Донская Либерия - Николай Алексеевич Задонский

Когда прохожий поп Грица Карасевич ввел в блуд двух местечковых жинок, казаки и селяне по своему старому обычаю решили с попом расправиться сами. Приговорили повесить.

Но поп был не глуп и, как объявили ему приговор, стал казаков совестить:

— Эх, браты, браты! Вижу я, что ослабла ныне сила казацкая, коли за жинок злоехидных такого человека губите. Я ж за вас, собачьих сынов, кровь свою вместе с батьком Палием проливал. Меня сам батько Палий по правую руку сажал, как я трех ляхов срубил. Я ж, дурни вы чубатые, только видом поп, а душой казак и батьку Палию кум…

— Черту ты кум, а не батьку, — пробовали спорить казаки. — Батько — сокол, а ты — ворона…

— Кто ворона? Я? Ах вы, гусиные гузки! Ах вы, свиные хрящики! Ах вы, бабьи подолы! — тут поп такой отборной руганью пустил, что многие заколебались:

— Кто знает, может, и кум… Говорит по-казацки…

Посовещались старики, решили горилкой правду искать. Известно, что настоящий, добрый казак горилку пьет без отказа, пока до дна не доберется.

Принесли здоровенный глиняный жбан.

У попа глаза заблестели.

— Чую, — говорит, — казацкий квасок, дайте хлебну разок…

— Пей, — отвечают, — с богом…

Схватил поп жбан — только в глотке забулькало. Единым духом весь жбан высадил.

— Ей-богу, кум батьки! — восторженно крикнул какой-то молодой казак.

— Кум не кум, а казацкой породы, — рассудили старики и приказали веревку убрать.

А у попа глаза осовели, посмотрел он на стариков, рукой махнул.

— Ну, — говорит, — свиные рыла… берите трех на свои поганые души… Вешайте!..

— Нет, — отвечают, — добрых людей мы вешать не можем. Иди с богом…

— Нет, — спорит поп, — вешайте. Охота мне с того света глянуть, як мой кум Палий за меня с вас взыщет…

А сам за веревку — и петлю вяжет.

Старики отнимают:

— Что ты, что ты! Бога побойся!

Поп в драку. Кулаки здоровые — насилу успокоили. Признали кумом батька.

Стал с тех пор поп Грица жить в почете, — велика была слава казацкого батька Семена Палия.

Но скоро слух о Грице дошел до гетмана.

Как посмотрел на его проделки пан Мазепа, никто не ведал, но только однажды поп Грица исчез и больше в тех местах не показывался.

— Мабуть, вин к куму поихав, — гадали казаки, вспоминая веселого попа.

XV

Заключив с саксонским курфюрстом[16] и польским королем Августом союз против Карла XII, царь Петр начал военные действия в Прибалтике, освобождая захваченные шведами исконные русские земли. Но под Нарвой войска Петра потерпели поражение и откатились назад.

Шведский король Карл XII вторгся в Польшу. Коронный гетман польский Иероним Любомирский, изменив своему народу, перешел на сторону врага.

Любомирский искал союза с Палием, подбивая его выступить против русских войск. Несмотря на выгодности условий, предложенных коронным гетманом, казацкий батько воевать против русских наотрез отказался. Он обратился опять к гетману Мазепе со старой просьбой — принять его под державную царскую руку.

Палий правильно рассчитывал, что теперь русский царь не должен ответить ему отказом. Но он не ведал того, что отношение к нему Мазепы круто изменилось к худшему, что просьба его прочно застряла в гетманском столе, что гетман искал только случая погубить его.

Получив приглашение гетмана прибыть к нему для переговоров по важным делам, Семен Филиппович простился с женой и в тот же день отбыл в Бердичев, где стоял обоз Мазепы.

На глазах у всех гетман трижды облобызал батька Палия, под руку провел его к себе в шатер, где был приготовлен богатый обед.

За гетманом вошла вся генеральная старши́на и судья Василий Кочубей.

Семен Филиппович Палий был небольшого роста, коренастый, с пышными усами, голубоглазый. Он совсем не походил на «грозного» батька, был добродушен, любил жить с душой нараспашку и от чарки горилки никогда не отказывался.

А тут его самолично потчует друг, пан Мазепа, — как отказаться?

Выпил батько одну чарку, другую, третью. Захмелел. Сейчас бы соснуть казаку хорошенько, а нельзя. Иван Степанович под локоток держит и тихим голосом дивные речи говорит:

— Очень мне удивительно, брат Семен, что ты ныне с панами задружил и гетману Любомирскому служишь…

— Брехня… Який я панам друг?.. Я казак…

— А почто с Любомирским тайну пересылку имеешь?

— Яку пересылку? Паны на свою сторону склоняют… пишут грамоты… а я що? Я под царскую руку всегда желаю…

— А почему по царской грамоте Белой Церкви нашим доброжелательным панам не сдаешь?

— Яки паны доброжелатели? Все паны одинаковы, и пользы от них царскому величеству не будет, — сказал Палий, не понимавший «тонкой политики».

— Вот ты ослушался и огорчил великого государя, — вздохнул гетман, — За это он тебя в свое подданство не примет…

— А не примет, бис с ним… Я сам не пропаду… Я сам себе гетман…

Батько, качаясь, встал, взмахнул руками, сделал два шага, упал на походную кровать гетмана, сразу захрапел.

— Пиши, — сказал Мазепа сидящему рядом писарю, — пиши, что Палий грамоты от изменника Любомирского получал, пересылку с ним имеет, его царскому величеству поношение чинил и гетманом сам себя называет… Все слышали, господа старши́на? — обратился он к генеральным.

— Слышать — слышали, пан гетман, — сказал Кочубей, — а