Секунда между нами - Стил Эмма

Но когда ушел отец, жизнь Мэриан тоже изменилась навсегда.

И несмотря на то что из-за матери ей многое пришлось испытать, несмотря на все ее недостатки, Дженн все равно ее любит.

Наконец она находит укромный уголок, где можно скрыться от всех.

Нажимает кнопку «ответить».

– Привет, мам.

Тишина.

– Дженни?

– Да, я здесь. Я на работе.

– Ой, прости. Забыла, что ты сегодня работаешь. Может, мне перезвонить попозже?

– Нет, все нормально, – отвечает Дженн. – У меня есть пара минут.

– Хорошо.

Дженн молчит и ждет, что скажет мама. С тех пор как две недели назад она уехала из Корнуолла, они не обменялись ни единым словом. Она сделает вид, что того разговора об отце никогда не было?

– Я звоню просто… – начинает мама, и Дженн слышит, как она переводит дыхание, – просто я хочу сказать, что мне тоже было тяжело.

У Дженн скручивает живот. Мы в своем репертуаре – думаем только о себе.

– Я больше не хочу это обсуждать, – устало произносит Дженн. – Понятно, что, когда он ушел, дерьмово было и мне, и тебе. Давай уже оставим это в прошлом.

– Нет, – говорит мама. – Я имела в виду, что жить с твоим отцом стало невыносимо.

Этого Дженн не ожидала услышать.

– О чем ты?

– Я пыталась объяснить тебе тогда, в саду, но… Ты ведь помнишь?

Дженн качает головой:

– Помню что?

– Его раздражительность, Дженни. Перепады настроения. Из-за этого он потерял работу. Ты должна помнить.

Дженн хмурится, глядя на телефон:

– Нет, ничего такого я не помню. Помню только, что он был добрым и ласковым.

– Да, когда ты была маленькой. Но потом он изменился, Дженни. Он стал совсем другим к тому времени, как бросил нас.

Внезапно в ее памяти начинают всплывать разрозненные фрагменты. Потерянные кусочки пазла, которые она очень долго пыталась собрать воедино.

И перед ее глазами вспыхивает картинка: отец очень нервный, что-то кричит, мама плачет. Дженни убегает в свою комнату.

Потерянное воспоминание.

– Но я просто хочу, чтобы ты знала, – продолжает мама, все еще погруженная в прошлое, – я очень сожалею, что бросила тебя. Дело вовсе не в тебе. Понимаешь, я убегала от всего, что меня окружало. После того как твой отец уехал, Эдинбург будто преследовал меня. Этот город переполнен воспоминаниями. Мне казалось, они повсюду. И мне просто необходимо было уехать. Куда-нибудь, где я могла бы начать все сначала. Но я никогда не хотела тебя бросать.

Дженн чувствует, как слезы катятся по ее лицу.

– Спасибо, – шепчет она и на секунду закрывает глаза.

– Ну ладно, – говорит мама, немного помявшись, – сегодня у тебя первый день после возвращения, так что я не буду тебя задерживать. Но я постараюсь приехать к тебе в ближайшее время.

Дженн кивает, понимая, что вряд ли это когда-нибудь произойдет. Но ей приятно слышать эти слова, – они многое значат.

– Это было бы здорово, – произносит Дженн.

Пауза.

– Я люблю тебя, – говорит мама.

– И я тебя.

Тридцать девять

Я у больницы. Очень холодно и темно, но я вижу Дженн: она идет впереди меня, торопится на парковку, – Робби обещал забрать ее и отвезти домой.

Ну вот и все.

Если я позволю им уехать на этой машине вместе, все будет кончено.

Иду за ней. И на этот раз я точно знаю, что делать. Письмо у нее в рюкзаке, прямо у меня перед глазами. Оно лежит там же, где и было все время, когда она путешествовала.

Я догоняю ее, расстегиваю карман рюкзака, просовываю руку и достаю конверт.

