Инициатор - Ольга Ворон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всегда весёлая толстушка-Наташка лежала на своей кровати и чесалась. Механически – жик, жик – черные когти сдирали кожу, шинковали мясо, вырывая струи крови. И в глазах девушки не было ни боли, ни изумления, только тупое коровье выражение потерявшей рассудок.
Настя блевала. Сидела на кровати, свесив ноги и опершись неожиданно мускулистыми руками в край постели. Молча ждала. Выплёскивала воду с кровью пополам и без выражения рассматривала лужу между ног. Потом шёл новый позыв, и снова извергалась розовоя вода с чёрными сгустками.
Кто-то бесновался, кто-то впадал в одеревенелость. Но все были не в себе.
Алиса смотрела на мир вокруг и ощущала, как тело напрягается, готовясь к бою. Но, ощущая это, она поняла, что не будущая схватка и не то, что происходит вокруг, занимает сознание более всего. А вот это напряжение тела. Такое дивное, сладостное напряжение, в котором хотелось растворить сознание. Каждая жилка дрожала, словно натянутая струна, и по ней пробегал ток – щекочущий, заставляющий подрагивать и млеть от удовольствия. Это не было тем проявлением страха или ярости, что свойственны человеку неискушённому. Напряжение вливалось мёдом в рассудок, призывая использовать эту солнечную огромную силу.
Алиса закрыла глаза, чтобы впитать в полной мере новое ощущение. И поняла, что, и с опущенными веками, продолжает чувствовать всё происходящее вокруг. Суету, страхи, апатию и брезгливость к себе. И только в себе не видела уже отражения этих чувств. Она упивалась мощью. Тело наливалось ей, словно плод под солнцем. И зрело движение. И было так хорошо и свободно!
– Сидеть, твари!
Ворон влетел в зал, широко распахнув двери. За ним почти строем вошли храмовники из числа стражей монастыря.
– Сидеть, я сказал! – рявкнул Ворон, гневно оглядывая беснующийся зал.
Мария изломанной куклой застыла в руках сестёр, споро привязывающих её к постели.
Настя задрожала, скукоживаясь на полу на разлитой тошнотной луже.
Диана замерла, выглядывая из-под края свесившейся простыни. Лилия замолчала, оборвав свист-шорох, и зависнув в недвижимости. Наташа забилась в судороге, перестав чесаться.
И только Алиса пригнула голову и прищурилась, высматривая из-за кровати тощую фигуру в рясе.
Ворон стоял, вскинув острый подбородок и с неприкрытой яростью оглядывал происходящее.
– Твари, – ненавидяще прошипел он. – Я научу вас слушаться!
И махнул рукой храмовникам. Бойцы бросились в зал – у каждого в руках палка-антенна с парой усиков. И меж ними бьются синие змейки. Один удар – и Настя забилась, с воплем сворачиваясь клубком. Одно прикосновение синей змейки – и Диана, завопив, вырвалась из-под кровати. Один укус…
Алиса кинулась на подошедшего до того, как он успел ткнуть палкой.
Удар.
Человек распахнул рот, посерел, и осел на месте. И отпустил палку из беспомощной руки. Локоть острой горкой, заливающей рукав красным, торчал вверх.
– Ах, ты, дрянь! Сидеть!
Ворон шагнул к ней. В его глазах не было сомнений в том, что она послушается.
А она оскалилась и рванула навстречу.
Удар.
Худощавое тело с грохотом свалилось на пол. Распахнув руки, словно для распятья.
Алиса прыгнула на грудь поверженного и подняла верхнюю губу, вглядываясь в мелко трепещущие артерии на белом горле.
– Стой! Сидеть!
– Внимание!
– Наставник под угрозой!
– У нас нападение! Подмога!
А артерия билась, неосязаемым обещанием блаженства притягивая взгляд…
Но что-то мешало.
Не люди. Но кто?
Она сморщилась, оскаливаясь. Может быть, оскал покажет им, что она не боится и готова биться?
Но посторонние, неясные взгляды буравили нутро. Тревожили. Пугали.
Она неохотно подняла глаза. На огромной стене высился воин – в кольчуге, в золотом куполе шлема, с копьём в руке и щитом на локте. Его взгляд был суров, а под копытом взъяренного коня, вилось, нашпиленное на остриё копья, серое существо – человек с драконьим хвостом и крыльями летучей мыши. А ещё ниже, под изломанной болью спиной существа, лежала зелёная долина, на которой резвились сфинксы, единороги и змеи…
«Не забудь»
Голос старой наставницы качался в голове колокольным гулом.
Алиса вздрогнула и вздохнула. И расслабила пальцы…
Чёрные пластинки когтей медленно розовели.
…
39. Вместе
Она целовала его неумело. Нежно забирая губами и колкие щёки и мягкие мочки ушей, плыла по тугой мужской коже одиноким парусником, открывающим неизвестные земли. И ярко-рыжие волосы плескались по его поднятым в детской обиде и недоумении плечам.
– Даня… Всё будет… хорошо…
Он держал её за плечи, не сдерживая, но только ощущая всякое движение, каждую следующую волну страстного прибоя, топящего его в нежности. Его слёзы давно высохли, плач и горький смех ушли, но обида на судьбу словно сточила внутри жёсткую ось, острой болью забралась, вскрыв грудную клетку, закусила змеищей сердце и не выпускает из пасти – давит, давит.
– Аля… – он осторожно убрал лицо и отодвинул девушку на вытянутых руках, сам удивившись их крепости и силе. – Аля…
Она тянулась к нему губами, тянулась, приоткрывая рот с нечеловеческими узкими зубами. Её прикрытые глаза и лёгкий болезненный румянец на белом лице заставили его испуганно стиснуть тонкие плечи в кулаках.
– Очнись!
Алиса встряхнулась, удивлённо и сердито глядя на него – вертикальные зрачки медленно приняли прежнюю форму.
Данила отпустил смятые плечи и отодвинулся к стене.
– Прости. Просто… Не до этого мне.
Закусив губу, она отвернулась. Опустилась на лежанку и легла, отвернувшись к стене.
Данила сидел, она лежала, поводя пальцем по краске, покрытой сеткой трещин. Словно нащупывая вслепую извилистый путь для дальнейшего разговора.
А Даниил мял свои пальцы, нервно сплетая ладони. Поглядывал на лежащую рядом девушку, на сухоцвет в вазе на столе, порывался заговорить и тут же хмуро обрывал себя.
Когда стало понятно, что сил начать разговор он в себе не найдёт, Алиса приподнялась на локтях и, откинув упавший на лицо локон, улыбнулась в потолок.
– Сейчас бы в озеро, да? – спросила она. – Помнишь этот остров в ивах? Там мы нашли кувшинку…
– Помню…
– Такое слепящее было солнце, но вода словно отречение…
– Помню…
Алиса села, привалилась к стене и, взявшись за локоны, стала задумчиво счищать из волос застывшие прилипчивыми кляксами красные комочки. Смотря как тонкие белые пальцы размеренно, степенно разделяют и разглаживают волоски, Даниил угрюмо покусывал губу и не чувствовал боли.
– Ты думаешь над тем – освобождать отца или нет?
Даниил вздрогнул. Глаза Алисы смотрели, словно не замечая его
