Бог лабиринта - Колин Уилсон

– Прочитав «О лишении девственниц невинности», я сомневаюсь, есть ли там основание для такой интерпретации.

Смелли оставался при своем мнении. Я сказал:

– Я не верю, что эту книгу написал Эсмонд.

– Не он? Тогда кто же?

– Я не знаю. Но стиль не Эсмонда.

Профессор Смелли пожал плечами, как бы говоря, что воля моя позволять себе забавляться разными фантазиями, но его это не касается. Я сказал:

– Вы случайно не запомнили год издания книги, которую вы видели?

– Конечно, 1790 год.

Это меня взволновало. Издание, которое я видел в Гэлвее, было напечатано в Лейпциге в 1830 году.

– Кто его напечатал и где?

– На титульном листе не указан издатель, но университетский каталог говорит о том, что книга была отпечатана в Эдинбурге.

– Вы уверены?

– У меня нет привычки путать факты.

Я понял, что это очередной его профессорский заскок, поэтому не стал больше говорить на эту тему. Но моя сердечность, с которой я пожал на прощанье ему руку час спустя, не была полностью притворной. Еще один кирпичик волнующей меня загадки положен на соответствующее ему место. И подозрение, которое было закралось, оказалось не таким уж абсурдным. Признавая, что «Лишение девственниц невинности» – это подлог, фальшивка, необходимо найти ответ на вопрос: кто бы мог написать эту книгу? Очевидно, тот, кто заинтересован выставить Эсмонда развратником и автором порнографического произведения. Таким человеком, конечно же, мог бы быть Джильберт Стюарт, который был на дружеской ноге с Хорасом Гленни и имел все основания для подрыва репутации Донелли. Но он скончался в 1786 году. Тогда остается только один кандидат на авторство – сам Гленни. И если издание, которое видел профессор Смелли, вышло в Эдинбурге, то мое предположение становится стопроцентной возможностью.

Только после четырех часов пополудни мы наконец выехали из Эдинбурга на взятом напрокат автомобиле, и началось наше долгое путешествие на север – нам предстояло преодолеть такое же расстояние, как от Лондона до Эдинбурга. По дороге мы переночевали в Пилорчи в гостинице, а рано утром на следующий день отправились дальше. К четырем пополудни мы находились на последнем участке нашего путешествия – от Дорнока до Голспи. Дикие, пустынные торфяники, поросшие вереском, изредка прерывались видами открытого моря, представляя собой довольно впечатляющее зрелище. Почти такими же были эти пейзажи и перед теми, кто совершал подобное путешествие в 1770 году в трясущейся карете по дорогам, которые были немногим лучше, чем грязные проселки, по которым ехали мы сейчас. Большинство обитателей Голспи, вероятно, ездили не дальше Дорнока или Инвернесса, поэтому ничего удивительного, что Хорасом Гленни так восхищались местные девицы, когда он возвратился из европейской поездки. Мы остановились в деревне и позвонили Франклину Миллеру – нынешнему хозяину дома Голспи, затем продолжили путь на северо-восток. Голспи стоит на склонах горы Бен Хорн, выходя окнами фасада на озеро Лох Брора. Когда мы проезжали эту последнюю часть нашего путешествия, я старался расслабиться, чтобы увидеть все глазами Эсмонда, но у меня ничего не вышло. Все вокруг выглядело незнакомым и чужим. Вид площади, сероватого дома вызвал вспышку воспоминаний, но, возможно, я просто обманывался.

Фасад здания был весь в строительных лесах. Очевидно, новый владелец переделывал дом по своему вкусу. Подъездная дорога уже была покрыта гудроном, и лужайки выглядели ухоженными и подстриженными. Возможно, со временем тут будет шикарный отель.

Франклин Миллер оказался огромным добродушным мужчиной, который выглядел прирожденным сельским сквайром. Казалось, он был искренне рад принять нас у себя. Он провел нас в большую гостиную, где уже горел огромный камин. Там нас угостили виски и представили хозяйке – миссис Миллер, которая сказала, что мы можем гостить у них, сколько захотим. Мы прогулялись вокруг дома, полюбовались чудесным видом на озеро. Я спросил у хозяина, можем ли мы провести час перед обедом на чердаке, где Аластер видел груды старых бумаг. Наш гостеприимный хозяин ответил, что мы можем вести себя здесь так, будто этот дом никогда не менял своего владельца, и ушел присматривать за рабочими.

