Самый короткий путь (СИ) - "Elle D."

неподалёку от королевского дворца. Сиана вся была на холмах: линии домиков, в цветах

которых преобладал белый и кирпично-красный, стекали по склонам к реке, пересекавшей

город пополам, и, если подняться на самый высокий из этих холмов, то казалось, что вся

долина затянута пёстрым покрывалом, расшитым сверкающей на солнце серебряной

тесьмой. Там, среди этих холмов, таились сады, парки, фонтаны, площади, университеты,

рынки, виселицы и бордели, там бурлила и горела жизнь, безудержная и легкомысленная,

и зрелище этого неистового потока, куда более мощного, чем воды текшей через город

реки, завораживало, хотя и одновременно слегка пугало. Уилл был рад, что они

задержатся здесь чуть дольше – ему хотелось побродить по этим холмам, почувствовать,

как они исчезают под каменным настилом мостовой, растворяясь в кишащем на них

людском потоке, и одновременно он был не совсем уверен, что ему понравится это

чувство. Как ни крути, девственные холмы Хиллэса, покрытые лёгким пушком

свежескошенной травы да, изредка, украшенные одинокой скромной мельницей,

нравились ему много больше.

В Сиане не было ни свежескошенной травы, ни мельниц – и уж тем паче их не нашлось в

округе особняка Риверте. Он был огромен, но содержался в безукоризненном порядке – во

всяком случае, по мнению Уилла, поразившегося полному отсутствию пыли и следов

запустения в доме, хозяин которого навещал его в лучшем случае дважды в год. Однако

Гальяна – вездесущий, всезнающий Маттео Гальяна, по-прежнему ни на шаг не

отстававший от своего господина – после беглого осмотра помещений пришёл в

бешенство и немедленно уволили половину слуг. Уилл не мог взять в толк, что ему здесь

не нравится, почему он тычет в грудь управляющему своим длинным пальцем с мерзким

острым ногтем (от его ногтей Уилла, как и прежде, бросало в дрожь), брезгливо

перечисляя те богадельни и публичные дома, где, без сомнения, окажутся очень рады его

услугам. Управляющий краснел, бледнел и зеленел, не смея спорить, а по окончании этой

унизительной тирады трусцой побежал выполнять тысячу триста срочных указаний,

которые обрушил на него Гальяна с требованием, чтоб всё было сделано до заката, ибо на

закате прибудет Хозяин. Не знай Уилл этого Хозяина, он был бы, наверное, в ужасе от

того, что за привередливое чудовище владеет этим роскошным домом и держит в страхе

всю здешнюю челядь.

Впрочем, Уилл был пристрастен. Объективно говоря, сир Риверте был именно что

привередливым чудовищем – просто, чувствуя его губы на своей шее и его язык в своём

заднем проходе, Уилл имел обыкновение забывать сей прискорбный факт. Явившись, как

и было обещано, на закате, Риверте шагнул через порог, окинул взглядом прихожую,

сверкавшую чистотой так, что стоять посреди неё в сапогах Уиллу было неловко, после

чего подозвал Гальяну и полюбопытствовал в своей обычной любезной манере, куда

задевался его дом и почему на его месте стоит этот свинарник. Гальяна, потирая свои

длинные когтистые руки, стал оправдываться и юлить, в ответ на что Риверте фыркнул:

«Уильям! Идёмте ночевать в гостиницу, это же ужас что такое – я боюсь, здесь мы

подцепим блох». Конечно, Уилл знал его достаточно хорошо, чтобы понимать – всё это не

более чем неизбывная привычка поддразнивать окружающих, ловко пиная их в наиболее

болезненные места. Привычка, в сущности, беззлобная – но, впрочем, опять-таки, Уилл бы

пристрастен.

