Рассказы и повести - Анатолий Безуглов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы помните, который был час? – спросил Кашелев.
– Да почти что двенадцать.
– Хорошо, продолжайте, пожалуйста.
– Ну, вскорости возвернулась Валентина с врачихой… Врачиха то же самое Маре делала, что и я. Еще укол впрыснула. Да, видать, запоздали. Вот если бы Николай Петрович сразу ее снял – другое дело.
– Как вы думаете, Ольга Тимофеевна, почему Маргарита руки на себя наложила?
– Я уж и сама думаю, чего ей не жилось? – сердито произнесла старушка.
– Много горя перенесла?
– А кто его не хлебнул, а? Вон, сестра моя двоюродная в Белоруссии… Фашисты на ее глазах всю семью спалили – мать, отца, сестер и братьев. Так что, тоже, выходит, надо было руки на себя накладывать? Выросла она, замуж вышла, детей нарожала. Жизнь есть жизнь.– Гаврилкина о чем-то задумалась, глядя в окно.– Странное дело, однако… В войну столько бед, столько несчастья перенесли, и никто на нервы не жаловался. Нынче же мирное время, а у людей нервы почему-то никудышные.
– Мара жаловалась?
– Об ней и речь… Совсем ить молодая, а туда же: жить не хочу.
– Вы сами слышали, как она говорила это? – спросил Кашелев.
– Все знают об этом. Даже веревку у нее уже один раз отымали.
– Кто?
– Свекор, Николай Петрович.– Ольга Тимофеевна махнула рукой.– Не подумала о том, что гореть ей теперь в геенне огненной.
– Какие отношения были у Маргариты с мужем, с его родителями?
– Жорка на нее надышаться не мог. Каждую копейку в дом. Шесть лет прожили, а он обхаживал Мару, как невесту А что в этом хорошего? Любовь, оно, конечно, не плохо, но мужик должен вовремя приструнить жену, заставить почитать родителей. Ведь Валентина добрая. А уж как своего Георгия любит – до беспамятства. Все для него сделает. Нету у Жоры с Марой денег – нате. А Мара? Свою гордыню, вишь ли, показывала! У свекрови не возьмет ни за что! Лучше у соседей одолжится. Разве это по-людски?– Гаврилкина перекрестилась.– Прости, господи, что я так о покойнице… Но правда есть правда.
– Ссорились часто?
– Часто или нет, не знаю. Но все – Маргарита. Несдержанная больно была. Ведь сегодня, сами знаете, какая молодежь пошла.
Кашелев расспросил Ольгу Тимофеевну о детях Мары и Георгия. Та повторила уже слышанное следователем. О первом, мертворожденной девочке, и втором, погибшем от несчастного случая. Даже это горе Маргариты не вызывало у Гаврилкиной сочувствия к ней: старуха не могла простить грех самоубийства.
Кашелев заглянул к Велемировым буквально на минутку. Предупредил: как только появится их сын, Георгий, чтобы тут же позвонил в прокуратуру.
Затем Лев Александрович зашел в поликлинику. Ни участкового врача, ни невропатолога, у кого лечилась Маргарита, он не застал: они работали в первую половину дня.
Кашелев поехал в центр, надеясь застать в граверной мастерской Георгия Велемирова. Попал в мастерскую минут через десять после ухода Георгия с работы. Там знали, что Георгий едет к приятелю в Малаховку. Кашелеву также сообщили, что Георгий взял два дня отгула – накопились за сверхурочную работу. Адрес Аркадия никому из сослуживцев известен не был. Следователь на всякий случай попросил заведующего мастерской: если Велемиров позвонит или приедет, то чтобы сразу связался с ним, Кашелевым.
На город опустились ранние зимние сумерки. Еще больше похолодало. Кашелев зашел в крохотную закусочную. Съел два бутерброда с остывшим чаем и поехал в прокуратуру, на Дмитровское шоссе, почти на самую окраину Москвы. Но он не замечал ни тесноты в автобусе, ни дальности расстояния. Размышлял, сопоставляя факты, анализировал свои впечатления.
На задней площадке несколько девчат обсуждали вслух только что вышедшую на экраны кинокомедию «Запасной игрок». Хвалили Кадочникова, Бернеса. Но особенно, видимо, понравился им Вицин – новая восходящая звезда.
Как далек от всего этого был Кашелев. Его мучила одна мысль – мотив, по которому молодая женщина покончила с собой. Он пока не мог дать ответ на этот вопрос.
И не только себе. Но и прокурору Жилину, который попросил его доложить о происшествии на Соболевском проезде. У прокурора было правило: не подменяя следователя, знать о деле все; только тогда, по его убеждению, прокурор может эффективно осуществлять надзор за законностью следствия. Это, во-первых, а во-вторых, только при этом условии он сможет вовремя помочь следователю, поправить, подсказать, особенно молодому следователю.
