Пьяная Россия. Том первый - Элеонора Кременская

История седьмая

Свидригайлов, главный художник театра регулярно забегает в большой прожженный солнечными лучами художественный цех, где расстелен большой половик. На половике ползают бутафоры и рисуют булыжную мостовую. Жарко. Бутафоры регулярно засыпают, утыкаясь носами в свежую краску. Свидригайлов орет, что хватит спать, план «горит», не успевают и прочее, в таком духе.

Из окна, ведущего на крышу, выглядывают хмурые артисты. На крыше они устроили себе лежбища и загорают в свое удовольствие на раскладушках. Артисты разозлились от постоянного несмолкающего крика и в очередной заход Свидригайлова попробовали его урезонить, но главхуд непреклонен, у него скверный характер и потому он вечно и всем недоволен. Ему бы родиться рабовладельцем в соответствующие времена, бормочут артисты и спускаются по лестнице вниз, к затравленным бутафорам. Берут кисти и краски, и быстро-быстро рисуют булыжники. Свидригайлов забегает и видит, как с десяток артистов ползают посреди бутафоров, рисуя булыжную мостовую, он на мгновение теряет дар речи, а потом орет, что платить им никто не будет за дополнительную работу. На что артисты тут же согласно кивают, хитрые улыбки расплываются по их перемазанным краской рожам.

На следующий день половик уже расстелен на сцене. Он правдоподобно изображает булыжную мостовую, но сверху, с балкона хорошо видны слова выложенные булыжниками одинакового цвета:

«Свидригайлов – дурак!»

Осветители, обитающие, как правило, как раз на балконе, умирают от смеха. Актеры невозмутимы, а бутафоры вообще ничего не знают, носятся с банками краски, подкрашивая на сцене, то ту декорацию, то эту.

Свидригайлов командует парадом и не знает, какой триумф может ожидать его персону нон-гранда. К сожалению, на заветные буквы надвигают декорации, и буквы почти все скрываются под массивными бутафорскими домами и мебелью. И, когда на балкон взбирается сам Свидригайлов, чтобы обозреть свои владения, он замечает только одну букву и потом ходит, озадаченно говоря, что надо же, как вышло похоже на букву С?! И только актеры растворяются, исчезают в своих гримерках и носа оттуда не показывают, дабы избежать возможного скандала…

История последняя

Сашка Сквозняк, прозванный так за то, что никогда не работал, а только делал вид рабочей деятельности и вечно где-то летал или «сквозил», как хотите. Одним словом, Сквозняк проснулся на потолке. Он долго, ошарашено глядел на люстру возле самого своего носа. А потом запаниковал, заползал по потолку. Внизу стояла мягкая мебель и упасть на нее в принципе, наверное, было можно, но сам факт, что тут потолок, а там пол, сбивала Сквозняка с толку. Накануне он с актерами театра приехал к своему шефу, художнику-постановщику, Каунису, с претензиями хорошо отдохнуть у него в деревенском доме. Конечно, напился, хитрые актеры все подливали и подливали ему водки, а потом сделали «ерша», смешали пиво, вино и водку, как отрубился, Сашка не помнил, а теперь вот рехнулся… Проснуться на потолке может только сумасшедший. Сашка всхлипнул и вцепился в люстру. Он не хотел в «желтый» дом, но что же ему было делать?

Беспомощно огляделся. Болела голова, мучила сухость во рту, очень хотелось пить, а тут такое. Наконец, Сашка не выдержал и закричал. Перевернутая дверь тут же открылась, и к Сквозняку ввалились хохочущие актеры. Они подглядывали за Сашкой в щелочку двери. Уселись рядышком на потолке. Оказалось, Каунис приклеил к потолку муляжи мягкой мебели, потолок перекрасил под пол, а пол под потолок, приклеил посередине импровизированного потолка люстру. Не поленился, даже дверь переделал, чтобы ситуация казалась жертве прикола более правдоподобной. Сюда, в эту комнату втаскивали бесчувственное тело какого-нибудь пьяного друга и оставляли до определенного момента, а потом хохотали на его реакцию. Каунис даже одной комнаты в своем доме не пожалел для этой цели, ну не гад ли он после этого?..