– Я знаю с чего начнем, – сказал Аластер.

– С фамильной Библии. В ней помечены даты рождения и смерти всех членов рода Гленни из Голспи.

Библия находилась в библиотеке, на верхней полке – массивная, великолепная книга в блестящем кожаном переплете. Это была «Великая Библия» – немецкое издание 1539 года. Меня поразило то, что она, вероятно, стоит столько же, сколько весь этот дом Голспи, но я не хотел говорить об этом вслух. Полдюжины страниц в конце книги были исписаны неразборчивым, небрежным почерком, чернила уже выцвели. Первая запись посвящена Александру Гленни, умершему в 1579 году (еще до того, как Шекспир покинул свой родной Стрэтфорд-он-Эйвон) и которого возвел в рыцарское звание король Генрих VIII. Пэрами Гленни стали в царствование Джеймса I. Иногда за датами смерти указывались ее причины: «лихорадка», «колики» и т. п. Несколько записей были сделаны рукой Хораса Гленни – я сразу же узнал его почерк. Его собственное имя имело две даты: 1747 и 1796, но причина смерти не указана. Его отец умер в 1778 году, после чего его брат Морей стал лордом Гленни. Морей был убит в 1781 году, и его младший брат Хорас унаследовал титул лорда.

Какая-то польза от просмотра Библии была: по крайней мере, я узнал даты рождения и смерти Хораса Гленни. Но причина его смерти оставалась неизвестной. Я попросил Аластера показать знаменитую «комнату убийства».

– Да, конечно же. – Он вывел меня из библиотеки, затем мы поднялись по парадной лестнице и пошли по коридору. Он постучал в дверь одной из комнат и, не дождавшись ответа, открыл ее. Комната, теперь, очевидно, предназначенная для гостей, выходила окнами на озеро.

Анжела сказала:

– Это вовсе не та комната, которую мне показывал Гордон. Та комната расположена в противоположном крыле здания.

После небольшой заминки мы нашли ту комнату. Она выходила окнами во двор. Эта была обычная, прохладная комната, одна стена ее была без панелей. Анжела указала на ту стену, на которой виднелось большое коричневатое пятно, напоминавшее кровь, стекающую на пол.

– Гордон сказал, что это кровавое пятно – убитый лежал в постели, когда кто-то выстрелил в него из дверей.

Возможно, так оно и было: пятно действительно выглядело, как застывшая на стене кровь. С другой стороны, мне показалось маловероятным, чтобы хозяин дома спал в такой неприглядной комнатушке.

Три пролета лестницы привели нас на пыльный и темный чердак. Аластер пошел за фонарем. Анжела и я устроились рядышком на старом комоде, с которого я стряхнул пыль носовым платком. Оба мы очень устали после утомительного путешествия и нуждались в отдыхе. Я обнял ее за плечи, и она прижалась ко мне. Я приложился щекой к ее волосам и закрыл глаза. Было очень тихо. Не слышно было ни единого звука, кроме шелеста ветра по крыше и далекого чириканья какой-то пичужки. Мне было приятно ощущать тепло ее тела. И внезапно, без всякого перехода, я все вспомнил. Или, вернее, Эсмонд вспомнил. Знакомым показался запах пыли и аромат волос Анжелы. Я понял, в чем состояла моя ошибка. Когда мы видим новые места, наш разум находит их чужими и напрягается, чтобы приспособиться к ним. Именно это напряжение разрушает инстинктивные и подсознательные связи в мозгу. Мне так не терпелось поскорее освоить дух этого дома, вспомнить его, что я начал нанизывать свои впечатления на воспоминания о доме Эсмонда. Теперь, на мгновение, я перестал смотреть на него как на незнакомое мне место, расслабился, и как будто старая картина «двойной экспозицией» наложилась на мои новые впечатления и переплелась с ними. Я узнал это место, я узнал озеро, холмы и отблеск моря в конце долины. Я также понял, что Анжела права: комната, которую она показала, – та самая, где убили Хораса Гленни. Но Анжела ошиблась в одном: он был не застрелен. Его закололи кинжалом. У меня была странная уверенность, что именно так и было на самом деле.