Мое сердце бешено колотится, но Дженн даже не шелохнулась.

Она ничего не почувствовала.

Боже, Дженн, прошу, просто не останавливайся.

Я на ходу раскрываю конверт. И на несколько мгновений мир вокруг меня перестает существовать.

Дорогая Дженни!

Надеюсь, это письмо найдет тебя, где бы ты ни находилась. Сейчас я сижу за столом в своей маленькой комнатке с видом на сад. Я вижу из окна гортензии и жимолость, несколько грядок с лекарственными растениями. Твоя мама сажала такие.

Боюсь, меня уже не будет на этом свете, когда ты получишь это письмо. Не знаю, сколько мне еще осталось. Может, пара месяцев, может, больше. Но я пишу сейчас (вернее, пишу снова), потому что не знаю, сколько еще проживу в здравом рассудке. Письмо будет приложено к моему завещанию.

Я отдаю себе отчет в том, что все это может оказаться бессмысленным, ведь я уже писал тебе в прошлом году. И понимаю, почему не получил ответа после всего, что я сделал.

Но мне хотелось бы знать, получила ты то письмо или нет. Может, оно затерялось на почте? Или вы с мамой переехали? Наверное, с моей стороны это слишком эгоистично – думать, что ты обязательно ответила бы, если бы получила мое письмо. Но если все же я могу надеяться на это, я рад, что пишу тебе заново.

Знаешь, Дженни, я не из тех, кто любит разговоры по душам. Мне гораздо проще иметь дело с камнем и строительным раствором, чем с людьми. Для меня более естественно и привычно что-то строить. Именно строить, делать что-то, а не говорить об этом. Но сейчас я должен рассказать тебе кое-что важное, и ты должна это услышать. Наверное, стоит начать с самого начала.

Мой отец был алкоголиком, сколько я себя помню. В общем он был безобидным человеком. Несмотря на то что пил он много, ему удавалось не терять работу. Но со временем его поведение становилось все более агрессивным. И его стали увольнять со всех работ.

А однажды, мне было тогда двенадцать, он избил мою мать. Помню, как я кричал, просил его прекратить. И когда он наконец стал успокаиваться, было похоже, что он выходит из какого-то транса. Мать грозилась уйти от него, но он убедил ее остаться, просил прощения и клялся, что этого больше не повторится.

И какое-то время так оно и было.

Мама скрывала от меня самое худшее, когда я был ребенком, но я видел синяки у нее на шее, на руках. Думаю, она много лет жила в постоянном страхе. Мы оба так жили. Я никак не мог понять, почему она оставалась с ним так долго. Наверное, любовь заставляет нас делать странные вещи. В общем, подростком я старался не попадаться отцу на глаза, когда он бывал не в настроении. Я научился вести себя тихо, чтобы не злить его.

А потом, когда мне было семнадцать, кое-что случилось. Я гулял с друзьями и вернулся поздно. И он избил меня. Очень сильно. В ту ночь мама наконец-то увезла меня из этого дома, и больше мы туда не возвращались.

Вероятно, ты сейчас задаешься вопросом, зачем я рассказываю тебе о своей жизни, ведь я никогда не хотел обременять тебя всем этим. Но у меня есть причины, Дженни, поэтому продолжай читать.

Я окончил школу, и учителя убедили меня учиться на архитектора. Увлеченный идеей создавать что-то прочное, реальное, я постоянно рисовал здания. Я получил стипендию в Эдинбургском университете и постарался забыть о прошлом. Отца мы больше никогда не видели.

Однажды осенью, в Мидоузе, я познакомился с твоей мамой. Может, она тебе рассказывала? Мне было двадцать пять, а ей двадцать три. Я сидел и читал, когда она прошла мимо. Она выглядела такой растерянной. Никогда в жизни я не встречал такой красоты – эти рыжие волосы, невероятная улыбка. Когда она спросила, как пройти к железнодорожной станции, я не сразу поверил, что она обращается именно ко мне. Я предложил проводить ее, и она согласилась. К тому моменту, когда мы дошли до станции, я уже знал, что хочу на ней жениться.

