Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

— Я просто хотел, любовь моя, уберечь тебя ог перенапря­жения. Но если тебе так хочется совершить эту поездку, то для чего мне скрывать, что и мне этого хочется никак не меньше!

— В таком случае отправь депешу нашему послу. Сооб­щи ему, что мы прибудем в назначенную дату в Париж. Мы поедем туда поездом,., мои глаза уже радуются, — сколько чудес им предстоит увидеть...

Государя с государыней в Париже на вокзале встречал граф Муравьев-Амурский. Он отвез их в Компьенский дво­рец, который французское правительство предоставило в полное распоряжение царя.

Великая княгиня Милица предупредила его, что Их ве­личества имеют обыкновение окружать себя оккультистами и различными медиумами, и тогда услужливый граф однаж­ды вечером представил супружеской чете одного знамени­того чудотворца, который, как полагали, обладал безгранич­ными магическими возможностями. Его настоящее имя было Низье-Вашо, но он выдавал себя за доктора и называл себя Филиппом.

В своих «Мемуарах» Морис Палеолог рассказывает, что этот Филипп открыл свой врачебный кабинет по оказанию психологической помощи, где консультировал и лечил сво­их пациентов внутренними флюидами и энергией астраль­ных тел. Было известно, что французская полиция не раз задерживала Филиппа по обвинению в применении неза­конных методов в медицине, но, как выяснилось, он при этом проявлял свое полное безразличие к гонорарам и вся­кого рода вознаграждениям, что говорило в его пользу, и его отпускали. Он даже отказывался от фантастических сумм, которые предлагали ему богатые пациенты.

Александра тут же привязалась к этому добряку, пригла­сила его приехать в Россию, вместе со своей дочерью и ее мужем, профессором Лаландом, который в своих статьях, опубликованных в «Анналах медицинской науки Франции» подтверждал исключительные способности своего тестя, и его высокие нравственные устои. Тем не менее тайная цар­ская полиция, — охранка, — по приказу небезызвестного П.И. Рачковского, заведующего загранагентурой в Париже, провела расследование. Полученные результаты не вызыва­ли никаких сомнений. Они были переданы министру внут­ренних дел Сипягину, и такая поездка доктора психологии была официально подтверждена.

После возвращения домой царь с царицей хотели присво­ить Филиппу почетную степень доктора медицины русской медицинской академии Санкт-Петербурга.

Филипп вначале осенью совершил довольно короткую поездку в русскую столицу, после чего приехал во второй раз перед наступлением зимы.

Такое невежественное суеверие государей вызывало беспо­койство у Священного синода, в частности, в лице весьма по­читаемой персоны, епископа Феофана, которого не на шутку тревожило такое увлечение императрицы этим колдуном.

Филиппа, тем не менее, радушно принимали, его осыпа­ли подарками, и даже приглашали его с женой переехать в Россию на постоянное место жительства. Во Франции Жо­зеф Кайо напрасно старался, пытаясь всех убедить, что Фи­липп — всего лишь обыкновенный авантюрист изЛиона. Его личность уже хорошо знали как в Париже, так и за границей, а его высокая нравственность и его эзотерические способно­сти все восхваляли до небес, о нем писали восторженные ста­тьи лучшие врачи того времени в медицинских журналах.

Филипп, уезжая из России после второго там пребыва­ния, пообещал императрице, что сделает все возможное, чтобы у нее родился сын, наследник престола.

Через несколько месяцев, весной 1902 года, Александра вновь оказалась в интересном положении. Она написала магу во Францию благодарственное письмо.

Все оккультисты Франции и России объединялись, срав­нивая свои предсказания в отношении исполнения такого пожелания. Ветерок оптимизма гулял по Царскому Селу. Черногорские великие княгини, занимаясь столоверчени­ем, вызывали духи умерших, советовались с ними, и многие призраки отвечали им так, как они того желали, — то есть очень скоро на свет появится мальчик, который очарует императорский семейный очаг. Но, увы! Когда первые лис­точки стали пробиваться на ветвях деревьев, когда трещал лед под теплыми лучами весеннего солнца вдоль всей Невы, всем пришлось столкнуться вновь с печальной очевиднос­тью: новая беременность Александры оказалась на самом деле миражом, — это была мнимая беременность.

Это событие стало новым предлогом для суровой крити­ки верований царицы и ее мужа, их затворнического, строго­го образа жизни в уединении в Царском Селе, и эта критика в основном раздавалась из Аничкова дворца, где свекровь копила свой гнев, направляя свои острые стрелы, чтобы уни­зить достоинство русского трона и тех, кто на нем восседал.

Повсюду стали распространяться самые фантастические слухи о новых знакомых царицы, говорили о каких-то при­глашенных во дворец иностранцах, о посещении дворца колдунами. Если их послушать, то можно было бы предста­вить себе, что вновь находишься в мрачном Средневековье. Достопочтенный епископ Феофан, этот святой человек, до мозга костей преданный короне, придворный священник и духовник Их величеств, теперь ставил перед собой един­ственную цель, — сделать все, чтобы в конечном итоге вос­торжествовала православная христианская вера, несмотря на все эти невежественные, богохульские ухищрения, которые увлекали весь двор вместе с его государями. Теперь, как ни­когда прежде требовалось чудо от Господа, чтобы успокоить Александру и оградить ее от презрительного отношения к ней со стороны свекрови. Феофан провел в беспрестанных молитвах и посту две недели, после чего понял, что, нако­нец, нашел такое решение, которое умиротворит сердце его императрицы.

XV.

«Как же мы мало знаем о вещах, происходящих на нашей Земле!» — записала в 1902 году в своем дневнике Александ­ра. Она вспоминала Филиппа, который в своем гипнотичес­ком сне слышал голос Великой Екатерины, и та сказала ему, что у императрицы Александры в скором времени родится сын.

Великая Екатерина И! О ней думала царица в тот зимний вечер 1902 года, ивот что она записала в дневнике: «Кто мог бы предположить в Дармштадте, где я получала суровое вос­питание у пастора Фрогга, когда отец, этот неисправимый атеист, называл меня «пуританкой», что я в один прекрас­ный день осмелюсь вызвать дух усопшей страстной русской императрицы, жизнь которой была продолжительным, сплошным романом о сладострастии? Я ждала. Неужели духи умерших на самом деле существуют?»

Каждый день Александру донимала враждебность семей­ного окружения, и она все чаще предавалась глубоким ме­дитациям или погружалась в бесконечные молитвы перед драгоценными иконами в ее частной домашней церкви, или призывала себе на помощь души всех тех, которые, как она чувствовала, незримо витают вокруг.