Легион обреченных - Рахим Эсенов

Таганов заметил, как Мадер зашарил глазами по столу, видимо, ища сигареты, потом поднялся и вышел.

Сулейменов уход майора расценил по-своему: как знак убрать отсюда не в меру разболтавшегося Кулова.

— Эй ты, казах, помолчи! — набычившись, поднялся с места бывший адъютант Мадера.

— Я — каракалпак! — Кулов гордо вскинул голову. — Мать у меня казашка. Но я бы не меньше гордился, будь я и казахом. Какая ведь разница? Вы с Абдуллаевым для меня земляки, потому мне стыдно за вас. Тебе, без роду и племени, этого не понять! О таких, как ты, еще Гейне...

Сулейменов сильным ударом сбил с ног Кулова и приказал Таганову:

— В подвал его! И свяжи, не то еще припрется. Вот отоспится, я ему развяжу язык. Тихоня! Не то что Шамамедова — родную мать вспомнит, — пригрозил он огромным волосатым кулаком. Его длинное благообразное лицо так побелело, что он напоминал покойника.

Таганов выволок Кулова из зала, в коридоре поставил на ноги и, крепко взяв под руку, повел в подвал. Там он затянул ему руки, но некрепко, чтобы смог развязаться, и предусмотрительно не закрыл дверь на щеколду. Быстро вернулся назад. Едва Ашир уселся на место, с коробкой сигар вошел Мадер.

— Так на ком же остановился эфенди Кулов? — Майор сделал удивленные глаза, недоумевая, куда же подевался этот шутник.

— На Эембердыеве. — Поросшие щетиной уши Сулейменова угодливо вздрогнули, а большие залысины заблестели, будто смазанные вазелином. — Он собирался сказать, на кого работает Эембердыев, но не успел. Мы отослали его проспаться.

— Напрасно. — Мадер прикурил сигару от протянутой Сулейменовым зажигалки. — Любопытно бы послушать. Да я сам скажу, на кого работает Эембердыев. Это всем известно...

Сулейменов попытался сказать что-то майору на ухо, но тот, отмахнувшись от него, продолжил:

— На Фюрста! На этого неотесанного служаку, неспособного отличить Рафаэля от Тициана, имеющего о них представление в пределах допотопного путеводителя. А вы, эфенди Эембердыев, интеллигентный человек. Правда, у нас сейчас слово «интеллигент» звучит как ругательство, и кое-кому при этом слове хочется даже стрелять... Вы должны понять, что туркестанцам по пути только со мной. С Мадером Туркестан ждет небывалое величие. Я скажу вам, друзья, откровенно: кое-кто за идею привлечения азиатов к управлению государством считает меня сумасшедшим. А я вижу в туркестанцах не только пятую колонну, но и государственных мужей, которые должны править своим краем...

Мадер трезвыми глазами посмотрел на всех сидящих — в тот вечер он даже не пригубил спиртного. Правда, барон уже не был прежним трезвенником. Из-за неудач в Иране и Афганистане, задержки с присвоением очередного звания на него напала хандра, все чаще заставлявшая прикладываться к бутылке. Шнапсом он не злоупотреблял, предпочитал пиво, но еще великий Бисмарк сказал: «От пива делаются ленивыми, глупыми и бессильными». Мадера не назовешь глупым. Когда Ашир здоровался за руку с бароном, ему казалось, что Мадер своими длинными и нервными, как у пианиста, пальцами чувствует настроение другого.

— А что останется от вашего края, если офицеры, наподобие Фюрста, взывают к гуманному солдату: «Круши, ломай, сжигай, уничтожай все под корень!» Я спрашиваю — зачем? Ради чего? — Мадер поморщил и без того морщинистый лоб. — Надо не сокрушать, а сохранять исторические памятники, шедевры культуры, чтобы они служили немецкой нации и дружественным нам народам. Те же уникальные памятники Ленинграда и Москвы, соборы Киева лишь подчеркнут величие победы германского оружия. Наши живые боги взывают: «Убивай всех, малого и большого!» Если всех перебьем, над кем, позвольте, будем мы тогда господствовать?.. Представьте себе — а так будет, не сомневаюсь: высадим мы свою армию в Туркестане и начнем истреблять всех без разбору. Кем вы станете после править, кем повелевать?..

Мадер попыхал потухшей сигарой, Сулейменов снова поднес зажигалку.

— Что могут дать нашему делу концлагеря? — Мадер, не обращая внимания на зажигалку, поднял руку с сигарой. — Один вред! Они только губят дешевую рабочую силу. Надо делать инъекции в умы, души людей, вселять в них нашу идеологию...

