных представительств. Включаю радио, нахожу любимую станцию; здесь играют Колтрейна, поэтому я делаю погромче и опускаю стекло. Шум, ветер, мелькающие красные сигналы светофора и фонари успокаивают меня, чувства уходят, и через какое-то время я забываю, почему я тут оказался. На границе Эванстона я выезжаю на Ридж, потом на Демпстер, к озеру. Паркуюсь около лагуны, оставляю ключи в зажигании, выхожу и иду прямо. Прохладно и очень тихо. Иду на причал и гляжу вниз, на берег Чикаго, мелькающий под оранжевым и пурпурным небом.

Я так устал. Я устал думать о смерти. Я устал от секса, который стал средством. Я боюсь того, чем это может кончиться. Я не знаю, сколько еще я могу терпеть этот напор со стороны Клэр.

Что это такое, эти плоды, эти эмбрионы, наборы клеток, которые мы производим и теряем? Что в них такого важного, чтобы рисковать ради них жизнью Клэр, погружать каждый наш день в отчаяние? Природа велит нам сдаться. Природа говорит: Генри, ты измученный организм, и мы не хотим больше таких, как ты. И я уже готов уступить.

Я никогда не видел себя в будущем с ребенком. Хотя я проводил довольно много времени с самим собой в детстве и много времени – с маленькой Клэр, мне не кажется, что без собственного ребенка моя жизнь будет неполной. Другой я, из будущего, никогда не убеждал меня так уж стараться. На самом деле, несколько недель назад я натолкнулся на самого себя в хранилище Ньюберри, на себя из 2004-го, и спросил: «У нас будет ребенок?» Другой я только улыбнулся и пожал плечами: «Тебе нужно это пройти, прости», – ответил он чопорно и сочувствующе. «Боже, просто скажи мне», – крикнул я изо всех сил, он поднял руку и исчез. «Сволочь»,– громко сказал я; Изабель просунула голову в дверь и спросила, почему я так кричу в хранилище и понимаю ли я, что меня прекрасно слышно в читальном зале.