Бог лабиринта - Колин Уилсон

Колин Генри Уилсон

Бог лабиринта

Боже, храни от напастей, – сказал он, – доброго парня, чей большой божий стручок только что спас ему жизнь. Боже, храни от напастей того, чей длинный божий стручок позволил заработать в один прекрасный день сто шестьдесят девять тысяч экю. Боже, храни от всяких бед того, кто благодаря своему длинному, большому стручку спас целый город от голода. И, ей-богу, я собираюсь написать книгу «О приключениях длинных стручков», как только появится время.

И действительно, он написал огромную книгу – и неплохую, нужно сказать – сопроводив ее рисунками, но, насколько мне известно, она еще не опубликована.

Эсмонд Донелли умер в декабре 1832 года в возрасте восьмидесяти четырех лет. К концу жизни у него появилось много почитателей, с ним переписыывался знаменитый математик Гаусс, даже процитировавший высказывание Донелли в предисловии к пятому изданию «Исследований по математике». В одном из писем к Гауссу Эсмонд упоминает о магических свойствах числа 137. На днях в личном архиве мистера Халиде Нури я наткнулся на копию этого письма, и меня поразило необыкновенное совпадение: моя книга выходит в свет как раз через 137 лет после смерти Эсмонда Донелли. Это кажется мне добрым знаком.

История моего расследования обстоятельств жизни Эсмонда Донелли началась 10 апреля этого года. В январе на теплоходе я отплыл в Нью-Йорк, где началось мое лекционное турне по Америке: мне предстояло прочесть цикл лекций в университетах – от Флориды до Мэна и от Нью-Мексико до Сиэтла. Со мной в путешествие отправилось все семейство – жена Диана и трехлетняя дочь Морин (Мопси), но им не совсем удобно было разъезжать за мной по всей стране, поэтому они остановились у моих друзей в Нью-Хевене, где я обычно проводил уикенд, когда мне выпадал случай находиться поблизости на восточном побережье. После двух месяцев частых переездов сказалось напряжение подобной кочевой жизни. Чтобы как-то отвлечься от утомительного однообразия бесконечных переездов, я стал вести путевой дневник. Перечитав недавно эти короткие заметки, сделанные по горячим следам, я решил именно ими начать книгу о Донелли, полностью воспроизведя эти записи, не изменяя в них ни строчки.

10 апреля 1969 года

По восточному времени сейчас восемь тридцать утра, но для меня – пять тридцать, так как только вчера вечером я прилетел из Портленда, штат Орегон. Я лежу в постели гостевой комнаты университетского городка, пью чай и жую пшеничное печенье на масле, а уже в девять тридцать мне нужно быть на лекции, с которой я должен выступить перед ученым советом местного университета. Мне рассказали, что в этой комнате некогда останавливался Дилан Томас, учинивший скандал из-за того, что студенческая футбольная команда Койукука – мужского университета с другого конца города – спала на полу в коридоре и загадила рвотой умывальник. Можно позавидовать воистину неукротимой энергии этого человека! После девятинедельно-10 лекционного турне по Америке я был в состоянии полного нервного истощения. Я осознавал, что совершенно измотан: предметы вокруг меня приобрели какое-то странное, напряженное свойство. Я захватил с собой обычное зеленое туалетное мыло, которым меня снабдила предусмотрительная Диана: в мотелях и гостиницах вы всегда можете найти крошечные кусочки мыла, имеющие обыкновение выскальзывать из рук под душем в самый неподходящий момент. Когда я собрался взять в руки это привычное домашнее мыло, то застыл в изумлении, уставившись на него. Трудно передать словами мое состояние в тот момент. Мыло показалось мне каким-то необыкновенно зеленым, как малахит, каким-то размягченным, почти пушистым – будто на глазах оно разбухло и увеличилось в объеме. В подобные моменты окружающие предметы как бы обретают другое измерение или наполняются необычным смыслом: у них меняется твердость, цвет, запах, вкус… и еще что-то, в них проявляется новое, неизвестное качество, которое в человеческом существе обычно называют личностью или даже душой.

