Под музыку Вивальди - Александр Величанский

Лесная нимфа средней полосы

Лесная нимфа средней полосы:ей хвоя сыплется в роскошные власыс еловой вольной лапы. Паутинакасается удачных черт. Оналитая средь болот – окруженаприродой робкой скудными дарами —грибы, черника… Но зато самойданы какие бедра… вечерами —какая грудь, какие ноги – ой —искусанные комарами.

Напрасно

Напрасно певчий на нее кричал.Отталкивал иль мучил по ночам,напрасно чуть не бил, хоть вроде не в чемее и упрекнуть, напрасно пелчуть что, чтобы молчать с ней – он был певчими чтил свой дар – ее ученых дел

навязчиво чурался он, как праздных,и пел: «О, ге-о-фи-зи-ка!», напрасноон не хотел и слышать про детейее (их было двое: сын и дочка),напрасно не звонил подолгу ей:сама придет – стирать пора. И точно —

она являлась с грудою еды,с той ровной радостью, к которой вряд ли тыи впрямь причастен. Называла «милый».Стирала. Как могла, пеклась о нем.Не зря он нервничал. Она его любилаСАМОСОСРЕДОТОЧЕННО – при чем

тут он? – хотя он был и вправду певчимсамососредоточенным… Но печеньболела вечерами… Желтизнакакая-то являлась из-под бритвы…При чем тут он – акафисты? Молитвы?обряда векового новизна?

Рай

Мне, парень, кажется порою,коль вправду грянет трубный гром,мы (бабы) в рай повалим роем,как будто утром из метро.

Ведь христианки мы по сути,поскольку жребий наш таков —поскольку жребий нам повсюду —любить и обнимать врагов.

Сатир

Говорил сатир ревнивый:«Чем нас привлекают нимфы? —тем, что будто дерева,одинаковы сперва,но затем – совсем различны,коль вблизи рассмотришь личнокаждую – сквозь их красу.Словом, с ними – как в лесу».

Ненавижу

Ненавижу мужиков.Всех. Тебя вот, скажем. Мужа.Всех. Живете вы легко.И молоденьких подружек

ваших тоже не терплю.Им-то, правда, отрыгнетсяскоро, скоро – к октябрю,к осени. Потянет в гнезда —

всем захочется тюрьмы.Вы становитесь умнее,интереснее, а мы —мы рожаем и дурнеем.

Вам, подонкам, невдомек,что мы чувствуем не хужевас… Летит, как мотылек,на любую юбку… Ну же.

Фавн

И в темнотеподумал фавн:так на досугепошучу я:де, нимфы темдоступней нам,чем им доступнейвера в чудо.

Ночь

Не надо слез прогорклых,давно ослепших слез.Сидела полуголаяв жару своих волос.

Теней ночная графикаявилась на стенах.Молчали фотографии.Водопровод стенал.

Белела простынь голая.И ночь была душна.Вот где-то радиола, имелодия слышна.

Шуршала зелень в скверике,как прежде по ночам.И – никакой истерики.И – телефон молчал.

По улице ходилигуляки – ну-ка тронь!И в кухне холодильникподрагивал, как конь.

Ламентация

Видела его на Невскомс этой тварью нынче днем.Я совсем одна, и не с кемпозлословит мне о нем.

…В Петергоф возил и в Павловск(ничего там, кстати, нет).А потом, небось, трепалсяобо мне… искусствовед!

Словно

Успокоилась работой.Верой в Божьи чудеса.Ненавистью. Верой в Бога —больше в Сына, чем в Отца.

Успокоилась. Порядокв комнатушке. Вырос сын.Муж ушел, и ад догадокраем знанья стал. Ведь с ним

кончено. И ей спокойно.Даже страх ее устал.И лицо у ней такое,словно крест к ее устам

поднесли, благословляя.Из былого – только смехвырывается: былаяживость чувства без помех.

Успокоилась – не Буддой,но Христом – того глядии утонет крестик в бурнойнеприкаянной груди.

Успокоилась. Устала.И таков минувший лик —словно ждет она удараот любого всякий миг.

Словно ждет она удараили чуда… Вечер пуст.И душа уходит даромиз ее бесстыдных уст.

Видит бог

Сапоги один достатьобещал. Да жмется мать.

Я сама-то – вся в долгах.Говорю Давиду – так,

мол и так. (Ведь он горазд —мы с ним даже в лифте раз).

