Самый короткий путь (СИ) - "Elle D."

на сердце, дрогнула, и через миг он разразился хохотом – таким громким, заливистым и

искренним, что зазвенели бокалы на столе.

– Портянки святых угодников! Вы что, решили, будто я жалею о невозможности жениться

на вас? Да я о том, что из-за меня вы не поведёте к алтарю какую-нибудь хорошенькую

дурочку из деревни, вот и всё! Хотя, – добавил Риверте, задумчиво глядя, как пунцовая

краска заливает Уиллу лицо, – пожалуй, в этой мысли что-то есть. Я бы немало отдал за

то, чтобы увидеть вас в подвенечном платье. Вам определённо должно пойти.

– Опять вы издеваетесь надо мной, – прошипел Уилл, в ярости отскакивая от него. Его

щёки пылали так, что ему было почти больно – и поделом, ну в самом деле, как можно

было сморозить такую глупость?! Риверте, всё ещё весело улыбаясь, шагнул к нему – и

Уилл отступил снова. Улыбка Риверте стала шире, он сделал обманный жест,

притворяясь, будто снова наступает на Уилла – и когда тот шарахнулся, избегая его

объятий, быстро шагнул вправо и обхватил его за плечи, притянув к себе и терпеливо

дождавшись, пока Уилл перестанет барахтаться и брыкаться в его руках.

– Ну хватит, Уильям, – миролюбиво сказал он. – Всё это, на самом деле, вздор. Вот вы

побывали всего один раз на месте той, которая должна выполнять обязанности хозяйки

дома – устраивать балы, развлекать гостей, улыбаться людям, которые на самом деле вам

омерзительны. Разве вам всё это по нутру? Клянусь, вы никогда больше не будете этого

делать. И даже присутствовать на подобных балаганах вам не придётся.

Уилл застыл, тут же прекратив вырываться. От последних слов графа его будто кипятком

окатило. Он вскинул голову, забыв о своих жалких попытках быть сдержанным и

уставившись на Риверте широко раскрытыми глазами. Во рту у него пересохло.

– Вы… вы меня… отсылаете?

– Нет, конечно, если ты сам этого не захочешь, – сказал Риверте и, пробежавшись

кончиками пальцев по его щеке, закрыл ему рот своими губами, заглушив то, что Уилл,

вероятно, на сей раз не сумел бы удержать в себе.

«Но я захочу этого, и очень скоро – вы это хотели добавить, не так ли, монсир?»

Глава 2

Зная Фернана Риверте некоторое время, было легко заметить за ним одну особенность:

решившись на некое большое и значительное дело, господин граф почитал его уже

наполовину сделанным, и только тогда удосуживался задуматься, а как, собственно, он

собирается добиваться поставленной цели. В возрасте шести лет от роду он решил

покорить мир; в возрасте двадцати девяти лет он решил соблазнить Уилла Норана; в

возрасте тридцати пяти лет он решил обзавестись супругой – и каждое из этих решений

никоим образом не сопровождалось хотя бы примерными планами по его воплощению.

Попросту говоря, Риверте решил жениться, но покамест понятия не имел, на ком.

– Слепой случай, Уильям, – заявил граф слегка растерявшемуся Уиллу, когда тот выразил

некоторое удивление по этому поводу. – Это сделало меня, которого отец решил отдать в

монахи, независимым и свободным сиротой. Это подтолкнуло вас подняться в мою

спальню в Даккаре в тот бесславный вечер, когда я надрался, как свинья, и оказался в

настроении затащить вас в постель. Это решит мою судьбу теперь. Ну и почему вы опять

дуетесь?

– По-моему, это глупо, – пробормотал Уилл, и Риверте ответил:

– Возможно. Зато это совершенно точно будет весело.

И да – ему было весело. А вот Уиллу – не очень.

