Под музыку Вивальди - Александр Величанский

Магдалина

Магдалина, не ломайстоль умелых рук —заповедный древний райявится вокруг —без усилия извнеты войдешь тудановой Евой, ибо неведала стыда.

Все нормально

Вечерний город лиловеет. Веет нефтью от реки.Речной трамвай: на нем цветные, как цветы, провинциалы.Прозрачный диск луны провис, и сквозь него видны денькиоставшегося лета… Вот и отпуск отгуляла.

И снова площади всё той же лиловеющей Москвы.Прибитой пылью пахнет следом за машиной поливальной.А от меня еще соленым пышет воздухом морским,загаром и травою горной… Словом всё нормально.

Ева (2)

Яблоки дорогинынче, Адам:очередь в городе,цены на рынке.И надоело:один джонатан…Бедная Ева:в лице – ни змеинки.

Голосок

По квартире бьет звонок.Не тебя ль опять, сынок?

Этак вот – двенадцать дён,уж не менее. Трезвон —

даже ночью и чуть свет,а тебя всё нет да нет.

Ишь висит на проводу.Ну, давай уж, подойду.

Нет его. Не приходил.Голосок уж больно хил.

Молитва Рахили

М.Х.?

…Я их украла ненароком, Иегова,Бог плодородья, Бог мужа моего,его отца и деда – ей Богу,руки сами брали, не ведая того.

Сам посуди, ты ведь Бог мне лишь по мужу —Бог Авраама и Исаака страх —сам посуди – кругом нагая сушь, игде-то вдали лишь горы или враг.

Как же не красть мне идолов домашних —кров нужен сыну – не зря ж Ты даровалсилу моей измучившейся пашне —сам посуди: Иосиф слишком мал.

Бог Авраама, пощади, коль виновата.Тяжкий удел Ты дал своей рабе.Семь лет объятий не родных и вороватыхв жесткой и редкой пастушеской траве.

О, Иегова, мне в идолах нет нужды —они папаше в обмане помогли.Как не узнал мой муж объятий чуждых? —это они своей наслали мглы.

Это они сестре моей подслепойчрево отверзли – на зависть и на злорабе Твоей – шесть раз. Лишь напоследок,о, Иегова, мне тоже повезло.

О, Иегова, попомни мое горе:в страхе, что сам он Лию предпочтет,ночь продала я за ветку мандрагоры —как я топтала в пыли ту ветвь… И вот,

о, Иегова, Ты снял с меня позор мой,дал моей жажде живительный глоток —среди травы бессовестной и сорнойвозрос блаженный, возлюбленный цветок.

Муж мой украл у брата первородство,сердце Лавана, как сказано, украл —Ты помогал, Ты от мужа не отрекся…Не прогневись – Иосиф слишком мал.

Бог Авраама, ведь двадцать лет держалиидолы эти Иакова в плену.Звала бежать я его, но не бежал он,брата страшась в отеческом дому.

Бог Авраама, не век же жить средь страха! —мир Твой для страха, а не для нас велик.Встретив меня, заплакал мой Иаков,камень огромный от сердца отвалив.

Ото всего, что дашь нам, десятинубудем исправно платить Тебе, о, Бог…Двадцать лет гонял отцовскую скотинумуж и воздать путем Тебе не мог.

Плодил детей с сестрой моей толстухой,с моей рабыней, потом с ее рабой…Сам был лишь раб отцовский, лишь пастух иробко боролся с ниспосланной судьбой.

Неужто сыну наследовать лишь рабство,о, Иегова! Но страх перед отцомвозобладал над страхом перед братцем…Идолы эти повинные во всем,

чуть не лишили нас всего именья —овец и коз, верблюдов и коров,волов, рабынь, рабов… Но Ты пометилнаших овец… И под родимый кров

мужа направил отчим ужасом не Ты ли?Я не украла, я лишь пленила их,чтобы они нас снова не пленили.Бог Авраама, наверно Ты простишь

своей рабе ребяческую хитрость.Муж мой Лавану разгневанному рек,в страхе своем он рек ему: «Убит пустьбудет укравший». Но настигавший рок

Ты отвратил от рабы раба Господняи посрамил истуканов – под седломи подо мной… Ты Свой завет исполнил —скоро Ты дашь нам обетованный дом.

Ты с господином моим в ночи боролсяи пощадил Иакова, хоть Тынаверняка сильней и выше ростом…Не замечаю я этой хромоты.

