Прометей, или Жизнь Бальзака - Андрэ Моруа

Тема произведения, несмотря на всю занимательность сюжета, привела в ужас госпожу Ганскую; Зюльма Карро также в негодовании отвернулась. А между тем Бальзак был не первым романистом, проявившим интерес к лесбийской любви. Он был знаком с эротической литературой XVIII столетия, и "Монахиня" Дидро открыла ему глаза на неистовые проявления этой страсти. В книге Латуша "Фраголетта" говорилось о двусмысленной дружбе между леди Гамильтон и неаполитанской королевой Марией-Каролиной. Сам Бальзак писал в "Физиологии брака": "Юная девушка, быть может, сохранит в пансионе девственность, но отнюдь не целомудрие", и он описывал там "первые утехи, робкие проявления сладострастия, видимость блаженства". В тетради, куда писатель вносил свои планы, упоминается произведение "Любовь в гареме": "Одна из наложниц любит другую, она изо всех сил старается уберечь ее от внимания властелина". Кроме того, Бальзак был наслышан о нежных отношениях между Жорж Санд и Мари Дорваль. Об этом много толковали в столице. Он поселил у себя на улице Кассини Жюля Сандо, "который обожал первую из этих женщин и взял себе в любовницы вторую" после разрыва с Жорж Санд, "ибо вновь обретал этим дивное благоухание минувших дней", как выразился Арсен Уссэ. К тому же Бальзак был близким другом доктора Эмиля Реньо, одного из прототипов Ораса Бьяншона и наперсника четы Сандо-Санд. В послесловии к "Златоокой девушке" Бальзак намекнул, что он имел в виду Мари Дорваль, сказав: "Если кого-нибудь интересует Златоокая девушка, он может увидеть ее после того, как упал занавес, - так актриса, желая получить свой недолговечный венок, поднимается в полном здравии, хотя на глазах у публики была заколота кинжалом".

Однако не только этот недавний пример подсказал Бальзаку выбор сюжета. Человек, желающий описать все стороны современного ему общества, не может пренебречь его, так сказать, изнанкой. Привязанность Вотрена к Эжену де Растиньяку напоминает страсть, которую маркиза де Сан-Реаль питает к Паките Вальдес. "Дело в том, что я люблю вас!" - говорит Вотрен Растиньяку; создатель образа Вотрена, Бальзак, придавал мужской дружбе почти мистическое значение. Хорошо его знавший Теофиль Готье записал: "Бальзак мечтал о героической и преданной дружбе, о том, чтобы душа, мужество, ум двух людей слились в единую волю". Дружба между Пьером и Джафьером (персонажи из пьесы "Спасенная Венеция" английского драматурга Отвея), заговорщиками, готовыми отдать жизнь один за другого, глубоко поразила его, и он несколько раз вспоминает о ней в своих произведениях; Вотрен говорит Растиньяку: "Пьер и Джафьер - вот моя страсть".

"История Тринадцати" - это история такого слияния воли нескольких людей (между которыми не существует никакого чувственного тяготения). Бальзак был просто одержим подобной идеей, и позднее он создаст тайное общество "Красный конь"; его члены должны были при любых обстоятельствах поддерживать друг друга, немедленно откликаться на всякий призыв "конюшни", захватить "ключевые позиции" в книгоиздательствах, прессе и театре. Теофиль Готье, Леон Гозлан, Гранье де Кассаньяк, Альфонс Карр, Луи Денуайе, Жан-Туссен Мерль войдут в число "коней", которых Бальзак будет собирать за столом в ресторане, чтобы изложить свой план предстоящей кампании. "Это не человек, а какой-то дьявол, - признавался Теофиль Готье, - он обладал такой силой воображения, что во всех подробностях описывал каждому из нас блестящую и полную славы жизнь, которую нам обеспечит содружество". Действительно, мысль покорить общество, чтобы "скромно закончить свою жизнь, сделавшись пэром Франции, министром и миллионером", с юных лет преследовала Бальзака.

Впрочем, писателю пришлось довольно скоро распустить общество "Красный конь" и прийти к следующему выводу: "Во Франции ассоциации мужчин невозможны". Но еще долго его будет соблазнять роль покровителя какого-нибудь юноши. Он предоставил приют у себя на улице Кассини сперва Огюсту Борже, а затем Жюлю Сандо. В той части своих "Мемуаров", которая не увидела света, Филарет Шаль намекает, что дружба Бальзака с этими молодыми людьми считалась порочной: "Он (Бальзак) не питал склонности к женщинам, и единственная дама, которой он, как утверждала молва, восхищался - госпожа Канель (супруга его издателя), - пленяла его, как рассказывали, необыкновенно красивыми и пышными волосами, которые покрывали ее всю, когда она их распускала: наш натуралист-романист наслаждался, погружая пальцы в эти пушистые волны".

