Мыс Доброй Надежды - Елена Семеновна Василевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ответ этой женщине написал комиссар нашего эвакогоспиталя.
1966
ПИСАРЬ СТРОЕВОЙ ЧАСТИ
В кармане у Ганьки хлебная карточка и письмо от брата. Хлебная карточка — она будет кормить Ганьку еще только два дня — словно огнем прожигает бок:
«Ищи, девчонка, ищи быстрей какой-нибудь выход».
А письмо брата велит:
«Поезжай в Туймазы, к Лизе. У нее есть работа. У нее аттестат. К тому же и в огороде кое-что посажено. Сумеете прожить там».
С хлебной карточкой Ганька не спорит: нужно что-то предпринимать — и не откладывая… А вот о том, что пишет ей брат, и слышать не желает. И работа, и скудный аттестат, и огород — все это для Лизы, для его жены. Да еще ребенок с ней. А она, Ганька, при чем здесь? Приехать и сесть на шею? После того, как они блокаду в Ленинграде пережили? Ни за что!
Погруженная в эти свои мысли, — а они, как в зеркале, отражались на ее лице, — Ганька идет по улице. Еще совсем недавно улица эта казалась ей такой приветливой, дружелюбной. Каждый раз куда-то звал ее и неугомонный, непоседливый ручеек, забегавший сюда по дороге с ближних гор и сразу же что есть силы мчавшийся дальше, за село.
— Где только ты швэндаешься, шатаешься целый день? Больше часа жди ее!
Боже ты мой, сто лет, наверное, не слыхала она этого родного «швэндаешься»… Ганьке кажется, что здесь, в Татарии, так далеко от дома, она даже забыла, как оно звучит, это слово.
А Наташа Сакович не забыла. Красивая, самоуверенная, с гордо поднятой головой, она стоит на высоком крыльце и возмущенно требует у Ганьки ответа, где все-таки она столько времени швэндалась…
— Нигде, — только и может выдавить Ганька.
— «Нигде, нигде»… — передразнивает Наташа. — Так тебя и будут ждать в штабе, такую персону важную!
Ганька и сама знает, что не будут. Знает, что не обязаны ждать. И правда — «персона».
— Я боюсь, — неожиданно вырывается у нее.
— Боже! Впервые в жизни встречаю такую дурищу! — всплескивает руками Наташа. И по лицу ее видно, что она действительно впервые в жизни встречает такую вот, как Ганька…
— Я… не могу. — У Ганьки хватает смелости подняться только на первую ступеньку крыльца.
— Ну, тогда клади зубы на полку.
Ганька молчит.
— А мне, собственно, что за дело? Не хочешь — не надо. Только имей в виду, больше просить за тебя и бегать за тобой я не стану, — пренебрежительно бросает Наташа, достает из сумки зеркальце и внимательно рассматривает себя.
Как и всегда, когда она видит Наташу, Ганька и сейчас не может отвести глаз от нее. Такой девчонки, как Наташа, нет ни среди здешних девчат, ни среди эвакуированных. Будто и войны никакой, будто дома она у себя, будто парным молоком умывается — так светло и розово ее лицо. На полных алых губах всегда усмешка, которую сразу и не разгадать. Светлой алюминиевой расческой Наташа взбивает и без того пушистые, тонкие, как шелк, золотистые волосы, подкрашивает губы. Потом вытягивает вперед руку с зеркальцем, любуется собой издали.
— Я пошла. — И Наташа кладет обратно все в сумку. — У меня дело, — сухо говорит она и делает шаг, чтобы спуститься с крыльца.
Ганька понимает, что, как только она это сделает, уйдет куда-то, где у нее «дела», — все пропало. Все, чего Наташа старалась добиться для нее, дуры.
— Погоди. — Отчаявшись, Ганька взбегает на крыльцо. — Я не буду…
— Чего не будешь? — почти не глядя на нее, спрашивает Наташа.
— Бояться…
— А чего, бойся, — Наташа презрительно кривит губы.
— Я пойду…
Но Наташе хочется продемонстрировать свою полную власть над Ганькой.
— Не ходи. Мне это не требуется.
— Я пойду, — повторяет Ганька, еле сдерживаясь, чтоб не зареветь.
— Ну вот, поплачь теперь! И на черта я связалась с тобой, с такой плаксой! В самом деле, что тебе там делать? Начальник штаба просил, чтобы я посоветовала. — Эти слова — «начальник штаба просил» — Наташа произносит так значительно, что Ганьке опять становится страшно, но уже по-иному: как же теперь этот начальник обойдется без них с Наташей, ведь она же действительно рекомендовала ему Ганьку.
— Я не буду! — решительно вытирает глаза Ганька. — Это я так. Посмотришь.
Наташа не успевает высказать свое отношение к этому Ганькиному безволию, как вдруг отворяется дверь и на пороге возникает молодой лейтенант.
Все на нем сверкает, начиная от новенькой, скрипучей портупеи. Фасонистые сапоги из зеленого брезента, фуражка с красным околышем и узкая черная полоска усов.
— Наташа?! — удивленно и обрадованно восклицает лейтенант и, как давний знакомый, протягивает девушке руку. — Что вы делаете тут, у нас?
— Добрый день, Володечка! — Наташа охотно пожимает руку лейтенанту. — Я у вас столько времени уже тружусь, а вы и не знаете. — В голосе Наташи капризные нотки, а глаза, — что в них, сразу и не поймешь, — глядят на лейтенанта ласково.
— Простите, я ведь только из командировки… — пытается оправдаться тот, но Наташа перебивает его.
— Ну да! — прикидывается она обиженной. — Ну да!
— Честное слово! — клянется лейтенант.
— Ну ладно, так и быть, прощаю. Я не злопамятная, — милостиво соглашается Наташа.
Лейтенант задерживает ее руку в своей.
— Познакомьтесь, Володечка, с моей самой лучшей подругой и землячкой. Тоже из Белоруссии. Мы с начальником штаба договорились, что она будет работать у нас. Очень, очень способная. Только стесняется идти к нему, так вы, Володечка, пожалуйста, проводите ее и сами скажите все. Очень вас прошу, очень…
Наташа тараторит, смеется, а завороженный лейтенант не отрывает от нее глаз и все глубже и глубже погружается в их пучину.
— Для вас, Наташа… — как воск, плавится он, совсем, видно, не вникая в суть ее слов.
— Вот и отлично! Чудно! Вечером встретимся на танцах в офицерском клубе. А сейчас я бегу. Дел не оберешься. Смотрите же, помогите моей подруге. Она такая у меня замечательная, такая замечательная! — В голосе Наташи полный восторг перед Ганькой, и та на какую-то минуту просто немеет: еще пять минут назад Наташа готова была уничтожить ее своим презрением…
Наташа легонько освобождает руку, еще раз одаривает лейтенанта улыбкой и быстро сбегает с крыльца. Ганька остается на крыльце вдвоем с ним.
— Ну что ж, познакомимся. Вяткин, сын собственных родителей. — Он вскидывает глаза на Ганьку.
Так же, как и с Наташей, он очень приветлив,