Пасха

К вечеру церковь наполнилась праздничным людом. Впереди стояли дети и, зевая, глядели скучающе на золотой иконостас. Алтарь, устланный ковровыми дорожками, весь был уставлен здоровенными вазами с белыми и желтыми цветами, от запаха которых многие непритворно чихали и сморкались. Перед алтарем, с левой стороны была изображена Голгофа, большой деревянный крест с образом распятого Спасителя, выполненный в натуральную величину человека. Крест был восьмиконечным с надписью на верхней короткой перекладине IHЦI (Иисус Назарет Царь Иудейский). Нижний конец креста упирался в подставку имеющую вид каменной горки. На лицевой стороне подставки были изображены череп и кости, символизирующие останки Адама. Но это не смущало грудничков. Многие подползали к горке, вставали, неуверенно покачиваясь и опираясь руками о горку, неудержимо тянулись потрогать череп, а иные норовили его обслюнявить. Матери все позволяли. И только богомольные старухи, вылезшие вперед, не столько крестились и кланялись, сколько шипели рассерженными змеями на детей и, делая сердитые глаза, чрезвычайно пугали грудничков, на время оставлявших в этой связи свои притязания к черепу и к горке. Более старшие дети, лет трех-пяти на фоне неуправляемых грудничков смотрелись куда как благочиннее. Подражая взрослым они старательно молились, но все же подсматривали за старшими и если кто из детей не являлся центром внимания хоть тех же старух, тут же куда вся богомольность девалась!

Девочка, не красивая, полная, с утонувшим в жирных щеках носом-пуговкой, сползла вниз, на чистый, вытертый грудничками, блестящий пол и заснула. Ее бабка, злая, тощая старуха, только губы поджала на рухнувшую внучку. Девочка так и осталась валяться возле ее ног, а суетливые груднички ползали уже по ее телу и обслюнявили ее щеки, не видя разницы между черепом на Голгофе и толстой девочкой валявшейся на полу.

А, между тем, церковный хор весело выпевал славу Христу. Священники в светлых серебряных ризах выходили и входили в алтарь. Дьякон в золотой стихаре орал народу, что Христос воскрес. Народ единым духом отзывался:

«Во истину воскрес!»

Особенно старались поддержать священников в их все повторяющихся и повторяющихся лозунгах: «Христос воскресе!», мужики. Как правило, подвыпившие в честь праздника, некоторые из них даже приветственно махали батюшкам бутылками с пивом. Впрочем, пьяницы скоро покидали церковь, их выпроваживали вежливые, но строгие стражи порядка. Пьяниц не арестовывали, не сажали в «бобик», а просто глядели им вслед, пока веселая компания не скрывалась восвояси в темноте весенней ночи. Им на смену тут же являлась другая компания гуляк все с теми же привычными бутылками, иные для разнообразия с водкой. История повторялась, но с вариациями. Обиженные «молитвенники» крестились, демонстрируя полицаям свою набожность, крепко прижимая бутылку с пивом ко лбу, плечам и животу, а поклонившись, часто не удерживались на ногах, тяжело падая под ноги блюстителей порядка…

Молодые парни, смеясь, дышали на полицейских, демонстрируя свою трезвость. Они пришли к самому окончанию службы и, не заходя в храм, уселись на скамейках возле, явно кого-то поджидая. Парней было много, человек тридцать-сорок. И когда народ стал выходить из храма, парни подскочили на месте, пожирая лихорадочными глазами каждую женщину, появившуюся на крыльце. Девушек обступали и лезли целоваться со словами: «Христос воскресе!».

От молодых женщин тоже не отставали. Слышался звонкий смех и звуки поцелуев.

Злые старухи и тут находили для себя работу, повсюду цепляли костлявыми руками молодежь, разгоняли парочки суковатыми клюками и грозили разъяренным визгом, карой небесной развратникам, разговаривать нормально они, как видно не умели. Визги старух мало действовали на разошедшихся юнцов, поцелуям в губы не было конца. Казалось, желание любви брало вверх над сухостью и злобой. Тьма отступала, и яркая заря окрасила небо в алый цвет.

А, между тем, в храме возле Голгофы прямо на полу спала полная девочка, возле нее сопело несколько грудничков. Маленьких детей взяли на руки их родители, а толстую девочку кто же возьмет? Ее бабка, злая тощая старуха, трясла и теребила внучку, но та, ни в какую, только головой безвольно мотала из стороны в сторону, как бы говоря, нет, не проснусь, сколько, ни проси. Но народ в этот день был добрым, и пара мужиков предложили старухе свою помощь. Один взял девочку на руки, другой пошел рядышком готовый его сменить. Идти было недалеко, две-три улицы, но мужики умаялись. Старуха все это видела и представляла уже, во что выльется их сопровождение. Но мужики за труды свои в честь праздника запросили только бутылку водки, припасенную бабкой на всякий случай, вдруг, кран сломается или батарея прохудится, и придется слесарю платить, а вдобавок к оплате, как это принято во всей России ставить бутылку водки…