Я их украла невзначай, о, Иегова!Бог Авраама, приближается Исав…Ты от отца нас спас, спаси нас снова,крепким щитом надежде нашей став.

…Вот он – Исав. С залысинами плечи.О, Иегова, я сделаю добро!Вот господин мой пошел ему навстречу,семь раз склонясь и хромая на бедро.

Недоуменье

Бледнеет и скалится, грозно трясет бородою —ревнует – ни за что ни про что, ревнует, ну, стоитмне с кем-нибудь слово сказать, улыбнуться кому,ревнует и, стало быть, любит, одно не пойму:

ведь ежевечерне так просто дается ему жеиз бездны своей коммуналки вести меня к мужу —вести меня к мужу, о, Господи, прямо в кровать,прощаться у бензоколонки и не ревновать.

Подземная нимфа (2)

О, нимфа, под землею тесно:колышется людское тесто,заранее сюда попав.В газете сказано, что правлишили правдолюбцев в Чилии что канадцев мы побили…Но в центре так тебя сдавили,что оборвался телеграф.

Рука

Дерев нерукотворны своды.Нерукотворны формы трав.Нерукотворные породыкамней без граней и оправ.Нерукотворная подруга —нерукотворный плод округлыйона срывает свысока…и потянулась к ней рука.

Сестры

В угловую толпу протолкавшись —и поближе, поближе бы каждой —раскрывая глаза на призыви про тяжесть авосек забыв,под дождем накренившимся мокнут,но не прячут от ливня лицо,нет – глядят Филомела и Прокнана попавшего под колесо.

Членство

Нет, что ты, я переспаласо всеми нациями нашейимперии, а как иначеузнать, какая удала?И лучше всех, но ты не смейся —не ингуши, не адыгейцы —евреи! – в этаких делахспособней всех – я проверяла:их было у меня навалом —все – закусивши удила.

…Но вышла замуж я на виднелепо: он – рязанский малый,хоть член ЦК[4], но членства мало…К тому же он – антисемит.

Роман

Забыла я эту историю вовсе.Десять лет прошло. Или семь. Или восемь.Однажды изменишься так,что дело уже не в летах.

Теперь и припомнить то время мне не с кем.Была физкультурницей я в пионерскомконцлагере. Помню едва:березы, зарядка, трава.

И что за напасть – я влюбилась в мальчишку.Тринадцати лет ему не было. Слишкомон был – непонятно какой.Глядеть ли со взрослой тоской

умел ли, быть может, сама тосковалав ту пору я? Этакий худенький малый.Да что там – без всяких химер —он попросту был пионер.

Но только глядел на меня без утайкиглазами своими. В разорванной майке,в каких-то дурацких трусахи в галстуке красном – во страх —

повязанном прямо на грязную шею.Принес он мне лилии, без разрешеньясбежав неизвестно куда —в округе – ни рек, ни пруда.

Два слова друг другу сказали едва лиза лето – всё бегали да приседали.Была я – что надо: стройна.Но знал он, что я влюблена.

Я с Толькой спала, с баянистом, но этосовсем не вязалось с моим шпингалетом,и он не сердился на нас,и даже помог нам не раз —

как там говорили, «стоял на атасе»,ну, словом, стерег затаившихся нас онв орешнике за костровойполяной, как впрямь часовой.

Но прыгал в длину он и вывихнул руку.От боли не спал. И вот впрямь, как физрук,от Тольки к нему по ночамходила, чтоб он не скучал.

Сопели, нашкодившись вдоволь, ребята.Смывался на танцы красавец-вожатый.На койку присев, как сестра,молчала я с ним до утра.

Раз только сказал, что со мною не больно.Я шепотом этим была так довольна,так счастлива – ну и дела —что после сама не спала.

Так промолчали три долгие ночи,чуть видя друг друга, но чувствуя молча,средь детской нетронутой тьмы.И, кажется, плакали мы.

Крещенье

Две девы ночью топят воск.Темно: лишь слабый блеск волос.Взаимную оставив злость,судачат безумолкупро друга милого, про грим,про то, как в страсти мы горим…Но то не воск, а стеарин,и обе – комсомолки.

Сходство

На сходстве бусинок основан принцип бус.В ней многое напоминало совесть,красу напоминало, тонкий вкус…А совестью ли, вкусом ли, красоюона сама напоминала – ну-с,кого она тебе напоминала?Да мало ли кого… И впрямь не мало —сказал бы да обмолвиться боюсь.

Она любила каждого из тех (десять стихотворений)