5. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На белом камне - Анатоль Франс

Полина. Бедный папа! Как ты работаешь!

Бержере. Работаю я много, но работаю нехорошо! Я слишком занят. Чтобы хорошо работать, надо быть свободным.

Полина. А кто свободен, тот не работает. Сколько гранок тебе надо прочитать?

Бержере. Шестьсот восемьдесят — петита!

Полина. Я не могу тебе помочь, папа?

Бержере. Ну, конечно, можешь.

Евфимия. Матерь божья! Теперь соль просыпалась. Это не к добру.

Бержере. Вы уверены, Евфимия?

Евфимия. Просыпать соль — всегда не к добру.

Бержере. А если я стану утверждать противное, вы мне поверите?

Евфимия (почтительно, но твердо, превозмогая смущение). Но барин… нет, не поверю!

Бержере. Вы мне не поверите? А ведь я же образованный, ученый.

Евфимия. Что и говорить, вы ученый! Да только учили-то вас по книгам, по писаному, а не тому, что в жизни бывает, не по-серьезному. Где уж вам разобраться, что к добру, а что к беде.

Полина. Видишь, папочка, у тебя, бедного, нет авторитета. Тебя не принимают всерьез. Твое мнение не имеет веса.

Бержере. Да, чаще всего… Но почему?

Полина. Знаешь, — может быть, то, что ты говоришь, слишком трудно для понимания… А потом ты очень добрый, очень ласковый, очень простой. А уж это, конечно, не способствует авторитету.

Жюльетта (рассматривая модный журнал). Полина, полосатые ситцы…

Полина (не слыша). Папа, я тебе скажу то, чего ты и не подозреваешь. Ты сейчас в столовой, и около тебя обе твои дочки. Признайся, ты этого не заметил!

Бержере. Я думаю, дочка, что нам с тобой обоим недостает авторитета… Кто-то идет. Это мать… Пойду повяжу что-нибудь на шею — без этого никак нельзя! (Уходит.)

Видно, как по саду идет г-жа Бержере.

Те же, г-жа Бержере.

Жюльетта. Полина, какой ширины этот ситец?

Полина. Восемьдесят сантиметров.

Жюльетта. Восемьдесят, ты уверена?

Полина. Да, уверена.

Жюльетта. Вот мама. Она сейчас скажет.

Г-жа Бержере (входя). Я боялась опоздать. Я от мадемуазель Розы, она задержала меня на целый час — показывала шляпы. Одна, для госпожи Годи, просто необыкновенная.

Слова ее повисают в воздухе.

Евфимия (входя с хлебом и яйцами). Кушать подано.

Г-жа Бержере (сияющая и утомленная). Отец, как обычно, запаздывает.

Полина. Он у себя в кабинете.

Г-жа Бержере. Евфимия, скажите барину, что завтрак подан.

Евфимия уходит.

Когда поздно завтракаешь, потом ничего не успеваешь сделать, день пропал.

Пауза.

(Решительно.) Ну, за стол, за стол!

Садятся за стол.

Жюльетта. Мама; после завтрака мы пойдем на бульвар?

Г-жа Бержере. Конечно… Скажи, Полина, ты все приготовила для прогулки? Не знаю, как это получается, но всегда тебе чего-нибудь не хватает.

Вынимают салфетки из колец.

Полина. Уверяю тебя, мама, я тут ни при чем.

Г-жа Бержере. Перчатки нет! Куда я девала перчатку?

Жюльетта. Вот, мама.

Г-жа Бержере. Нет, не та. Самое неприятное — это потерять перчатку.

Бержере (входит). Прошу прощения! (Садится за стол.)

Все едят.

Г-жа Бержере. Полина, о чем ты думаешь? Яйца всегда разбивают с тупого конца.

Полина. А — почему?

Г-жа Бержере. Так принято.

Бержере. Так установлено традицией, ритуалом. Надо строго соблюдать ритуал. В Персии фанатики как-то осмелились разбить яйцо с острого конца. Это вызвало кровавую революцию. В одном Исфахане погибло сто восемьдесят тысяч человек.

Полина. Это правда?

Бержере. Во всяком случае, это правдоподобно. Обычно люди избивают друг друга по причинам такого же рода.