Весть о том, что самый завидный и знаменитый холостяк Вальены решил остепениться,

облетела столицу в мгновение ока. Склон Платинового Холма, на котором стоял особняк

Риверте, тут же стал популярнейшим местом обеденных прогулок незамужних дам с их

маменьками, нянюшками и компаньонками. В день перед воротами дома графа Риверте

ломались по меньше мере две-три кареты, и три-четыре импозантные молодые сиры

падали из седла, сморённые жарким полуденным солнцем, после чего их, разумеется,

приходилось уводить в дом и приводить в чувства нюхательной солью. Не обнаружив

сира Риверте дома, юные сиры с заметным разочарованием удалялись, но на смену им

являлись новые. Уилл был потрясён тем, сколько, оказывается, незамужних дам разного

возраста и разной степени потрёпанности обитало в Сиане. Роднило их одно: все они

хотели замуж за Риверте.

И его это, судя по всему, забавляло до крайности.

Уилл знал, что граф не сможет упустить такой роскошный повод поглумиться над

высшим сианским обществом. И точно – теперь балы в его доме стали традицией и

давались еженедельно по вторникам и четвергам, а иногда и по субботам. Приглашения на

них выписывались строго именные, и заполучить такое считалось всё равно что вытянуть

на ярмарке лотерейный билет, позволяющий весь праздник напролёт задарма кататься на

карусели. Десятки, если не сотни знатных сианских (и не только сианских, новость

мгновенно облетела и близлежащие провинции, вызвав там большое оживление) девиц

ринулись на эту карусель, подхватив юбки и отдавливая друг другу ножки в кружевных

туфельках. Фигурально выражаясь, конечно… или, может быть, не так уж и фигурально.

Уилл старался поменьше попадаться этим женщинам на глаза. Они ненавидели его – все

как одна, даже те, кто после ласкового приёма, оказанного ему императорской четой,

снизошли уже было до показного дружелюбия. Самые воспитанные и сдержанные из этих

женщин смотрели на Уилла, словно он был прозрачной стеной, к их досаде, очутившейся

на пути. Менее благонравные глядели на него так, словно он только что вырвал у них из

рук последний кусок хлеба, тем самым обрекая бедняжек на голодную смерть. Уиллу

было противно думать о Риверте как о кости, которую эта свора светских львиц – или,

скорее, волчиц – пыталась поделить между собой. Но ещё противнее было сознавать, что в

глазах всех прочих он сам – гиена, ничтожная тварь, посягнувшая на то, что никоим

образом не может ей принадлежать. Временами Уилл думал, что они правы. И это было

хуже всего.

Риверте настаивал, чтобы он присутствовал на балах – хотя бы через раз. Уилл напомнил

ему было про обещание избавить его от этой тяжкой повинности, но Риверте в свою

очередь, заявил, что день освобождения для Уилла настанет тогда, когда для Риверте

настанет день прощания со свободой.

– А до тех пор, Уильям, я должен видеть неподалёку хотя бы одно умное, вменяемое и

приятное взгляду лицо, – сказал Риверте, и на этом вопрос был исчерпан.

Уилл надеялся, что ему по крайней мере позволят забиться в угол и тихонько просидеть

там весь вечер, благо присутствующих дам не интересовало на свете ничто, кроме

благосклонного взгляда господина графа. Но Риверте, словно издеваясь, на первом же

вечере поволок его знакомиться со всеми этими девицами. Уилл упирался в буквальном

смысле, скребя пятками пол, но Риверте ухватил его за локоть и, показывая окружающим

дружелюбный оскал, тихонько сказал, что если Уилл сейчас же не прекратит артачиться,

он, Риверте, поцелует его взасос прямо посреди этой озверевшей толпы, а потом уедет в

Сиану кутить и оставит его им на растерзание совсем одного. Угроза была настолько

чудовищной, что Уилл тут же сдался – и до конца вечера раздавал деревянные поклоны и

принимал холодные реверансы. Риверте даже заставил его танцевать, время от времени

подводя к нему очередную даму и ненавязчиво интересуясь, не будет ли она так любезна

подарить сиру Норану следующий танец, потому что он, бедняга, только о том и мечтает,

а сам попросить робеет, так что Риверте, дескать, берёт, на себя смелость просить за него.

Ни одна не могла отказать, польщённая уже тем, что сир Риверте вообще нашёл для неё

время на этом балу – и Уиллу приходилось кружиться в вальсе, вышагивать в менуэте,