В конце концов в гостиницу, конечно, они не пошли. Риверте до утра инспектировал

помещения, и до самого рассвета огромные пространства особняка оглашались громовым

и безжалостным: «Здесь проветрить», «Здесь перекрасить» и «Это всё выкинуть к чёртовой

матери – какого дьявола тут свалена вся эта рухлядь?» Уилл догадался, что это тоже был

ритуал, своеобразная игра, в которую Риверте играл со своим доверенным помощником

Гальяной, и Гальяна, смущённо бормотавший оправдания, прекрасно знал правила этой

игры. Как дитя, в самом деле, – думал Уилл с некоторой досадой, лёжа один в чистой,

душистой, но холодной постели наверху и слушая, как внизу ходят, бранятся и хлопают

дверьми. Хотя нет, тут же поправил он себя, Риверте не дитя. Скорее уж – кот. Он бывает

сонливым и ласковым, он может мурлыкать, потираясь носом об уиллову шею, но

временами в нём бурлит энергия, и если она не находит выхода, тогда ему нужно хотя бы

с кем-нибудь поиграть, погонять лапой мышь по паркетному полу, слегка выпуская когти.

А иначе он совсем одичает от безделья и станет кидаться на стены.

Хоть бы и впрямь король отпустил его в эту Аленсию, думал Уилл, рассеяно глядя в

узорчатый потолок спальни. Может, тогда он успокоится хоть ненадолго.

Пока же спокойствие графу Риверте, а стало быть, и всем его домочадцам, только

снилось. Едва въехав в особняк, он немедленно затеял бал – к большому огорчению

Уилла, который вообще не любил подобные празднества, ну а летнего бала в королевском

дворце ему хватило бы на весь следующий год. Но такова была традиция сианского

высшего света: графу полагалось справить сезонное новоселье, созвав к себе всю

сианскую знать, включая императорскую чету. Уилл поначалу надеялся отсидеться в

библиотеке, но Риверте развеял его надежды, усадив диктовать писцу приглашения.

– У меня нет на это времени, – заявил он, когда Уилл попытался отнекаться. – Вот вам

список, здесь всего лишь двести имён, вы управитесь за пару часов. Не хмурьтесь. Между

прочим, это ваша прямая обязанность.

– Моя?

– Да, как хозяйки дома.

– Хозяйки дома?!

– А что, вы видите в моём окружении особу, более подходящую на эту роль? Не коситесь

на Гальяну, Уильям – он слишком стар и годится мне скорей в матери, чем в супруги. Да,

и к слову, когда закончите с приглашениями, спуститесь в кухню и побеседуйте с поваром

насчёт меню. Я понятия не имею, что это за прохвост. Говорят, он лучший кулинар в

Сиане, но чёрт его знает – вдруг он ярый приверженец блюд из морской капусты, а вы

ведь знаете, как я её ненавижу.

Отдав Уиллу эти, а также ещё полдюжины распоряжений (в числе которых значилась

также распределение мест за столом и закупка цветов для украшения зала), Риверте

умчался куда-то по срочным и неотложным делам, а Уилл, проморгавшись, поплёлся

выполнять указания. Он был в замешательстве – прежде Риверте никогда не обременял его

подобными вещами, со всем отлично справлялся Гальяна. Он, впрочем, и теперь помогал

Уиллу – без него тот совершенно точно не управился бы ни с гостевыми местами за

столом (Уилл просто не знал, кого с кем можно сажать, а кого нельзя), ни с лучшем

кулинаром Сианы – толстым, крикливым самодуром, злющим, как сто чертей, и

смертельно презирающим всех земных существ, не родившихся с поварёшкой в кулаке.

Вот так, метаясь между кухней, кабинетом, столовой и задним двором, Уилл провёл

следующие несколько дней, выматываясь так, что засыпал, едва упав в постель и даже не

успев пожалеть, что опять за весь день почти не видел Риверте. В конце концов он

запоздало понял, что граф именно для того так загрузил его делами, чтобы у него не

оставалось времени на хандру – и, быть может, на осмотр города, которому Уилл раньше

намеревался себя посвятить. Какой там осмотр – у него не было времени носа высунуть за

порог, если только не для встречи очередного посыльного с очередным благодарственным

ответом от очередной аристократической фамилии.

Бал, в конце концов, удался. Было много народу, вина, музыки, болтовни, были король с

королевой, впрочем, довольно скоро уехавшие. Риверте уехал вместе с ними, и в те два

часа, что он отсутствовал, Уилл и впрямь был вынужден выполнять роль хозяйки дома,