Прометей, или Жизнь Бальзака - Андрэ Моруа

Композиция "Отца Горио" гораздо сложнее и смелее, чем композиция "Евгении Гранде". Здесь переплетаются несколько сюжетных линий. Во-первых, драма самого Горио, разоренного и отвергнутого своими дочерьми Анастази де Ресто и Дельфиной де Нусинген; затем драма Вотрена (он - новое воплощение Феррагуса, бывший каторжник, живущий под чужим именем в пансионе Воке, демон-искуситель, который мастерски плетет сеть интриг, пока его не разоблачает полиция); драма Растиньяка, молодого гасконца, отпрыска провинциального дворянского рода, еще наивного и чистого гоноши, который с ужасом обнаруживает разложение парижского общества; наконец, драма родственницы Растиньяка, Клары де Босеан, весьма знатной дамы, которую оставляет боготворимый ею любовник, трагедия, объясняющая "уже написанную страницу из ее будущего" - "Покинутую женщину". Семейный пансион - вот то место, где перекрещиваются судьбы этих людей; и в самом деле, разве светское общество - это не "позолоченный семейный пансион", разве дворец Тюильри - не семейный пансион, над дверьми которого красуется корона?

С этого времени в творческом воображении Бальзака живет целое общество; однако для того, чтобы вдохнуть жизнь в сотворенный им мир, он постоянно вводит туда элементы реального мира - воспоминания, наблюдения. Создавая образ Горио, бывшего вермишельщика, он подробно расспрашивал Маре домовладельца с улицы Кассини, некогда торговавшего мукой; Бальзак хорошо знал такие заведения, как пресловутый пансион вдовы Воке: то был не какой-нибудь определенный семейный пансион, а своеобразный сплав из различных "семейных пансионов для лиц обоего пола и прочая"; само имя "Воке" запомнилось ему еще со времен Тура. Любопытный штрих может дать представление о том, к каким неожиданным находкам приходит писатель в процессе творчества: отвратительная госпожа Воке произносит "льипы" совсем так, как Ева Ганская. Бальзака бесконечно забавляла эта озорная мысль. Рисуя Растиньяка, писатель наделил его некоторыми (но только некоторыми) своими чертами. Растиньяк честолюбив, как и его создатель, но это честолюбие совсем иного рода, чем у молодого писателя; у Растиньяка, как и у самого Оноре, две сестры: старшую зовут Лора, и она отдает брату все свои девичьи сбережения; Растиньяк с высоты кладбища Пер-Лашез бросает вызов Парижу, восклицая: "А теперь кто победит: я или ты?" Такой же вызов бросил в свое время столице творец Растиньяка, живший тогда на улице Ледигьер. Соединение чистоты и честолюбия, характерное для героя романа, было также характерно для молодого Бальзака.

Что касается Вотрена, то он в значительной мере списан с Видока, но и в нем можно обнаружить кое-что от самого автора. В двадцать лет Бальзак мечтал о магической власти, которая подчинила бы ему весь мир. Уже первые его романы изобилуют пиратами, корсарами, людьми, стоящими вне закона. В 1834 году он думает, почти как Вотрен, "что люди пожирают друг друга, точно пауки в банке", и что никто не требует отчета от негодяя, добившегося успеха. "Меня не спросят: "Кто ты такой?" Я буду господин Четыре Миллиона". Бальзак восхищается Ветреном: "Великое преступление это порой почти поэма". Однако, как и Растиньяком, им владеют серьезные сомнения. Если свет подобен джунглям, то нужны законы, государство, религия, семья.

Тема отцовской любви затрагивает в душе Бальзака самые чувствительные и сокровенные струны. В случае с Горио речь идет об отцовстве по крови. "Моя жизнь в дочерях, - говорит он. - Если им хорошо, если они счастливы, нарядно одеты, ходят по коврам, то не все ли равно, из какого сукна мое платье и где я сплю? Им тепло, тогда и мне не холодно, им весело, тогда и мне не скучно". Он смотрит на своих дочерей, как Бог на сотворенный им мир: "Только я люблю моих дочерей больше, чем Господь Бог любит мир, ибо мир не так прекрасен, как сам Бог, а мои дочери прекраснее меня". В творчестве Бальзака мы не раз встретимся со страстным желанием его героев жить более счастливой и наполненной жизнью, как бы перевоплощаясь при этом в другого человека. Без сомнения, тема эта как-то связана с темой Прометеева созидания. К услугам писателя целый гарем, где живут все те женщины, которыми он не мог обладать; через созданных персонажей он вкушает любовь, могущество и славу, подобно тому как Горио вкушал счастье через своих дочерей. Как и Горио, Бальзаку надо было сделать выбор между созиданием и жизнью; он убивал себя ради собственных творений, как бедный старик - ради своих дочерей.

