Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

Эта краткая выдержка из альбома Александры отлично иллюстрирует, в каком состоянии духа пребывала она в эту мрачную зиму 1902/1903 годов, когда ей приходилось выно­сить оскорбления, замаскированные под цветистую, кру­жевную лесть, со стороны собственного двора и двора своей свекрови, что портило ей немало крови.

15 ноября 1902 года, когда с большим размахом в Цар­ском Селе отмечалась очередная годовщина Марии Федо­ровны, и был устроен большой обед на двести кувертов, про­изошел один неприятный инцидент, который оставил на сердце Александры еще одну дополнительную рану.

Накануне, из личного ларца молодой царицы, по ее по­ручению знаменитый золотых и серебряных дел мастер Г. Фаберже отнес в Аничков дворец браслет, украшенный изумрудами, стоимостью 45 ООО рублей, вместе с любезной запиской и поздравлением по случаю дня рождения от не­вестки.

После трапезы, когда громадный банкетный зал посте­пенно пустел, а приглашенные переходили для дальнейших развлечений в примыкающие салоны, Мария Федоровна направилась к своей невестке, чтобы ее обнять, но заклю­чая ее в объятия, прошептала ей на ухо:— Всем этим безделицам, дитя мое, я предпочла бы це­саревича. Этого же хочет народ. Гораздо проще такой милой женщине, как вы сделать подарок, чем сына!

Вдовствующая императрица, щелкнув, открыла свой веер и отошла от невестки, весьма довольная нанесенным ей уда­ром кинжала.

Александре стало не по себе.

Такая злоба просто ее уничтожала. Она уединилась в сво­ем будуаре, и там, вдали от равнодушной ко всему толпы, дала волю слезам, когда вдруг дверь отворилась и к ней за­глянул царь, — он повсюду искал пропавшую супругу:

— Аличка, почему ты снова убегаешь от нас всех?

Но когда он увидел ее наполненные слезами глаза, сжа­тые губы, то туг же с раскаянием опустился перед своей го­рячо любимой женой на колени.

Она, успокаиваясь, гладила его по голове, но не могла говорить, у нее не хватало сил , да она и не хотела ничего ему рассказывать об этой безобразной сцене, чтобы не ранить еще больше своего доброго мужа.

Так она одержала новую победу над собой!

* * *

Императрица пообещала Николаю перебороть свою усталость перед этим двором, свое отвращение к высше­му обществу, которое постоянно подвергало ее резкой кри­тике. Она согласилась устроить этой зимой официальный бал, ведь подобные балы так нравились высшей аристок­ратии! Через свою подружку Анну Вырубову она сообщила генералу Орлову, что она намерена подарить ему один та­нец, — вальс. Генерал Орлов командовал лейб-гвардейским полком улан, в котором царица как раз была почетным ше­фом.

Александр Орлов был кавказцем по происхождению. Он не имел никаких родственных уз с потомками фаворитов Екатерины Великой, — князьями, братьями Орловыми. Он по своей службе осуществлял охрану царского дворца, в ко­тором обитали Их величества с членами своей семьи, и час­то оказывался на виду из-за своего усердия, доброты и пол­ной безграничной преданности короне.

В тот вечер на балу Александра, памятуя о данном обе­щании и положив руку на плечо офицера, прошлась с ним по кругу в вальсе. Он был отменный танцор. Он был весь переполнен гордостью и робко обнимал за талию императ­рицу, которая тоже оробев, все же чувствовала смущение своего кавалера, и чтобы ободрить его, нежно ему прошеп­тала:

— Генерал, вы прекрасно танцуете...

— Ваше величество мне льстит, — ответил он. — Такую высокую честь, оказанную мне, я не забуду до последнего своего вздоха и буду всю жизнь хранить живое воспомина­ние об этом чудесном вальсе.

Императрица, куда более глубоко взволнованная, чем можно было бы по ней догадаться, повинуясь какому-то сво­ему женскому чутью тянулась к этому прямому человеку с мужественным лицом отважного немногословного воина, не позволявшему себе лишних жестов, — для нее он был словно предупреждением о грядущей защите, которую она непременно получит от него. Уже давно подавляющее боль­шинство подходивших к ней людей казались ей ужасно рав­нодушными, если не враждебно настроенными.

Она поговорила об этом своем впечатлении наедине с императором, который очень хорошо знал своего команди­ра улан.

— Знаешь, этот Орлов такой замечательный человек, он безгранично предан короне. Как я счастлива, что, наконец, встретила при дворе хоть одного мужчину, достойного моей симпатии!

Она сообщила мужу о своем намерении пригласить гене­рала на встречу в своем узком кругу в ближайшую среду.

На что царь заметил:

— Дорогая, ноу него нет надлежащего титула... Не слиш­ком ли много чести ты оказываешь ему, приглашая к себе на личный прием?

Но Анна Вырубова поспешила заверить свою подругу, — генерал — потомок одной из самых респектабельных семей. Он сумеет отвлечь ее, Александру, от ее горестных размыш­лений. В Московском гарнизоне, а затем в Киевском, где он служил, Орлов слыл завзятым дон-жуаном, и все женщины просто сходили по нему с ума.

... Итак, в среду на следующей неделе генерал Орлов явил­ся на чаепитие в интимной обстановке к государыне. На следующий день императрица узнала от великого князя Михаила, который отличался язвительным язычком, как и его матушка, что уже многие позлословили по поводу ее вальса на последнем балу и этого частного приглашения.

Он сам сказал министру императорского двора барону Фридрихсу: «У нас императрицы всегда имели фаворитов, но это весьма редко касалось императоров!»

И когда Николай, любящий подразнить жену, без всякой задней мысли сообщил ей об этой сплетне, Александра вос­кликнула:

— Это мой-то фаворит, генерал Орлов? В таком случае к ним можно причислить и барона Фредерикса, и графа Сер­гея Витте, я тоже с ними танцевала на балу... На самом деле, уж лучше бы мне на следующий день после свадьбы запре­тили впредь танцевать на балах, если достаточно одного вальса, чтобы скомпрометировать царицу!

...Но пересуды не утихли. Открытая симпатия царицы к генералу Орлову давала Марии Федоровне обширный по­лигон, с которого она могла посылать свои отравленные стрелы.

Тем временем наступила весна, и Александра продолжа­ла свое новое знакомство с такой непринужденностью, ко­торая не могла избежать внимания ее мужа, Николай, кото­рый был страстно влюблен в свою жену, не испытывал к ней ни малейшей ревности. Напротив, можно сказать, что улыб­ки, которые дарила его Солнышко грели его самого, — и сле­дует признать, что он пропускал мимо ушей все коварные замечания своего окружения, но все же порой пытался зас­тавить умолкнуть злые языки.

Вот что можно прочитать в дневнике императрицы от 24 мая 1903 года: