Легион обреченных - Рахим Эсенов

Дарганли удалось влезть в душу Шамамедова. По простоте душевной Непес признался ему, что неоднократно бежал из плена. Немцы ловили его у самой линии фронта, но каждый раз он выдавал себя за другого. Так избегал расстрела. Шамамедов тоже не его фамилия. Настоящую он и мне не сказал... Непес не оставлял мыслей о нашем побеге, но допустил роковую ошибку, предложил Дарганли присоединиться к нам, даже не посоветовавшись со мной.

— В воздухе мы, летчики, сами хозяева, — забросил удочку провокатор. — Тебе опыта в побегах не занимать. Давай выкладывай, вместе обмозгуем.

Непес и попался на крючок. Мне-то про свою откровенность с Дарганли он сказал после. Но было уже поздно.

Шамамедов выложил провокатору все детали нашего плана захватить самолет в воздухе. Над Кавказскими хребтами надо обезоружить остальных в группе и силой принудить летчика приземлиться на ближайшем советском аэродроме.

— Тамошние аэродромы я знаю хорошо, — заключил Непес.

— А третий кто? — не утерпел Дарганли.

— В воздухе узнаешь. — Шамамедов решил не называть моего имени. — Человек он надежный. Не беспокойся.

Дарганли все донес Мадеру. Майор хотел было передать Непеса на расправу в гестапо, но передумал. Как бы самому не пришлось расхлебывать всю кашу. Этот факт мог вызвать неудовольствие в верхах. Кто знает, как расценит его начальство, какой ход дадут истории с бортмехаником группы? Не положит ли это конец карьере самого Мадера? В последнее время участились случаи, когда агенты, завербованные из числа военнопленных и забрасываемые в советский тыл, убивают своих инструкторов и руководителей групп, а сами приходят с повинной в органы госбезопасности...

Посоветовавшись с Сулейменовым и Абдуллаевым, майор решил шума не поднимать и полета не откладывать, а в воздухе опередить нас: расправиться с Шамамедовым и, если третье лицо реальное, то и с ним... Видишь ли, Мадер не очень-то верит этому Дарганли, думает, что тот просто набивает себе цену. Но с полетом, как видишь, не выгорело. Мадер, боясь огласки, утаил все от гестапо, решив сам учинить суд над Непесом с помощью своих подручных.

— Кто третий? — спрашивал Сулейменов. — Скажешь?

— Скажу. Ты!

Сулейменов в исступлении колотил Шамамедова тростью. На голой спине у бедняги прямо на моих глазах вздувались красные, кровоточащие полосы. Бил его до тех пор, пока трость не переломилась...

Непес тоже в долгу не остался, поднялся и головой ударил того в живот. Сам не удержался, упал, и Сулейменов не устоял: одна-то нога у него короче. На Донбассе он командовал карательным взводом, и там в бою с партизанами его ранило. Бог шельму метит. Партизаны окружили карателей, но Сулейменову удалось вырваться. Когда партизаны все же нагнали его, он метнул в них гранату. С испугу-то не рассчитал, граната ударилась о ближайшее дерево, разорвалась, и осколок задел его в ногу. И все-таки спасся, гадина.

Абдуллаев помог подняться Сулейменову, усадил на стул Шамамедова и с такой силой ударил его кованым каблуком, что Непес слетел на пол, ударившись головой о железную ножку кровати, и потерял сознание.

Я повернулся, вижу, как Дарганли злорадно ухмыляется. Зверь!.. Человек умирает, а он радуется. Потом Непес открыл глаза, зашевелился.

— Так кто третий? — Мадер стоял над распростершимся на голом полу Непесом.

— Может быть, Кулов? — угодливо вставил Дарганли.

— Сейчас не время старые счеты сводить, — сказал Мадер. Он знал, что мы с Дарганли постоянно ссорились. — Если вы не смогли узнать третьего, то потрудитесь, эфенди Дарганли, придержать язык за зубами. Теперь вашей помощи не требуется, я сам отыщу. Если вздумаете с кем-либо поделиться этой историей, не забудьте сказать, что вторым-то вы были сами... — Мадер обвел глазами всех, кто находился в комнате. — А может, вам самому не хотелось вылетать из Крыма?.. Кто отвечал за техническое состояние самолета? Немецкий пилот и вы! В аварии самолета тень падает и на вас. Вы — крымский татарин. Здесь, в Крыму, проживают ваши родичи, вы обзавелись какими-то сомнительными знакомствами с женщинами, и потому, наверное, не было особой охоты улетать из родных мест в неизвестность...

Ошеломленный Дарганли хотел что-то возразить, но майор тоном, не допускающим возражения, добавил:

— Учтите, мой эфенди, что маленький язык, как говорят на Востоке, нередко бывает причиной больших несчастий.

