Самый короткий путь (СИ) - "Elle D."

занимая гостей – что в его случае означало стоять столбом в суетливой толпе и

выслушивать бесконечные потоки обращенных к нему шуток, лести и болтовни. Как

сильно отличалось всё это от того приёма, который сперва оказали ему на балу у короля!

А ведь большая часть этих людей были и там – например, сира Висконе, ныне

поинтересовавшаяся, удобно ли было Уиллу в апартаментах её рода, и заверившая, что

она с огромным счастьем будет уступать их ему всякий раз, когда он станет гостить у

короля. К полуночи у Уилла уже голова шла кругом, его слегка мутило от этого блеска,

красок, смеха, чудовищной смеси сотен разнообразных духов – и он в отчаянии думал, где

же во всём этом балагане те умные, образованные и приятные люди, которые, по словам

Риверте, всё-таки есть в высшем обществе Сианы. Даже если граф не лгал, и такие люди

здесь были, до Уилла им было просто не пробраться сквозь толпу, натиск которой он

сдерживал из последних сил. Когда Риверте вернулся и, конечно же, мгновенно перетянул

на себя внимание гостей, стало чуточку легче, но всё равно этот вечер оказался одной из

самых изощрённых пыток, которые когда-либо устраивал господин граф своему

безропотному любовнику.

Уилл не верил своему счастью, когда всё это оказалось позади, и он, с трудом найдя в себе

силы раздеться, рухнул на кровать прямо поверх одеял. Он так устал, что, ему казалось, он

вырубится моментально – однако, как это бывает порой в состоянии по-настоящему

выматывающей усталости, уснуть не смог. Он лежал, раскинув руки и ноги по

прохладному шелковому покрывалу, прерывисто дышал, вздыхал и ворочался с боку на

бок, и лишь когда за окном уже стало совсем светло, с мучительным стоном поднялся и

снова натянул одежду. Всё равно ему не уснуть, так что толку оставаться в постели? Что-

то подсказывало ему, что Риверте к нему в эту ночь не придёт – и Уилл, не до конца

сознавая, что делает, пошёл коридорами, залитыми мутноватым предрассветным сиянием.

Здесь было так сладостно, так упоительно пусто, что было чистым наслаждением просто

идти сквозь эту пустоту, не рискуя ни с кем столкнуться и никуда не торопясь. Уилл

надеялся, что Риверте не станет затевать такие балы слишком часто, или по крайней мере

не возьмёт за привычку делать Уилла хозяйкой дома – иначе Уилл всерьёз опасался за

свой рассудок.

Он не знал, где находится спальня Риверте – тот ни разу его туда не звал, а

полюбопытствовать самому Уиллу в эти дни было недосуг. Но что-то ему подсказывало,

что в спальне графа всё равно нет. Поэтому он направился прямиком туда, где Риверте

обычно встречал утренние часы после особенно бурной и насыщенно проведённой ночи –

в рабочий кабинет.

Он был здесь почти в точности такой, как в Даккаре, Галдаре и всех прочих замках,

принадлежавших графу Риверте. Видимо, тот давно и окончательно подобрал наиболее

удобную для себя рабочую обстановку, и старался не менять её независимо от

обстоятельств. Всё те же книжные полки с большой подставкой в углу; тот же большой

дубовый стол с двумя креслами – удобным, для графа, и неудобным, для его просителей;

всё тот же глобус, правда, здесь он был не мраморный, как в Даккаре, а яшмовый –

видимо, чей-то дорогой подарок, возможно, от самого короля. И конечно, Риверте стоял

рядом с этим глобусом, возле окна, в скупом утреннем свете, перебирая бумаги – очень

быстро, только теперь Уилл знал, что он вовсе не бегло пролистывает их, а очень

внимательно и вдумчиво читает.

Уилл вошёл тихонько, поступью, которую давно выработал и которой не отвлекал

Риверте от работы – порой граф замечал его лишь через четверть часа после того, как

Уилл прокрадывался в уголок. Но сейчас он вскинул глаза, стоило Уиллу шагнуть за

порог – и Уилл поразился выражению, появившемуся на его лице. Уилл довольно хорошо

знал почти все выражения Риверте, знал, когда ему рады, а когда он некстати. Но порой

эти выражения смешивались в одно, ставя Уилла в тупик, поскольку наиболее точный их

перевод на слова означал нечто вроде: «Ну какого же чёрта вы припёрлись? А впрочем,

только попробуйте теперь уйти, и я привяжу вас к креслу».

