Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

Каждый день Александру донимала враждебность семей­ного окружения, и она все чаще предавалась глубоким ме­дитациям или погружалась в бесконечные молитвы перед драгоценными иконами в ее частной домашней церкви, или призывала себе на помощь души всех тех, которые, как она чувствовала, незримо витают вокруг.

Вот что сказала Великая Екатерина в своем последнем «интервью», данном Филиппу:

«У тебя будет сын. Но он будет слабеньким и чахлым. Малейший несчастный случай может оборвать нить его жиз­ни. Без твоих осторожных рук ему не обойтись, иначе он рискует погрузиться в море крови, но ты будешь начеку, и он будет спасен, если будешь молить Бога и будешь беспо­щадной к врагам своим.»

Александра вновь переживала эту сиену, — их было трое, ее новая фрейлина, ставшая ее конфиденткой, Анна Выру­бова, Филипп и она, Александра. Они сидели за круглым столиком на одной ножке, их сплетенные руки образовали над его крышкой круг. Вдруг какая-то неведомая, сверхъес­тественная сила его подняла, и заговорила Екатерина. Алек­сандра накануне ничего не пила, не спала, и отлично помни­ла последние слова своей великой предшественницы.

«Умей выбирать верных друзей, таких, которые преданы тебе душой и телом. Искусная шпага сумеет защитить твое­го сына от ненависти и фанатизма».

Она сейчас была одна, сидела в своей комнате, где охва­ченные ярким пламенем поленья в большом камине отбра­сывали причуд ливые тени на потолке, и Александра углуби­лась в анализ этих странных слов, которые она услыхала на сеансе оккультизма.

Искусная шпага? Нет, это, несомненно, не шпага Куро- паткина, который не скрывал своей антипатии к ней. Ну уж и не Сергея Витте, который совсем недавно вдруг впал в либерализм и теперь требовал у царя уступок этим опасным нигилистам. Может, шпага великого князя Николая Нико­лаевича, который правда, больше озабочен сохранением своей офицерской чести и военными подвигами, чем истин­ной привязанностью к ней? Может, шпага кайзера Виль­гельма, шумные протесты которого вечно отдают лицемери­ем. Станет ли он когда-нибудь защищать русскую царскую династию?

Александра перебирала варианты, словно ее ребенок — наследник—уже жил, который мог, кроме своего отца, стать ей опорой. Вечером она рассказала обо всем Николаю, ко­торый не слушал ее, как обычно, весьма рассеянно, а напро­тив, был ее рассказом сильно взволнован.

Он всегда, по своему характеру, был фаталистом, из-за чего получил репутацию ленивца, но он никогда не терял своей абсолютной веры в Бога:

— Бог найдет нам такого человека, когда наш сын появит­ся на свет... Не волнуйся, Аличка, мужайся! Сделай это ради меня. Наша с тобой любовь воспринимается как личное ос­корбление нашими придворными, которые за нами посто­янно шпионят... Пусть радуются, но только в меру, и лишим злобной надежды наших врагов, — будет же разыгрывать полную беспечность, будем веселы, — веселье порой прокла­дывает путь к мужеству.

* * *

Часто утверждают, что Анна Вырубова оказала на им­ператрицу наихудшее влияние. В обширной литературе на эту тему рассказывается о «глупых* поступках этой лич­ности, которая, конечно, никогда не была уникумом, но вообщем была не такой уж плохой женщиной. Ее неинтел- лигентность, отсутствие образования заставляли только разевать рот от удивления весь царскосельский двор и всех завсегдатаев светских салонов столицы. Анна Вырубова была дочерью Александра Танеева, честного работящего чиновника, который был заведующим личным кабинетом императора. Его генеалогическому древу мог позавидовать любой, — еще бы, — внук генерала Толстого, адъютанта Александра II, правнук маршала Кутузова, героя наполео­новских войн, у него были близкие родственники в семье знаменитого графа Кутайсова, большого друга императо­ра Павла!.

У нее были музыкальные способности, и знаменитый композитор Чайковский заинтересовался ее талантом и обу­чал ее пению, когда ей было семнадцать лет. Но из-за болез­ни легких и последовавшей за ней начальной стадии пара­лича языка молодой девушке пришлось отказаться от заня­тий вокалом и от всякой светской жизни; ее здоровье, однако, потом восстановилось после того, как отец Иоанн Кронштадтский окропил ее святой водой.

Она еще не была замужем, когда ее приметила Алексан­дра. В своих «Мемуарах* (Анна Вырубова. «Воспоминания о моей жизни», Париж, Плон, 1921), которые она опубли­ковала уже после революции, Анна остро и критично опи­сывает придворную среду и представителей высшего русско­го дворянства. Этого ей, конечно, не простили свидетели краха самодержавной власти, в характере которых неискрен­ность и претенциозность занимали далеко не последние места. Они по разным причинам трактовали все известные факты на свой манер.

Екатерина Радзивилл яростно набросилась на нее, утвер­ждая, что именно Анна Вырубова сумела настроить императ­рицу против высшего дворянства своей страны.

Но Александре совсем не требовались суждения, сколь суровые, столь и невинные, этого человека, ибо она сама могла вполне здраво характеризовать свое окружение.

Именно этой молодой женщине, которая становилась с каждым днем все более ее близкой подругой и конфидент­кой, Александра решила целиком довериться, особенно, после предсказаний Филиппа и тех странных слов, которые она услыхала из уст усопшей Екатерины.

В своем альбоме, подаренном ей накануне свадьбы, ее гессенской фрейлиной Марией фон Арнхит, Александра излагала все факты и записывала все беседы, которые ей казались наиболее важными.

Вот что можно там, кроме всего прочего, прочитать по поводу ее одной беседы с Анной:

«Эта девушка делает все, чтобы поднять мой дух в ми­нуты уныния. Это — отважная, услужливая девушка, кото­рая знает жизнь. Но муж у нее грубиян, не в своем уме. Он служит офицером на «Петропавловске», и во всяком слу­чае не навязывает ей своего неугодного присутствия. На днях мы беседовали с ней по поводу тех лиц, которые нас окружают. Она мне открыто, не таясь, выложила все, что она думает о великих князьях, большинство из которых глупцы и развратники, великих княгинях, которые распутны и рев­нивы, генералах, лишенных способностей, раболепных ми­нистрах, которые не только не думают всячески поддержи­вать царский трон, а напротив, его подрывают к собствен­ной выгоде.

Среди всей этой публики, говорила она мне, только один человек вызывает у нее симпатию. Это — генерал Ор­лов. По крайней мере, он храбр и щедр. К тому же он — са­мый красивый кавалер в империи. «Вы тоже такого мнения, Ваше величество?» Я ничего ей не ответила, потому что не люблю, когда меня прямо так допрашивают. Генерал Ор­лов, на самом деле, блестящий мужчина. Он мне нравил­ся, ибо я вполне могла бы рассчитывать на его шпагу и его храбрость, если бы мы жили во времена королев, которые могли положиться на шпагу и отвагу своих подданных. Но сегодня, против тайных врагов, которые нападают из-за спины с улыбкой на лице, какое требуется оружие, чтобы их поразить?»