Бог лабиринта - Колин Уилсон

Успех или провал этого романа у публики не будет окончательным приговором для применения эффекта отчуждения в жанре романа. Я убежден, что ответ на проблему «шекспировской рыбы» и «современной рыбы», выброшенной на берег, лежит именно в эффекте отчуждения, независимо от того, успешно или неудачно он применен в данном конкретном случае. Но если этот роман выполнит эту задачу, то я еще больше укреплюсь в своем мнении о верности подобного метода.

Наконец, есть еще одна проблема, которой я касаюсь с некоторыми сомнениями и колебаниями по вполне понятным причинам. Когда мы переходим из детства в мир взрослых, то сталкиваемся с новыми областями жизни, которые недоступны и нежелательны для ребенка, начиная с употребления алкоголя и курения до занятий альпинизмом. Секс стоит особняком среди других областей жизни, так как к нему относятся как к своего рода тайне, будто он считается каким-то табу. До сих пор это встречается среди некоторых сохранившихся до нашего времени примитивных племен и патриархальных обществ, но для современной цивилизации, основная цель которой (что бы там ни утверждали мрачные историки) – «радость бытия и просвещение», все эти запреты кажутся анахронизмом. Эволюция западной цивилизации – это эволюция, прежде всего, разума, отказ от догматических и авторитарных тенденций в религии, а также, я надеюсь, и в политике. Подобная эволюция не прекратилась ни тогда, когда в Англии отказались от владычества Папы, ни тогда, когда во Франции Вольтер отверг христианство. Даже Ньюмен и оксфордские апостолы должны рассматриваться в русле этого же развития, настойчивого стремления более глубокого, острого, проницательного проникновения разума в осмысление метафизических потребностей человека. Фрейд вынужден был вести все ту же борьбу, отвергая социальные табу и умалчивания, отстаивая необходимость открытости, искренности, откровенности, широты и непредубежденности в отношении к сексу. То же самое делал и Д.Г.Лоуренс. Концентрационные лагеря нацистов могут рассматриваться как попытка возвратиться к более примитивным – и менее сложным – формам общественной жизни, когда все проблемы разрешались с помощью силы и догм, а не разума.

Я думаю, что развитие западной цивилизации базируется на важном гуманистическом постулате, верность которого подтверждена историей: разного рода «запреты» не оправдывают себя, хотя иногда в ограниченном масштабе они и приносят относительную пользу. Возьмем к примеру сексуальные убийства. Они совершаются, как правило, не теми, кто откровенно думает или говорит о сексе без ограничений, но людьми, у которых расстройство возникает на почве болезненного интереса к сексу как к чему-то запретному, тайному и соблазнительно загадочному. Запреты нельзя путать с дисциплиной, которая способствует большей свободе, ведь вышколенная армия подобна хорошо смазанной машине, которая функционирует без трения отдельных ее частей.

Если все это истинно – трудно найти благоразумного человека, отрицавшего бы это, – то взрослые люди способны относиться к сексу так же, как они относятся к другим областям человеческой жизни – к искусству, науке, спорту, приключениям и т. п. Когда я читал в детстве Райдера Хаггарда, то испытывал как отчужденность, так и увлеченность. Беспристрастность вызывалась тем, что я удобно устраивался в кресле и читал книгу, а увлеченность проистекала от захватывающих приключений Алана Куотермана в кишащих змеями джунглях. Отчужденность и увлеченность – существенные качества цивилизованной жизни. Но там, где касается секса, дело обстоит несколько иначе. Некоторые полагают, что мы прямо или косвенно увлечены только в кровати с партнером, или же вообще отчуждены. В этом есть элемент абсурдности. Большинство взрослых читателей знакомы на опыте с тем, что описано Клеландом или Лоуренсом, но, в отличие от жестокости и преступления, этот опыт считается социально нежелательным. Но существует ли на самом деле непроходимая пропасть между сексом и такими литературными темами, как история, приключения, спорт? Есть ли какое-нибудь разумное объяснение, почему цивилизованные взрослые люди не могут читать о сексе отстраненно, или даже с юмором, или, возможно, с увлечением? Если вы определяете какую-нибудь книгу «шокирующей» – конечно, если она не безобразная или злая, то, на мой взгляд, нужно «шокировать» как можно большую аудиторию, и тогда все станут смотреть на подобную книгу спокойно и неискаженно. В действительно цивилизованном обществе – а мы находимся на пути к нему – не должно быть ни запрещенных книг, ни запрещенных идей.

Примечания

1

Когда книга готовилась к печати, я узнал, что останки полковника Донелли были найдены в его дотла сгоревшем доме. Это происшествие было отнесено к числу несчастных случаев, и никто не подозревался в умышленном поджоге или убийстве. Поэтому я восстановил главу о полковнике Донелли в первоначальном виде.