Г-жа Бержере. Ваши шутки неуместны… Как я могу воспитывать дочерей, раз вы высмеиваете все мои наставления? Издевайтесь сколько вам угодно, но, как сидеть за столом, я знаю. Моя мать была очень строга по части того, как надо пить или есть. У моего дядюшки Пуйи были превосходные манеры.

Пауза.

Люсьен, что у вас на шее?

Бержере. Как будто… платок.

Г-жа Бержере. Что у вас за дурная привычка, — в двенадцать часов еще не одеты! Мой отец с утра надевал выходной костюм… А тетушка Пуйи говаривала: «У нас в семье шлепанцев и в заводе нет, мы даже не знаем, что такое шлепанцы… Вставая с кровати, уже надевают ботинки. Шлепанцы хороши для лентяев». Вот дядюшка Пуйи и сделал блестящую карьеру и составил свой большой латинский словарь.

Бержере. Ага, значит, дядюшка Пуйи, раньше чем писать, надевал ботинки? Весьма похвально! Скажите: а когда он работал над своим большим словарем, он шпор не нацеплял?

Полина смеется в стакан, захлебывается.

Г-жа Бержере (резко). Вы находите это остроумным?

Бержере. Нет, это весело и…

Г-жа Бержере (убежденно). Верьте мне, Люсьен: если хочешь чего-либо добиться, нужно иметь приличный вид.

Бержере. Я тоже так думаю. Будь у меня вид получше, я бы, пожалуй, был не преподавателем латинской литературы на филологическом факультете третьеразрядного городишки, с годовым окладом в четыре тысячи восемьсот франков, а… В самом деле, кем бы я был?

Г-жа Бержере. Во всяком случае, растерзанный вид не дает никаких преимуществ.

Бержере. Да, одни только неудобства.

Пауза. На смену яйцам появились котлеты.

(Внезапно вспомнив.) Ах! Пока я не забыл — сделайте одолжение, избавьте меня от ивового манекена, на котором вы примеряете платья. Он совершенно загромождает мне кабинет.

Г-жа Бержере. А куда прикажете его девать?

Бержере (мягко). Куда-нибудь в другое место.

Г-жа Бержере. Не так уж он вам мешает.

Бержере (мягко). Мешает.

Г-жа Бержере (меняя разговор). Я встретила госпожу Мазюр. На ней была новая шляпа. Огромная шляпа!

Бержере. А котлета не дожарена, Евфимия, — совсем не дожарена.

Евфимия. Не велика беда, — сейчас поставлю на плиту! (Выходит.)

Г-жа Бержере. Странный у вас вкус, — любите пережаренное мясо. Не понимаю, что за удовольствие есть уголь. Котлеты поджарены как раз в меру.

Полина. Может быть, у тебя и дожарена. А у меня она — в прославленном стиле Евфимии — сплошные контрасты, как у художников из группы «неистовых»: жженая сиена и киноварь.

Г-жа Бержере. Возможно. Но, если кто недоволен, надо сказать мне, а я уж сделаю замечание прислуге. Иначе, откуда же быть у меня необходимому авторитету… Мой отец никогда не вмешивался в хозяйство. И дом был в порядке…

Евфимия (входя). Вот вам котлета!

Бержере. Очень благодарен. О, на этот раз вы, Евфимия, достигли совершенства и даже превзошли его. Мысль, что ешь мясо несчастных животных, вызывает отвращение. При виде же такой котлеты забываешь об этом, — настолько она далека от животного и приближается к минералу.

Полина одна смеется.

Г-жа Бержере. То — недожарена, то — пережарена. На вас не угодишь!

Бержере. Нет, я доволен, дорогая, доволен, но, видимо, не умею это выразить. Тут — недоразумение, обидное недоразумение.

Г-жа Бержере. Сколько шуму из-за котлеты! Неужели нет более интересной темы для разговора?

Бержере. Есть, конечно есть — интересные разговоры еще будут, вот увидите.

Долгое молчание.

Г-жа Бержере. Сегодня утром часы на здании префектуры остановились. Вот уж, верно, господин Денизо был недоволен! Он всегда проверяет часы по префектуре.

Враждебное молчание.

Бержере (сквозь зубы). Я ведь говорил, что интересные разговоры еще будут.

Г-жа Бержере (Полине). Куда ты смотришь, Полина? О чем ты думаешь? Ты иногда бываешь такой рассеянной, что это просто невыносимо, а для молодой девушки и вовсе неприлично. Ты смотришь на часы, это невежливо.