Говорю, что врач кусоктребует. Достал и в срок.

Адрес вру. К подруге он —на такси меня. Фасон

срисовала. Попилачаю с тортом. Добела

набелилась. Томный вид:еле вышла. Мой Давид

побелел белей белил,что на мне, и подхватил

на руки меня. Дрожит.Ну, и что с того, что жид.

Зря его Наташка так.Любит. Любит, как дурак.

Любит больше, чем жену,Чем свою жидовку… Ну,

согрешила, видит Бог.Но куда мне без сапог?

Подземная нимфа (3)

Бедная нимфа,темно под землей,душно, а дни-тосмыкаются где-то.Станут ли глиноюили золойвсе эти линиитела с газетой?

Чудо

Откуда эта вера в чудо,когда уже ни юных сил, ни чувства,казалось бы, остаться не должноу них – обманутых, растраченных давно

на чьи-то прихоти, измаянных работойи одиноких. Все же ждут, что кто-то —прекрасней, чем любой киноартист —вдруг явится из толп безлюдных – чист

и светел. Верно, помнят время оно,когда сходили ангелы на лонопростых и грешных дочерей землии страстью их своей небесной жгли.

И чистотой небесною палимы,рождали девы сильных исполинов —в глубинах памяти, на допотопном днете времена запомнили оне

наверное.

Спутница

Девица и отец ее? – онивдвоем вдали от пляжной беготни.Полуодет он: замша, жир и пряжки.Девица подставляет солнцу ляжки,и плечи до сосцов заголены.

В девице больше пола, чем красы.Он смотрит на японские часы.Но молодость ее столь герметична,что ясно и под замшей заграничной:он ей годится в деды – не в отцы.

Он озирается вокруг, как иностранец(хоть по-литовски говорит) – отставший старец,а спутница исчезла впереди…но вот она протягивает палецк колечку серебра на старческой груди.

Душа моя

Душа моя, откуда и куда ты?не ты ль во всем на свете виновата?Кругом года, трактиры, города —откуда ты? Откуда и куда?

Быть может, ты мне в души не годишься?или сама подумываешь: ишь ты —меня к себе припутывает плут.Душа моя, как разминуться тут?

Душа моя! – гулять бы ей на воле.А мне б ее искать, как ветра в поле —в полях, в которых сколько не пашиминувший тлен, не встретишь ни души.

В свет

Быть может, вы ее встречали сами —старуху с голубыми волосами(такая краска дикая): мехапотертые, вуаль… Стара, суха.

Ветхозаветный зонтик. Шляпка. Гневнотолкает публику слепую. Ежедневноу Елисеевых она себе беретграмм пятьдесят чего-нибудь. Черед

выстаивает гордо и надменно:спешить ей некуда. «Вот я у вас намеднибрала швейцарский сыр, так он несвежи нехорош. Он разве – для невеж».

А эти наглые воровки-продавщицы!И публика – всегда куда-то мчится.Куда? – да за какой-нибудь треской!Она же шествует неспешно по Тверской —

разглядывает новые афиши(нет, не читает, а глядит). Всё тишеидет, чем ближе к дому. В автоматзайдет и там оставит аромат

каких духов, хоть некому звонить ей.Но, выходя, уронит: «Извините,я задержала вас, но аппарат,сдается неисправен». И парад

еще торжественней и строжестановится… И ежели прохожий(какой с невежи нынешнего спрос!)вдруг, поражен голубизной волос,

ей вслед уставится – так ей ведь не в новинкутакие взгляды вслед. И сразу видно:вульгарный тип. И, Боже, как одет!Штиблеты эти желтые… О, нет,

она всегда считала, что мужчиныбеспомощны, смешны, каким бы чиномих не венчали, бедных. Суть не в том.И думают, как дети, об одном.

А женские презрительные взглядыона не замечает. Их нарядывнушают отвращенье ей. И ядих взглядов отражал бесстрастный взгляд —

им с юности она владела грозно.…Но вот уже и переулок – поздно:помедлить прежде надо было… Вотказалось бы, сейчас она войдет

в подъезд с кариатидами… Она-товойдет – да еще как… Но вороватои робко оглянувшись – не видалли кто – она тайком в полуподвал

вдруг юркнула, как девочка, по стертойпостылой лестнице. Две толстозадых теткикакие-то ей всё ж взглянули вслед…Но завтра она снова выйдет в свет.

Изгнание