Дверь зала открылась — вошла старая китаянка, катившая перед собой небольшую тележку с восседавшим на ней огнедышащим картонным драконом. Подкатив ее к столу, женщина ловким движением высоко подняла яркий муляж — под ним красовалась батарея коньячных, водочных и пивных бутылок. Здесь же — открытые банки с говяжьей и свиной тушенкой, колбаса, сыр, салаты, холодные закуски из мяса и рыбы, а также несколько пачек сигарет. Для Мадера, скупого и расчетливого, это было неслыханно щедро, но он, видно, что-то замыслил и потому решил удивить всех.

Гости заметно оживились и, не церемонясь, снова потянулись к выпивке, еде, сигаретам.

Тем временем Мадер, прохаживаясь по залу, развивал свою мысль:

— В войну к победителям примыкают всякие, даже отбросы общества, которым в базарный день цена ломаный грош. Они нам нужны не в первую очередь. Мы прежде всего нуждаемся в старой аристократии — ханах, князьях, дворянах. Триста лет Русью правила одна династия царей. Были не только декабристы, но и Суворов, Кутузов, Нахимов, верой и правдой служившие дому Романовых... Нам бы отыскать вчерашних богачей, представителей знати, на своей шкуре познавших, что такое Советы. Нам нужны люди, незаслуженно обиженные большевиками, репрессированные. Обида в них никогда не затухала, тлеет угольком, и они заражают ненавистью своих детей. Такие покорятся нам, станут вассалами, лишь бы мы обошлись с ними ласково, вернули богатства.

Русский, восточный человек не может жить без государя, без сильной личности, он без наместника бога на земле и вздохнуть не может. Русские феодалы грызлись между собой как собаки, хотя называли псами вторгавшихся в их владения рыцарей и тевтонцев. Сносили обиды чужеземцев и терпели бы века, не появись Александр Невский. Маленькая Польша терзала большую Русь. Чтобы разгромить спесивых поляков, понадобились Минин и Пожарский. А вот при монголо-татарах такие личности не появились, потому потомки Чингисхана долго правили чужими странами. Стоило бы появиться сильной личности, дикие орды не заполонили бы Европу. Правда, в степях Турана против иноземцев поднял меч Джелал-ад-Дин, но и тот не устоял, бежал в Грузию, где свирепствовал почище монголо-татар. В Средней Азии его боготворят, а в Закавказье проклинают... Разве величие Франции не связано с именем Наполеона Бонапарта, а Германии — с железным канцлером Бисмарком. Англию знают по победам адмирала Нельсона... Сильные и только сильные правили миром. Так было. Так будет!..

Мадер затянулся сигарой и продолжил:

— Возьмите нынешний век. Царизм растаял, как снежная гора, которой коснулось солнце. Почему? Родилась великая личность — Ленин. После его смерти советский строй не рухнул, хотя пытались сокрушить... А Германия? Рейх сейчас правит почти всей Европой. Кому мы обязаны победами? Гитлеру! Ибо в нем, и только в нем воплотилась вся сила немецкой нации. Фюрер — личность сильная, Сталин не устоит перед ним.

Вы все, друзья, слушаете радио Москвы... Большевистская пропаганда трубит: «Гитлер — шизофреник, фюрер — психопат!..» Выходит, Россия третий год воюет с ненормальным человеком? Может быть, наш фюрер неуравновешен, но он хитрый, просто гениальный человек. Да, он вспыльчив и экспансивен, слезливо сентиментален, но он — великий оратор и демагог. Именно демагог! Всякий правитель должен уметь им быть, иначе ему за собой людей не повести. На фюрера временами находит умопомрачение, но оно божественного свойства. С ума могут сходить или гении, или круглые идиоты...

Таганов слушал разглагольствования Мадера и поражался, как тот, чтобы доказать свою субъективистскую философию, искажал историческую суть, перевирал события, факты.

А майор, увлекшись, разворачивал перед слушателями, больше занятыми трапезой, свой грандиозный план «Великой Туркестанской империи» — союзницы «Великой Германской империи», президентом которой Мадер назначил... себя. Своего бывшего адъютанта, безграмотного бандита Сулейменова, — премьер-министром. Остальные посты в правительстве присутствующие распределяли сами: Абдуллаев — министр полиции, Агаев — министр финансов, Дарганли — министр транспорта...

— Эембердыев! — крикнул Сулейменов. — Ты что молчишь? Кем хочешь быть?

— Как кем? Министром просвещения, — подсказал Абдуллаев.

Мадер одобрительно посмотрел на Таганова. Майору все больше нравился этот скромный, умеющий владеть своими чувствами туркмен. «Честолюбия в нем хватит на всех, — отметил он про себя. — А держится королем, знает себе цену... Жаль, что Фюрсту служит. Может, оговаривают?..»

Новоявленные тамерланцы загалдели, перебивая друг друга. Глаза их горели жадным блеском, словно они уже почти у своей вожделенной цели. А как же! Будут своя армия, свои подчиненные, заместители. Будут владеть дворцами, землями, отарами. И они принялись присваивать себе звания «генералов», «маршалов». А когда предложили на выбор звание Мадеру — хоть «фельдмаршала», — тот холодно отказался.