Инициатор - Ольга Ворон

– Воистину – пейте кровь мою, жрите мясо моё, – передёрнул плечами Даниил.

Глянул на Алису, та задумчиво покусывала губы и смотрела в сторону, на бледный сухоцвет в вазе. Марк тоже перевёл взгляд на сухоцвет и опять улыбнулся:

– Прото – высший. Он вернётся и выполнит обещанное в последний приход. И наступит эра добродетели и благополучия.

– Перед этим обещали Апокалипсис, – меланхолично напомнила Алиса.

– Обещали. Разве вы не это видите вокруг ныне?

Даниил и Алиса мрачно покосились друг на друга.

– Как ты собираешься освободить Прото?

– Обряды зовут его. Они расшатывают клетку, в которую он заключён.

– Обряды? Клетку? Что за бред!

Марк поменял знак на коленях – пальцы вскинулись, распрямляясь, и снова упали, образуя сложный замок.

– Клетка, в которой его держат – его душа. Её захватили, её удерживают как натянутую нить. И смерти, взывающие к его справедливости и сострадательности – зовут его, прорываясь через любые преграды. Ему хватит сил разорвать путы, когда слёзы затопят мир. Когда наступит время Апокалипсиса.

Разрывая знак, Марк развёл руки и спрыгнул со стола:

– Довольно на сегодня! Отдыхайте. Завтра будет день – будет и разговор.

Когда Марк оставил их, свет в комнате поменялся. Синие тона сменились тёплыми жёлтыми, а яркость умерилась, словно подстраиваясь под уставших йахов, молчаливо сидящих в углу и смотрящих на закрывшуюся дверь.

– Даня…

Даниил развернулся. Бледное лицо Алисы с припухшими глазами и истончившаяся кожа, сквозь которую проглядывали тонкие синие жилки вен заставили его стиснуть зубы.

– Тебе нужно поспать, – взял он её за локоть.

Алиса, не сопротивляясь, легла. За последние дни она перестала ощущать реальность происходящего. Словно всё ещё лежала в склепе в подземелье храма и видела сны. Сны, в которых хватало место и страху и боли и тихому ощущению блаженной усталости. Это чувство – усталости – было хорошо знакомо ей по времени ученичества, но забыто за время служения – йахас усталости не знает, только раны, жара или жажда могли загнать в угол и заставить отлёживаться. Но теперь её угнетала именно усталость, тяжёлым сургучом заполняющая мышцы и перекатывающаяся в них ленивой волной.

Даниил помог ей опуститься на лежанку и сам сел рядом. Алиса устроилась, вытянувшись в струну, и смотря в потолок.

– Спи, я посторожу.

Даниил взял в ладонь белые холодные пальцы и, стиснув зубы, отвернулся. В теле Алисы словно не оставалось жизни.

Алиса послушно закрыла глаза, но потом облизала губы и спросила:

– Почему?

– Что – почему? – вздохнул Даниил.

– Почему ты не оставишь меня?

Даниил расправил на своей ладони её тонкие вялые пальцы, повёл мизинцем по складкам и морщинкам и задумчиво спросил:

– Всё в этом мире делается только по одной причине. Потому что мы – живые. Все мы – живые. Даже те, что как мы… мёртвые душой, умирающие телом. Жизнь толкает к поступкам, жизнь заставляет жить. Всё, что мы делаем – и есть наша жизнь. Не совершая ничего – не живёшь. И нельзя останавливаться. И невозможно не двигаться. Даже тогда, когда твоя пуля уже нашла тебя…

– Живые… – повторила Алиса.

Смотря в потолок, она оставалась равнодушной, словно происходящее не касалось её, словно не звучали слова, нужные ей как воздух, как кровь – свежая, живая, бьющаяся из взрезанной артерии по губам.

Даниил устало улыбнулся:

– Всё в мире сводится только к жизни. Или смерти. И желание быть рядом – тоже…

Она закрыла глаза и замерла.

В глубине грудной клетки стало замирать сердце, задерживаться вдох. И только сознание, заволакиваемое белым туманом, ещё металось, сиротливо ударяясь о клетку бессмысленности существования. Оно искало ответы, но вокруг оставался только туман, медленно заполняющийся красным…

…

37. Сон

…Белая пустыня тянулась от горизонта до горизонта. Под серым небом кружился ветер – срывал снег с места и тащил позёмкой, где-то шлифуя наст до серого, костяного цвета, а где-то укладывая взбитые рыхлые волны заносов. То проваливаясь едва ль не по пояс, то ступая на жёсткий гребень, по заснеженному пространству шла обнажённая девушка. Рыжие волосы казались седыми под снегом, а кожа белела страшным льдистым цветом покойника, уже не расцвечиваясь при порывах. Но девушка шла – тяжело вырывалась из цепкого обхвата снега, выползала, в кровь стирая колени и ладони о наст и утомлённо шагала дальше, механически, безучастно.

Алиса сдавливала боль, комкала, словно салфетку, сделав маленькой, точечной, и забрасывала в ненужные в схватке и пути органы. И боль пилила внутри, точила, кусала, подрывала силы и дух, но не могла остановить совсем.

– Алиса… – ветер звал, налетая то с одной, то с другой стороны, но стоило только обернуться на знакомый голос, как ударял горстью льда, заставляя жмуриться и прятаться за задеревеневшими негнущимися руками.

А, когда она вновь начинала карабкаться через завалы, опять звал – уже с другой стороны, играя, как кошка с мышкой. И она снова и снова оборачивалась на голос.

– Алиса…

В очередной раз медленно, стыло обернувшись на зов, Алиса не прикрыла глаз – усталость и стужа выморозили желание сберечь зрение, и колкий снег ударил в лицо, ужалил под веки…

Но она увидела.

Тёмный силуэт – тонкий, хрупкий, – стоял в самом центре снежного смерча. За плотной серой завесой и не разглядеть толком – кто там, но Алиса пошла на зов. И тут же ветер усилился. Он стал уже не просто шарахающим по телу россыпью снежных игл, морозящим до костей и пронзительно-жестоким, но сшибающим с ног. Почти ложась грудью на стылый порыв, закрываясь одеревенелыми руками, Алиса тяжело шла к фигуре на горизонте.

Снежный заряд с силой шарахал в грудь.

Раз! Раз! Раз!

Повалившись лицом в снег, она замерла.

– Алиса…

Деформированные трансформацией пальцы сжались, прочёркивая борозды. Бороздки тут же замело. Алиса подняла лицо в серых ошмётках снега и посмотрела вперёд, сквозь завесу – тёмная фигура ждала. Губы девушки сжались, упрямо прогнувшись над ямочкой подбородка. Стиснутые кулаки задрожали, вдавливаясь в снежный покров. И Алиса поползла. Молча, упрямо заставляя замёрзшее тело пружинить. Вперёд! К тёмной фигуре, удаляющейся с каждым шагом всё больше.

Когда вновь упала в снег – мир вокруг бесился снежной круговертью, танцуя победу.

Тонкая фигура, закутанная в тень, словно в лоскутный плащ, оказалось рядом неожиданно. Наклонилась, свесилась лоскутками рванья. И высохшей от времени ладонью тронула её за плечо.

Алиса отняла лоб от холодной снежной массы. Липкий колкий