В такой полудреме я бесцельно слонялся по комнате, чувствуя себя, как новорожденный ребенок – совершенно беспомощным и, тем не менее, абсолютно счастливым. Когда я заварил чай, купленный в магазине Финдлейтера в Дублине, у меня на мгновение возникло ощущение, будто я растворяюсь в поднимающемся из чашки паре, и аромат чая показался каким-то экзотическим, наводящим священный ужас.

Такие турне просто убийственны. Мой агент предложил мне совершить подобное турне в следующем году, но одна только мысль об этом вызывает во мне отвращение.

Единственные отрадные минуты выпадают лишь тогда, когда в одиночестве я сижу в аэропорту и наслаждаюсь ароматным мандариновым соком и свежими гамбургерами. Иногда в такие моменты на меня нисходит истинная благодать и абсолютная отрешенность от повседневной суеты, и я почти физически ощущаю бескрайние просторы Америки, испытывая полное удовлетворение и душевный покой. Позавчера вечером на меня снизошло это чудесное настроение, когда я сидел в баре мотеля в Портленде, наблюдая в окне сквозь черную завесу дождя проносившиеся мимо огни автомобилей и сверкающую цветную неоновую рекламу. И еще мне всегда доставляет наслаждение разглядывать витрины книжных киосков в аэропортах, и я не премину задержаться перед ними, если даже в запасе у меня всего лишь несколько минут, а руки заняты кипой дешевых изданий в бумажных переплетах. Вчера в аэропорту О'Харе я купил «Разбушевавшегося Господара» Аполлинера – образчик сюрреалистической порнографии – и, в ожидании очередного рейса, с наслаждением погрузился в историю несчастной жизни мелкого прохвоста. И меня внезапно посетило озарение: ведь главное в моей жизни, впрочем, как и в жизни всякого писателя, – умение отвлечься от повседневных будней, держаться в стороне от суеты, даже если для этого потребуется жестокость или нигилизм. Мы не должны быть вовлеченными в жизненную прозу. Между нашим сознанием и окружающим миром существует очень простая зависимость. Окружающий мир несет нас по своему течению, а наш разум, как небольшой двигатель, способен вести утлое суденышко нашей судьбы наперекор течению… или, по крайней мере, удерживать его на месте. Пока двигатель работает, человек сохраняет душевное равновесие, но если мотор заглохнет, то человек уподобляется безвольной щепке, несущейся по воле рока.

Сегодняшняя лекция прошла успешно. На ней я рассказывал о природе поэзии и мистицизма. После лекции меня окружили с полдюжины студенток, затащили в кафетерий и забросали вопросами. Все они прочли мой «Дневник» (выпущенный американскими издателями под вызывающим названием «Сексуальные записки Джерарда Сорма», что было причиной судебного разбирательства в Бостоне, влетевшего мне в копеечку из моего скромного авторского гонорара). В основном, вопросы студенток касались героя книги Каннингама. Любопытно, что даже несовершенное воспроизведение этой необыкновенной личности в моем «Дневнике» сохранило ее неотразимую привлекательность. Мне бы очень хотелось увидеть Каннингама среди студенток этого американского колледжа: вне всякого сомнения он смог бы подыскать среди них подходящую пару. Но, к сожалению, самый агрессивный сексуальный Портленда мне довелось проводить семинар в окружении молоденьких студенток – передо мной развернулась великолепная панорама прелестных длинных девичьих ног, красота которых подчеркивалась мини-юбками. Но когда эти внешне соблазнительные импульс бесследно утонул бы в море девичьей чистоты и невинности. В университете красотки пригласили меня на ленч, я отчетливо осознал, познакомившись с ними поближе, что американские девушки совершенно не изменились с конца девятнадцатого века – со времен неискушенной девственницы Дейзи Миллер проникновенного психолога Генри Джеймса. Соблазнительные яблоки внешне выглядели весьма привлекательно, но, как оказалось, на деле были просто изготовленными из дерева муляжами.