Бальзак не питал склонности к женщинам! Факты и письма доказывают нелепость подобного утверждения. Никто лучше, чем он, не описал неистовое влечение к женщине, которое испытывает юноша. Никто не ожидал от женщин больше, чем он; и никто со своей стороны не давал им больше. Все возлюбленные Бальзака считали его превосходным любовником. Письма госпожи де Берни дышат удовлетворенной страстью; его письма к госпоже Ганской полны дерзкой интимности, герцогиня д'Абрантес, хорошо разбиравшаяся в мужчинах, не пренебрегала Бальзаком. Он был не только прекрасным любовником, но и другом. И понимал женщин лучше, чем кто-либо иной. Тут какой-нибудь Филарет Шаль сказал бы, что подобная интуиция как раз и свидетельствует о том, что в натуре самого Бальзака было нечто женственное. Несомненно. Великий писатель должен охватывать все стороны человеческого существования. Для того чтобы написать некоторые страницы, он должен чувствовать то, что чувствует женщина. Слов нет, когда Бальзак описывает прекрасного юношу, его тон выдает восхищение мужской красотой. Возможно, он в эти минуты испытывал к такому молодому человеку симпатию. Он проникал в чувства Вотрена; мысленно ставил себя на его место; возможно, даже немного завидовал ему, но в жизни его примеру не следовал.

Мы уже замечали в Бальзаке явный интерес к гермафродитам. В "Златоокой девушке" вновь появляется, правда, в несколько иной форме (Анри де Марсе и его сестра), Серафит-Серафита - существо, соединяющее в себе одновременно и мужчину и женщину. Такая двойственность определяется тем, что в самом писателе жили как бы два человека: один - могучий бунтарь с непомерными желаниями, жажда могущества заставляла его не раз мечтать о некой магической силе или об опоре на тайное общество, он с суровым героизмом вел "эту ужасную борьбу с ангелом", какой является литературное творчество; второй - "бедняга", легко ранимый, простодушный, нуждающийся в чисто материнском покровительстве (госпожа де Берни, госпожа Ганская, Зюльма Карро); в любви он пользуется тем же чувствительным языком, что и женщина. Но это не извращенность, не порочность, а всего лишь слабость, сочетавшаяся в Бальзаке с необычайной энергией; подобная двойственность, без сомнения, необходима творцу.

В случае с Сандо нет ничего неясного. В августе 1834 года, завтракая с Бальзаком, Жюль рассказал, что после разрыва с Жорж Санд он чуть было не наложил на себя руки, что он утратил веру в себя, потерял цель в жизни и не имеет средств к существованию. Бальзак пожелал стать духовным отцом злополучного юноши и предложил ему поселиться на улице Кассини - живший там Огюст Борже в то время путешествовал. Чтобы не обидеть щепетильного Сандо, Бальзак поручил ему написать драму о герцогине Монпансье, план которой уже набросан им самим. "Я решил взять Жюля Сандо к себе; надо хорошо устроить этого чувствительного юношу, потерпевшего крушение в житейском море, и направлять его плавание по литературному океану". Устройство юноши обойдется довольно дорого, направлять его работу будет нелегко. Неважно! Сандо (Бальзак называл его "милый Сандо") за все расплатится, когда пьеса принесет ему богатство.

Первого ноября "потерпевший крушение в житейском море" Сандо присутствовал на обеде, который Бальзак давал в честь пяти светских львов, или "тигров" из "инфернальной ложи". "Я разрешаю себе неоправданное роскошество. У меня будет Россини и Олимпия, его cara dona... [возлюбленная (ит.)] Самые тонкие вина Европы, самые редкостные цветы, самые изысканные яства". Форель, цыплята, мороженое - и за все он расплачивался векселями. Золотых дел мастер Лекуэнт прислал пять серебряных блюд, три дюжины вилок, лопатку для рыбы с резной серебряной ручкой, и это после торжественного обеда должно было отправиться прямехонько в ломбард. Что думал обо всем увиденном "милый Сандо"? Он был буквально ошеломлен таким роскошным образом жизни, а главное - испуган неистовым трудом Бальзака. "Сандо говорит, что никакая слава не может вознаградить за подобный труд, что он предпочел бы лучше умереть, чем работать с таким напряжением".

С этой поры начинается взаимное разочарование. Голова у Сандо шла кругом. Бальзак заставил молодого человека заниматься различными разысканиями для будущей пьесы, но дело подвигалось туго. "Я лихорадочно делал выписки, - говорит Сандо, - но его это не удовлетворяло. Когда же я в полном изнеможении растягивался на своей узкой железной кровати, то считал себя счастливым, если этот Титан внезапно не будил меня, желая прочесть свеженаписанные страницы своего нового романа или засадить меня за правку своих бесконечных корректур". Сандо писал Бальзаку: "Борьба придает вам величие, а меня она убивает; вы жаждете бури, а мне нужен покой". Что касается Бальзака, то теперь он думал о юном Жюле примерно то же, что думала и Жорж Санд. Лень Сандо удивляет и раздражает труженика Бальзака. "Вы даже вообразить себе не можете, какой это бездельник и нерадивый человек. Он совершенно лишен энергии и воли... Ныне он приводит в отчаяние друга, как прежде приводил в отчаяние возлюбленную".