Девять драконов - Джастин Скотт

Ма Биньян прервал их.

— Но у вас есть сердца народа. А это означает, что Чен — конченный человек.

Тан снизошел до студенческого лидера, улыбнувшись.

— Если у Чена есть армия, то у него есть и власть пройти по площади Тяньаньмэнь шагом с этими сердцами на штыках.

Он повернулся к Вивиан:

— Вы видите, у меня есть определенный «стимул», чтобы найти путь свалить его.

— Но как сильно вы заинтересованы в Гонконге? — спросила она напрямик, когда ей напомнили, что Гонконг — лишь малая часть проблем Тана.

— Очень.

— Тогда вы должны сделать очень много.

— А вы должны достать эти доказательства. Потому что если меня скинут с партийного поста до того, как я смогу разоблачить Чена, мне конец, и Гонконгу — тоже. Должен я выражаться яснее?

— Нет.

— В чем состоят колебания этой женщины?

— Она думает, что это опасно.

— Напомните ей, что мы живем в опасное время.

— Она верит, что ее хан будет процветать, если она будет избегать принимать чью-либо сторону.

Тан покачал головой с отвращением.

— Вся суть опасного времени в том, что человек должен взять чью-то сторону.

— Но она — иностранка.

— Как я понял, вы наследуете часть ее хана?

Потребовалось всего три часа, чтобы самые фантастические слухи о завещании Дункана обежали Гонконг. Двух месяцев было более чем достаточно, чтобы сплетни достигли Пекина.

— У меня нет никакой власти, пока не родится ребенок.

Тан стал ее внимательно рассматривать, и на какую-то пугающую секунду ей показалось, что он высчитывает разные варианты, включая и преждевременные роды.

— Почему вы не уговорили ее, не сказали, что она должна пустить в ход эти доказательства; против Вонга Ли и отдать их мне до того, как Вонг Ли возьмет их силой?

— Я пыталась, и я знаю, что ее это беспокоит. Ее успокаивает только тот факт, что никто не знает, есть ли у нее вообще эти доказательства. В то же время она вроде как бы снова взяла к себе старика Джорджа Нг с недвусмысленным заявлением, что может дать ему копии, которые он должен использовать, если с ней что-нибудь случится. Она не глупа.

— Но Ту Вэй Вонг может преподнести ей сюрприз. Почему старый тайпан не принял мер предосторожности?

— Это было не в его духе.

— Он дурак?

— В некоторых вещах, — нерешительно согласилась Вивиан, объясняя. — Он не был прирожденным конспиратором.

— Нг — компрадор Макфаркаров вместо вас?

— Да, товарищ.

— А почему бы не попросить губернатора Аллена Уэя уговорить ее? Уверен, она увидит преимущества, которые дает поражение Чена.

Вивиан ответила осторожно:

— Тайпан не доверил свой план Аллену Уэю. Может быть, он слишком… щепетильный.

— Я всегда подозревал, что Аллену не хватает пороху, — ухмыльнулся Тан.

Пока они продолжали дискуссию, а остальные нервно слушали, Вивиан увидела Тана в беспокойно новом свете. Сколько это еще продлится, тревожилась она, прежде чем его грубоватая, бесцеремонная прозаическая манера превратится в заносчивость?

Когда она в третий раз запротестовала:

— Бизнесмены Гонконга доверяют Аллену Уэю. Они согласны, чтобы он был лидером, — тут глава партии взорвался:

— Гонконгу нужен тигр, чтоб сцепиться с Пекином, тигр! Тот, кто знает, на чем стоит мир! Кто еще может убедить эту гуйло помочь нам? Что там еще за любовник, о котором я слышал?

— Стивен Вонг. Сын Вонга Ли.

— Отродье Ту Вэя? Я слышал об этом, но не верил. Это совпадение, или Ту Вэй напустил его на нее?

— Это не совпадение. Я, как вы выразились, напустила его на нее, еще когда был жив тайпан.

— Чтобы завладеть соперницей?

— В сущности, да, — допустила Вивиан.

— Мое восхищение растет. Сначала я подумал, что вы — идеалистка. Теперь я начинаю подозревать, что у вас повадки шанхайской женщины.

Вивиан в смущении засмеялась. Во всем Китае не было выше комплимента сильной женщине.

— Мне бы больше хотелось, чтоб меня звали как гонконгскую женщину.

— А что это такое — гонконгская женщина?

— Та, у которой глаза открыты.

— Уверен, вы не так опасны, — засмеялся Тан. Но его улыбка была отчужденной. — Подозреваю, что вы найдете способ уговорить дочь тайпана помочь нам.

Вивиан, не была уверена.