– Ваше мнение о мотивах?– спросил Сергей Филиппович, когда Кашелев кончил докладывать.
– Родные утверждают, что у Маргариты Велемировой было плохо с нервами. Соседка сказала то же самое. Если принять во внимание, что и раньше предпринимались попытки самоубийства…
– Хотите сказать, депрессия?– заключил прокурор.
– Пока другой версии нет.
– Да, конечно,– задумчиво произнес Жилин.– И судмедэкспертиза тоже еще не сказала своего слова… Что думаете о свекрови и ее муже?
– Велемиров произвел на меня странное впечатление. То ли больной, то ли характер у него такой…
– Какой же?
– В общем, как говорят, пришибленный. Жена – полная противоположность. Крепкая, рассудительная. По-моему, властная женщина. Голову, во всяком случае, не теряет.
– Хорошо,– кивнул прокурор, поднимаясь и пряча в сейф бумаги. Он был высокий, худощавый. Рядом с ним коренастый Кашелев казался еще ниже.– Не будем торопить события… Не забыли про свой доклад, Лев Александрович?
– Не забыл, разумеется,– ответил следователь.
Ему предстояло сегодня выступить на фабрике на вечере, посвященном Дню Советской Конституции.
На следующий день, третьего, у Кашелева с утра было много неотложных дел. Так что в поликлинику, к которой была прикреплена Маргарита Велемирова, следователь поехал в четвертом часу.
Сначала он встретился с участковым терапевтом. Врач сказала, что действительно советовала Велемировой проконсультироваться у невропатолога.
– Почему?– спросил Кашелев.
– Мне не понравилось ее состояние. Взвинченная. Ну и рефлексы… Я сочла своим долгом направить ее к специалисту.
Специалист-невропатолог, с которым следователь встретился немного позже, сказал, что у Маргариты Велемировой была расшатана нервная система. Он даже советовал ей лечь в больницу, но Велемирова отказалась. Врач выписал ей успокаивающие средства. Последний раз она была на приеме у невропатолога больше месяца назад.
Из поликлиники Кашелев отправился к Велемировым. Дома была только Валентина Сергеевна. Георгий так и не появился.
– Адрес его приятеля у вас есть? – спросил следователь.
– Сроду не знала. Жора говорил: поеду в Малаховку. И все… Да вы не беспокойтесь, я ваш наказ помню. Как только Жора приедет, сразу позвонит вам.– Валентина Сергеевна приложила к глазам платочек.– Прислушиваюсь к каждому звуку. Все жду: вот хлопнет дверь, войдет сын… Как я ему сообщу?
«Да, его ждет страшное известие,– думал следователь по дороге в прокуратуру.– Ужасно терять самого близкого тебе человека. И смерть-то какая – самоубийство. Всю жизнь будет укором».
Кашелев просидел на работе допоздна, однако Георгий Велемиров так и не позвонил. Не было от него звонка и на следующее утро, четвертого декабря. А в двенадцатом часу поступило заключение судебно-медицинской экспертизы.
Кашелев внимательно прочитал его. Вскрытие показало, что причиной смерти Маргариты Велемировой была асфикция, то есть удушение. На шее умершей имелись две странгуляционные борозды. Одна из них прижизненная, вторая – посмертная.
Других повреждений органов, могущих привести к смерти, не обнаружено. На лице и руках Велемировой имелись прижизненные ссадины и царапины.
Кашелев подчеркнул это место.
Заключение было подписано ассистентом кафедры судебной медицины 2-го Московского медицинского института кандидатом медицинских наук Ю. В. Максимишиной.
Следователь еще не успел обдумать прочитанное, как раздался телефонный звонок.
Звонили как раз с той кафедры, спрашивали, получил ли Кашелев заключение и можно ли выдать родственникам Велемировой тело для захоронения.
– А кто просит, муж? – поинтересовался Кашелев.
– Нет, мать. Говорит, уже могила на кладбище готова…
Следователь заколебался, но, вспомнив данное им обещание Валентине Сергеевне, сказал:
– Пусть хоронят.
Он положил трубку и еще раз прочитал заключение. Затем пошел к прокурору.
Жилин ознакомился с заключением, потеребил свои седые волосы.
– Вы что, когда осматривали труп, не заметили этих ссадин и царапин? – спросил он.
– Заметил. Это отражено в протоколе осмотра, в предварительном судебно-медицинском заключении. Я же вам говорил: у Маргариты есть кошка. Мурка. Свекровь рассказала, что она почти дикая, страшно царапается.