Но из всех проблем, затронутых в романе "Отец Горио", автору ближе всего "годы ученичества" Растиньяка. "Настоящий писатель, создавая своих героев, ведет их теми путями, которыми он и сам мог бы пойти в жизни". Эжен де Растиньяк приехал в Париж из провинции, веря в силу семейных привязанностей; в столице он повсюду встречает грязь и разложение, дочерей, отрекающихся от отца, жен, глумящихся над мужьями, жестоких и высокомерных любовников. "За то время, пока он находился между голубым будуаром графини де Ресто и розовой гостиной госпожи де Босеан, Эжен успел пройти трехлетний курс парижского права". Родственница Растиньяка, госпожа де Босеан, гордая и страстная женщина, преподает ему первый жизненный урок: "Чем хладнокровнее вы будете рассчитывать, тем дальше вы пойдете. Наносите удары беспощадно, и перед вами будут трепетать. Смотрите на мужчин и женщин, как на почтовых лошадей, гоните, не жалея, пусть мрут на каждой станции, и вы достигнете предела в осуществлении своих желаний. Запомните, что в свете вы останетесь ничем, если у вас не будет женщины, которая примет в вас участие. И вам необходимо найти такую, чтобы в ней сочетались красота, молодость, богатство. Если в вас зародится подлинное чувство, спрячьте его, как драгоценность, чтобы никто не подозревал о его существовании, иначе вы погибли".

Грозный Вотрен подтверждает слова виконтессы: "Бьюсь об заклад: стоит вам сделать два шага в Париже, и вы сейчас же натолкнетесь на дьявольские махинации... Вот жизнь как она есть. Все это не лучше кухни - вони столько же, а если хочешь что-нибудь состряпать, пачкай руки... Принципов нет, а есть события; законов нет - есть обстоятельства; человек высокого полета сам применяется к событиям и обстоятельствам, чтобы руководить ими". Тот, кто постиг две эти истины, видит, что перед ним открыт путь к успеху, неотделимый от презрения к людям. Растиньяк проливает на могиле папаши Горио последнюю чистую юношескую слезу, а затем, "бросив обществу свой вызов, он для начала отправился обедать к Дельфине Нусинген".

Необычность этой книги, оправдывавшая победную песню, которую Бальзак исполнил у Сюрвилей, и превратившая ее действительно в краеугольный камень будущей эпопеи, заключалась в том, что в ней вновь появились уже знакомые читателю персонажи. Автору и прежде случалось заимствовать имя или характер из своих предыдущих книг. Отныне этот прием возводится в систему. У Бальзака будут свои врачи (Бьяншон, Деплен); свои сыщики (Корантен, Перад); свои адвокаты (Дервиль, Дерош); свои финансисты (Нусинген, братья Келлер); свои ростовщики (Гобсек, Пальма, Бидо, по прозвищу Жигонне). Госпожа де Ресто? Она уже знакома нам по "Гобсеку". Растиньяк? Он уже появлялся в "Шагреневой коже", правда, там он был только именем, только силуэтом; мы еще не раз встретимся с ним на протяжении его карьеры, он изменится, и это придаст нарисованной Бальзаком картине развитие во времени. Вотрен будет позднее зловещей тенью нависать над судьбою Люсьена де Рюбампре, как он прежде нависал над судьбою Растиньяка. Госпожа де Босеан? В романе "Отец Горио" мы присутствуем при ее сердечной драме, объясняющей события, описанные в "Покинутой женщине". Вся знать (Листомэры, Кергаруэты, Мофриньезы, Гранлье) толпится в гостиных виконтессы де Босеан. Отныне мир, созданный воображением Бальзака, будет казаться ему более незыблемым, чем реальный мир, в котором он живет; он будет рассказывать новости о населяющих его людях, как рассказывают о тех, кто и в самом деле живет на земле: "А теперь поговорим о вещах серьезных. За кого мы выдадим замуж Евгению Гранде?" Или позднее: "Знаете, ведь Феликс де Ванденес женится на барышне из рода Гранвилей. Это превосходная партия".

Сама мысль о постоянном возвращении одних и тех же героев представляется довольно естественной. Все крупные романисты могли бы прибегнуть к такому приему: ведь каждый из них вынашивает в себе определенное число персонажей, которые дороги ему, и, выводя их под различными именами, писатель как бы создает несколько вариантов одного и того же типа. Для Стендаля Фабрицио дель Донго или Люсьен Левей - идеал мужчины, на которого он сам хотел бы походить; госпожа де Реналь, госпожа де Шатле - идеал женщины, которую он хотел бы любить; Левен-отец, маркиз де ля Моль - идеал умного и циничного старика. Подобно атому, и Бальзак создал образы своего рода двойников - Феррагуса и Вотрена; оба эти персонажа по воле автора воплощают стремление к могуществу. Затем писатель посчитал, что Вотрену лучше исчезнуть, а впоследствии появиться вновь, ибо в жизни такие чудовища редко встречаются. В то же время Бальзаку придется чуть не в каждом романе выводить на сцену группу честолюбивых денди, начиная с Анри де Марсе (этого железного человека, ставшего премьер-министром), Ла Пальферина, Максима де Трай и кончая незадачливым Полем де Манервилем, а также целый рой знатных кокеток: герцогиню де Ланже, княгиню де Кадиньян, маркизу д'Эспар.