— Даже если я смогу, — предупредила она, — Виктория Макинтош поставит те же условия, что и ее отец. Она будет настаивать на том, что отдаст документы только в ваши руки. Лично.

Тан поднес копии, которые дала ему Вивиан, к свету.

— Если у нее есть еще, подобные этому, я соглашусь встретиться с ней в любой дыре, где только она пожелает. В конце концов, приехал же я в эту клоаку, чтобы встретиться с вами, гонконгская женщина.

Его комплимент придал ей смелости воспользоваться прямотой, на которую провоцировала его грубоватая манера.

— Могу я вас спросить, чем ваш новый Китай будет отличаться от старого Китая?

Тан гордо крякнул:

— Вы мне не поверите, если я буду обещать.

— Извините меня, но я боюсь…

— Позвольте мне рассказать, чем «мой» новый Китай будет отличаться. Там не будет коррупции. Гуаньшан будет подавлен в зародыше. Несколько расстрелов кое-кого из верхушки изменят привычки. Будет ли это демократично? Больше, чем теперь. Воспользуюсь ли я преимуществами своей новой власти, чтобы получить еще больше власти? Если я не стану этого делать, я буду первым лидером в истории Китая, который этого не делает. Буду ли я мудро использовать свою власть? Я буду мудрее, чем многие. Станет ли Китай местом, где лучше живется, когда я уйду? Надеюсь. Станут ли идеалисты, подобные вам, моими врагами? Надеюсь, нет. А теперь что вы скажете о том, что мне сообщили: Вонг Ли приложил руку к новогодним беспорядкам в Гонконге?

— Меня ничто не удивит, когда дело касается Ту Вэй Вонга. Но для каких целей ему понадобились беспорядки?

— Чтобы развязать руки сторонникам жесткой линии, чтобы дать предлог отрицать права, которые провозгласила Совместная декларация. Чтобы подавить оппозицию.

— Но в этом нет здравого смысла. Международное деловое сообщество покинет город.

— Может, у Ту Вэя ваши информаторы?

— Об этом мы довольно скоро узнаем. До переворота меньше двух месяцев. За это время Ту Вэй сделает шаг.

Вивиан ничего не сказала. Партийный лидер Тан только что сделал свой шаг, и она не знала, кому доверять. Но у нее было ужасное чувство, что Виктория Макинтош, может, была права, говоря, что Макфаркары — а если посмотреть шире, то и сам Гонконг — не должны брать чью-либо сторону в этой новой гражданской войне в Китае. Может, в этом случае Дункан был не прав… и он оставил ее дрейфовать в море сомнений.

Глава 25

— Мы так подходим друг другу, — восхищенно изумлялся Стивен.

Они встретились в полдень в отеле «Эмперор», как делали это регулярно в течение трех месяцев. Было уже темно, и их фигуры мягко отражались в стеклянном окне-стене. Бледные, хрупкие их тела, казалось, плыли на фоне огней вдоль залива, как облако на звездном небе.

Викки свернулась на нем — одна нога согнута, другая лениво переплелась с его. Ее щека лежала на его гладкой груди. Она слушала, как его сердцебиение медленно возвращается к нормальному ритму.

Она поцеловала его грудь, потом потянулась ртом к его губам. Его пальцы легко побежали, как по дорожке, по ее спине, другой рукой он поднял волосы с ее шеи.

— Это или любовь, — прошептал он, — или остановка сердца.

— Я позову врача. Такие парни, как ты, — не влюбляются.

Это была обычная игра, в которую они играли, когда она нуждалась в разуверении. Не то чтобы она сомневалась в его любви, но она думала, как долго это продлится. Стивен, со своей стороны, выказывал бесконечную любовь и безграничную страсть. Викки преобразила его — провозгласил он. Иногда она верила ему, но часто ей становилось страшно, потому что никогда в жизни она не подвергала свое сердце такому риску.

— Ты не влюблен. Это — эрос.

— И эрос тоже, — согласился он, его руки медленно скользили. — Но я влюбился в Новый год. Новый год гуйло.

— С первого взгляда? Ну, продолжай, продолжай.

— Нет, — ответил он серьезно, и его немного сонный голос напоминал Викки сладкую приправу из масла и жженного сахара, а его руки вызывали у нее сладкую дрожь. — Когда ты убежала из машины.

— От многих парней убегают блондинки в красных платьях в обтяжку.

— Твое лицо, — прошептал он. — Я полюбил тебя за то, что ты была такой преданной. Ничто не могло тебя остановить.

— Моя мать оказалась в гуще беспорядков.

— Ты была такая неистовая. Такая красивая. Как тигрица. Потом я однажды пробрался в больницу, а ты спала.