Дарганли выскочил из комнаты как ошпаренный. Я остался. Шамамедов снова был без сознания.

— Может, третьего и не было, господин майор? — Хитрец Сулейменов решил, что Мадер ждет именно такого вопроса. — Шамамедов поверил Дарганли, значит, не мог от него скрыть своего единомышленника. Неужели ему чужая жизнь дороже своей? Теперь же Дарганли нам просто голову морочит, хочет поводить нас за нос и сорвать задание.

Мадер неопределенно пожал плечами, тоже сомневаясь в реальности существования третьего. Во всяком случае, ему хотелось, чтобы третьего не было... Шамамедов, бедняга, с того дня как в воду канул... Сулейменову и Абдуллаеву легче человека убить, чем глазом моргнуть...

Так разведчик Ашир Таганов в лице Мурата Кулова нашел себе в самом логове врага первого друга и помощника.

«Стрела — Центру. Мадер остыл к апартаментам на Бендлерштрассе[30]. Втайне от ОКВ написал заявление в «Тюркостштелле», где в руководстве состоит его приятель генерал Бергер, с просьбой предоставить возможность организовать «Ост-мусульманскую дивизию СС», а на ее базе — армию. Мадер уже встречался с Бергером. Согласие на формирование получено. Штаб дивизии будет расквартирован в польском селе Понятове».

Вернувшись из Берлина, Мадер тут же вызвал к себе весь свой штаб. Он был навеселе, и, судя по его настроению, привез целый короб утешительных новостей. К идее заброски спецгруппы в Каракумах майор заметно охладел, и не случайно.

На исходе был 1943 год. Красная Армия развивала наступление, очищая советскую землю от супостатов. Перед лицом неминуемого краха во вражьем стане прозревали даже самые фанатичные: Россия — это не Западная Европа, по которой фашисты прошли как на параде. Теперь и барон не очень-то верил в успех своей авантюры организовать в Туркестане вооруженное восстание, заручиться поддержкой местного населения.

Мешало и другое. К тому времени всесильный адмирал Канарис попал в немилость к Гитлеру. На то было много причин. В 1942 году английская секретная служба перехитрила абвер и высадила десант, которому удалось уничтожить секретный экспериментальный полигон вермахта под Гавром. А может, глава абвера уже тогда играл с англичанами в поддавки. Вдруг союзники победят?! Такие, как Канарис, уже чуяли, на чью сторону перевешивает чаша весов. Изрядно напакостил обер-шпиону и шестой отдел Главного имперского управления безопасности, стремившегося прибрать к рукам абвер, поскольку в сейфе адмирала хранились досье на многих руководителей нацистской партии и СС.

Гитлер еще прочно держался у власти и гнал на смерть миллионы немцев. Чувствуя шаткость положения своего шефа, Мадер приглядывал себе нового хозяина, в душе завидуя Фюрсту и всем, кто носил эсэсовскую форму. В последнее время от него заметно попахивало, он все чаще заглядывал в бар серванта с изрядным запасом спиртного. Теперь не экономил, как прежде, на напитках, начисто предав забвению свое кредо о «культуре пития» и сентенции, которыми когда-то пичкал напивавшегося до омерзения Каракурта. Дошло до того, что он оставил на попечение старой экономки свою Агату, скованную обострившейся болезнью позвоночника, забыв и о Леопольде, который, охладев к Фюрсту и поругавшись с отцом, записался в создававшийся фольксштурм.

— О друзья мои! — Мадер многозначительно улыбался. — Если бы вы знали, кого я встретил в Берлине! Рейнгольда Бергера, своего однокашника. И кем? В чине генерала СС... Он долго жил во Франции, Чехословакии и Польше. Словом, в Европе, на виду у начальства. Не то, что мы у черта на куличках. Недавно его перевели в важное ведомство. Вот фортуна! Рейнгольд после училища полтора года ходил под моим началом. Теперь генерал, а я всего лишь майор. Он — протеже своего брата, который на Вильгельмштрассе[31] выполняет особо щепетильные поручения самого Риббентропа...

Мадер обвел внимательным взглядом задумчивые лица собравшихся и возликовал: его настрой передался всем. Выученик прусской школы разведки знал, что, вызвав у человека определенное настроение, легче его проверить, обезоружить внезапным вопросом. Так учили в старые добрые времена. Не то что сейчас, когда разведку, жившую славными традициями полковника Вальтера Николаи[32], заполонили неотесанные парни из пивных баров и мясных лавчонок. Им ли, невежам, заучившим десяток цитат из «Майн кампф», ведомы тайны души? Разве они чета ему, Мадеру, — тонкому знатоку человеческой психологии, образованному барону, проштудировавшему Цицерона, Гегеля, Канта?.. В этих наглецах, перебежавших дорогу Мадеру, больше спеси, чем ума.