Уилл нерешительно остановился, робко улыбнувшись.

– Так я и знал, что вы здесь, – сказал он, пытаясь отогнать от себя непонятную тревогу,

поднимавшуюся в груди. Он что-то сделал не так? – Ну как… как всё прошло?

– Что прошло? – спросил Риверте – до странного чужим, равнодушным голосом. Уилл

прочистил горло.

– Ну… всё. Ужин. Вечер. Я вас почти не видел. Мы с Гальяной…

– Вы с Гальяной, – повторил Риверте, покачав головой. – Надо же было вам пять лет жить с

этим маленьким гадом бок о бок, чтобы я услышал от вас наконец это «мы с Гальяной».

– Шесть, – поправил Уильям. Риверте снова бросил на него странный взгляд, полный

одновременно ласки и отчуждения.

– И верно, – сказал он. – Шесть. Уильям, идите ко мне.

Уилл подошёл. Риверте смотрел, как он подходит, чуть откинув голову, словно любуясь

им или пытаясь запомнить, как он выглядит. Потом отложил бумаги, которые держал в

руках, и, положив ладонь Уиллу на шею, притянул его к себе.

Уилл стоял неподвижно, чуть запрокинув голову – Риверте был заметно выше его, и Уилл

был обречён всю жизнь тянуться за его поцелуями. В этом поцелуе было что-то

лихорадочное, нетерпеливое – не было привычной ленцы, неторопливой уверенности и

обволакивающей теплоты. Не обычный приветственный утренний поцелуй, и не

дразнящее приглашение к соитию – что-то… что-то другое.

И это «что-то другое» Уиллу настолько не понравилось, что он отстранился, разорвав

поцелуй первым, чего почти никогда не делал. Его ладонь упёрлась Риверте в грудь. Граф

не переоделся после бала, только снял камзол, небрежно бросив его на спинку кресла. На

нём всё ещё оставалась парадная сорочка, и густо накрахмаленные кружева резали Уиллу

ладонь.

– Что случилось? – спросил он.

Риверте выгнул бровь – чуть менее непринуждённым и чуть более манерным движением,

чем обычно.

– С чего вы взяли, будто что-то случилось?

– Я не слепой. Всё прошло плохо? Бал…

– К чёрту бал, Уильям, – с внезапной усталостью сказал Риверте – и тут же добавил,

видимо, заметив смертельную обиду в глазах Уилла: – Проклятье, да не делайте же такое

лицо! Вы мне сердце разрываете. И если уж это не даёт вам спать по ночам, то знайте, что

вы отлично справились.

– Правда? – с бесконечным облегчением спросил Уилл.

– Нет, наглое враньё. Когда я это я говорил вам правду о ваших достоинствах?

– Ну… пару дней назад, во дворце, вы сказали, что у меня гибкое и развратное тело, –

слегка улыбнулся Уилл. Риверте окинул его задумчивым взглядом, словно подумывая, не

взять ли свои слова назад. Потом его рука соскользнула с шеи Уилла ему на спину, а

оттуда на талию, медленным, осторожным, почти трепетным движением.

– Да. Это правда. Вы всегда умели поймать меня на слове.

– Фернан, скажите мне, что случилось?

Рука на его поясе затвердела. Риверте терпеть не мог, когда Уилл называл его по имени –

может быть, оттого, что это оживляло не самые приятные воспоминания, а может, это

просто делало его беззащитным. Уилл знал это и старался не злоупотреблять

запрещённым оружием, однако сейчас не удержался – что-то происходило, он видел это и

хотел разобраться во всём.

Риверте смотрел ему в лицо ещё несколько мгновений. Потом убрал руку с его пояса и

указал на стол.

– Там стоит бутылка. Я ещё не открывал её. Откупорьте и дайте сюда.

Граф Риверте так и не избавился от своей привычки пить по утрам, хотя Уилл теперь

редко составлял ему компанию. Он старался относиться к этому снисходительно, зная, что