Мне нравилось, что она была такой мечтательной, постоянно витала в облаках. Это так не похоже на меня. Больше всего на свете мне хотелось заботиться о ней, защищать ее. Через полгода я сделал ей предложение, и шесть недель спустя мы поженились.

К сожалению, вскоре после нашей свадьбы моя мама умерла от сердечного приступа. Но я был рад, что она хотя бы застала нашу свадьбу. И провела последние годы жизни в спокойствии.

Не могу описать, как я был счастлив, узнав, что у нас появишься ты. Мы сразу купили Ларчфилд – дом, где ты выросла. Я ремонтировал его семь месяцев, поменял каждую шаткую половицу, вытащил каждый торчащий гвоздь. Как сейчас помню: твоя мама выходит в сад, ее живот полон жизни, небо заливает солнечный свет, и я не мог поверить, что жизнь бывает такой прекрасной.

Сначала у нас с твоей мамой все было идеально. Я наблюдал, как ты растешь, такая здоровая и счастливая, – и это было для меня самое главное. Все, чего я хотел, – окружить вас любовью и заботой, чтобы в вашей жизни не было той тяжести и страхов, которые испытал я. Мы жили словно в мыльном пузыре, и я изо всех сил старался сберечь то, что имел.

Это началось постепенно, я даже не смог ничего осознать: я стал сильно расстраиваться, если не получалось разгадать простой кроссворд, злился, если забывал что-то купить. А потом вдруг начал ловить себя на том, что кричу на кого-то из вас или на вас обеих. Когда это происходило, я запирался у себя в кабинете, пытался взять себя руки. И я замкнулся в себе.

Но это не помогало, все продолжалось.

Дженни, я очень испугался. Я боялся, что стану таким, как мой отец. Во мне как будто что-то пробуждалось, что-то нехорошее, и это могло тебе навредить.

Однажды вечером случилось самое худшее. Я ударил твою мать.

Я даже не понял, как это произошло, я как будто отключился на пару секунд. И тогда я решил, что должен уйти. Я хотел быть уверен, что никогда больше не причиню боль ни тебе, ни твоей маме.

Какое-то время я жил в маленькой квартирке в Глазго, недалеко от вас, но не настолько близко, чтобы вы меня нашли. Я не должен был приближаться к тебе, пока не буду полностью уверен, что этого не повторится. Вдруг я сделаю что-то похуже?

Я мучился несколько недель. Боюсь, я даже подумывал о самоубийстве. А потом обратился к врачу и рассказал, что со мной происходит. Врач отнесся ко мне с пониманием и стал расспрашивать о моих родственниках, об их болезнях. Но у меня было очень мало информации. Сестра моей мамы, которая была еще жива, утверждала, что с их стороны никто ничем таким не болел, а с родственниками по линии отца у меня не было никакой связи.

Врачи провели множество разных обследований и – мне нелегко об этом говорить – обнаружили у меня генетическое заболевание.

Оно называется болезнь Гентингтона, Дженни.

Вряд ли ты слышала о такой болезни, но я попытаюсь объяснить. Это редкое наследственное заболевание, которое вызывает прогрессирующую дегенерацию нервных клеток головного мозга. По какой-то неизвестной причине в Шотландии – один из самых высоких показателей в мире по распространенности этой болезни.

Вот какие симптомы наблюдаются на ранней стадии: внезапные перепады настроения, провалы в памяти, непроизвольный тремор – и это лишь некоторые из них. Депрессия и агрессивное поведение – обычные явления в таких случаях, и это объясняет перемены в моем настроении и жестокое обращение с твоей мамой. В последние годы медикаментозное лечение дает мне некоторую передышку.

