Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

Императрида восхищалась этой пьесой. Она открывала в ней все то, что ей когда-то рассказывала сестра о русской душе.,.

Как ей хотелось бы попутешествовать инкогнито по всем этим обширным регионам России, где множество ме­стных обычаев, семейных привычек заполняли экспоната­ми этот громадный сентиментальный музей под голубым небом.

Все больше и больше царившая в Александровском двор­це атмосфера напоминала атмосферу богатого английского особняка, где обитатели по возможности живут, выполняя трудную, порой непосильную работу, где счастье — это со­браться всем вместе, чтобы что-то почитать, послушать му­зыку, или, в основном, помолиться. Достаточно ли было сказано в многочисленных книжках, посвященных импера­торской чете, о ее постоянных религиозных занятиях?

Нужно вернуться к стародавним временам, к прошлым векам, к эпохе Средневековья, чтобы увидеть у русских пра­вителей мистическую любовь такой же громадной силы. Можно ли упрекать человека за то, что он обрел пристани­ще в Боге? Император очень любил монахов, отшельников, саму атмосферу в святых монастырях, приютившихся на вы­соких горных вершинах или спрятавшихся в непроходимых лесах, откуда, словно защитный покров, подымается туман сжигаемого в кадилах ладана, располагающего к высоким мыслям...

Отсутствие наследника стало для царской семьи епити­мьей, от которой можно избавиться лишь упрощением в по­вседневной жизни, отказом от тщеты, определяемой их вы­соким монарши м статусом.

Перед тем, как дать ответ матери, которого та с нетерпе­нием ожидала, царь в своих долгих молитвах советовался с Христом. Что это такое, — фатальность, — которая накли­кает на него и его жену такую беду?

С каждым днем они становятся все более суеверными, окружают себя колдунами, предсказателями, которые гово­рят о них со своими оракулами. Один из них настойчиво советовал царю не жаловать своему младшему брату титул цесаревича, так как по его словам, передача такой высокой должности, лишит его, царя, натурального наследника, ко­торого Господь непременно ему с женой пошлет.

Эта последняя фраза заставила Николая II решиться. Он с озабоченным видом сообщил об этом матери, ожидавшей его ответа, и даже Мария Федоровна смиренно склонила голову перед благочестием и глубокой верой своего сына. Но сделала это она с горечью в сердце, ей приходилось ра­зочаровываться в своих предпочтениях, которые она лю­бовно оказывала великому князю Михаилу. Когда она начинала думать об этом, ее тут же охватывала холодная ярость, — подумать только, ее дорогой Мишенька, такой красавчик, такой жизнелюбец, такой энергичный, такой лу­чезарный, такой отважный, — не в Царском Селе, но она не могла настаивать, даже в глубине своего материнского сер­дца, — ведь и тот, кто царствует, тоже ее сын, — вот тебе и дилемма!

Министр внутренних дел Д.С. Сипягин посоветовал царю отправиться в Москву, чтобы поклониться там древ­ним иконам, — через их заступничество, — заверял он царя Николая, — и получит он желанного наследника.

Путешествие состоялось без всякой помпы. Придворный медик разрешил императрице сопровождать в поездке суп­руга, и оба они снова приехали в бессмертный город, город их коронования. Оба они, словно обычные, скромные стран­ники опускались на колени в церквах, потребовав от своей свиты самого незаметного поведения и минимального це­ремониала.

Они бродили от Успенского собора до Лобного места, от церкви Вознесения, до собора святого архангела Михаила, — целиком возведенного из уральского гранита, — но повсю­ду на их ревностные молитвы отвечала тишина, — Господь не отвечал на них, а те святые, которым они поклонялись, казалось, были глухи к страстным мольбам супругов.

Так постепенно Николай с женой все больше и больше стали тяготеть к спиритизму.

Великая княгиня Стана со своим супругом только поощ­ряла своего августейшего племянника с племянницей чаще посещать спиритов, их сеансы с вертящимися столами и вызыванием духов мертвых.

Весной этого года государь с государыней жили в Лива­дии, в их дорогом Крыму, где красота Черного моря, мягкий климат и высокие сиреневые горы, усыпанные цветами, в какой-то мере были им наградой за их пребывание в посто­янной, скрытой тревоге. Но, судя по всему, и там их ожида­ла мрачная пора. Николай, которого никогда не подводило крепкое здоровье, вдруг слег с брюшным тифом.

Александра поставила перед врачом ультиматум: она бу­дет сама лечить и выхаживать императора. Он не мог ей про­тиворечить, несмотря на вероятность заражения в результате такого продолжительного нахождения рядом с больным. Уже давно они вызвали верную миссис Орчард, и Орчи те­перь мыла лицо и руки императору... Александра не желала покидать комнату царя даже на завтрак. Его ей приносила Орчи и ставила тарелку рядом с кушеткой, на которой она отдыхала. Когда наступило выздоровление, царица весь день убивала скуку своего пациента, читая ему вслух книги. Ни­колай тогда и написал матери: «Алике занималась-мной куда лучше любой сестры милосердия».

Осенью супружеская чета вернулась в Царское Село. Все высшее санкт-петербургское общество знало, что государь с государыней большую часть своего досуга посвящают встречам со спиритами, занимаются с ними столоверчени­ем и вызывают духов мертвых.

Нужно сказать, что никто не насмехался над этим их новым занятием, напротив, это в то время была просто безумная мода, охватившая все светские салоны столицы, не был исключени­ем и двор, где ошивалось множество различных авантюристов, которые, пользуясь попустительством высшего общества и царского дворца, умело обстряпывали свои делишки.

21 января 1901 года в своем замке в Осборне скончалась самая великая королева XIX века — Виктория. В возрасте восьмидесяти одного года она без всякой скидки на года успешно выполняла свою работу, без всяких нареканий, эта вдова, которая так страстно, так сильно всю жизнь любила своего мужа, — качество, весьма редкое среди королевских супружеских пар.

Известие о ее смерти застало Александру еще в Крыму. Царю стало значительно легче. Императрица, вновь забере­меневшая, несмотря на упреки медиков, опасавшихся по­следствий новой беременности, на сей раз была твердо уве­рена, что у нее появится столь желанный наследник, о чем, конечно, не меньше ее мечтал и ее муж.

Новость о кончине любимой бабушки, пронзила, слов­но кинжалом, ее сердце. Она хотела немедленно ехать в Ан­глию, но получила официальный приказ не вставать со сво­его шезлонга, если не желает прерывать свою беременность. Она писала тогда своей сестре:

«Ах, как мне хотелось снова увидеть л ицо нашей дорогой и любимой Грэни,,. еще никогда мы не были в разлуке так долго, — целых четыре года. Если бы я не находилась так далеко от нее, то, не раздумывая, оставила бы мужа, детей, и тут же поспешила бы к ее изголовью, пусть даже всего на несколько дней. Она для меня была второй матерью после смерти моей мамы, — вот уже двадцать два года...*