На поздней стадии проявления болезни гораздо страшнее. Ты лишаешься способности ходить, разговаривать, есть и вообще функционировать как нормальный человек. Ожидаемая продолжительность жизни с начала заболевания – примерно пятнадцать лет. По описаниям, это как расстройство двигательных нейронов, деменция, болезнь Паркинсона и депрессия, вместе взятые. Первые симптомы обычно проявляются после тридцати лет, но бывают и раньше или позже.

Лекарства от этой болезни пока нет, но наука все же добивается прогресса, и прогресс этот весьма значительный. Проводятся клинические испытания. Надежда есть.

Мне очень тяжело об этом говорить, но, поскольку заболевание генетическое – то есть передается из поколения в поколение, – мой ребенок может унаследовать его от меня с вероятностью в пятьдесят процентов.

Это значит, Дженни, что ты в зоне риска.

Когда я узнал правду, у меня был выбор. Вернуться домой и попытаться объяснить свое поведение и причины, по которым тебе пришлось пережить эти травмы и страдать столько лет. Я очень любил твою маму и люблю до сих пор, но мое состояние слишком тяжелое, чтобы она могла с ним справиться. И если бы я остался, то забота обо мне в конце концов легла бы на твои плечи. Думаю, в этом ты со мной согласишься. И я просто не мог этого допустить.

Другой вариант, и единственный, – держаться от вас подальше.

Поначалу тебе было больно, ты была подавлена и расстроена, но в целом жила счастливо и оставалась в безопасности с мамой. Мысль о том, что я мог бы разрушать твое детство, как когда-то разрушили мое, мне невыносима.

Это было самое трудное и болезненное решение в моей жизни. Но я думал об улыбке, озарявшей твое лицо, когда я рассказывал тебе что-то интересное, вспоминал твой удивленный и восторженный взгляд, которым ты смотрела на мир вокруг. И мне хотелось сохранить эту восторженность в тебе до той поры, пока тебе не придется узнать правду.

В конце концов мои симптомы стали прогрессировать не так быстро, как раньше, и несколько лет мне удавалось работать в Испании и копить деньги на твое будущее. (Из письма адвоката ты узнаешь, что часть суммы я заложил на любые твои желания и нужды.) Я следил за твоими успехами так внимательно, как только мог, пусть и на расстоянии. В пятнадцать лет ты победила на ярмарке знаний, а на следующий год вы с друзьями устроили благотворительный вечер. И ты поступила на медицинский факультет. Но когда тебе исполнилось восемнадцать и мое здоровье стало ухудшаться, я понял, что время пришло.

И я написал тебе письмо. Я не мог молча позволить тебе завести серьезные отношения или даже создать семью, пока ты не узнаешь, к чему это может привести.

Я очень надеюсь, что ты получила то письмо. Узнала правду и сама приняла решение: проходить обследование или нет.

И еще я надеюсь, это не помешает тебе заниматься тем, чем хочется. Я понял одну вещь, Дженни. Дело не в том, сколько времени мы проводим на этой земле, а в том, что мы делаем, пока живем. Надеюсь, ты будешь покорять горы, купаться в океане, исследовать города и джунгли и побываешь в таких местах, от которых у тебя дух захватит. Надеюсь, ты нашла свое дело, которое тебя вдохновляет и наполняет тебя тихой внутренней радостью. Надеюсь, ты используешь каждое мгновение своей жизни сполна, так, будто оно последнее. Надеюсь, ты встретишь человека, которого полюбишь, того, кто заставит твое сердце петь и сделает все вокруг чуточку ярче. И самое важное, о чем я хочу тебе сказать: ты должна знать, как сильно я тебя любил и люблю. И даже когда мои воспоминания начнут исчезать из моей памяти, даже когда я оставлю эту землю, я все равно найду способ любить тебя.

Я всегда буду рядом, где бы ты ни находилась, милая моя Дженни.

С любовью, папа.