Вечный мент или Светоч справедливости - Андрей Егоров

В середине шестнадцатого века Андрей сделался опричником, вошел в личную «тысячу» Ивана Грозного, и его возможности существенно расширились. Он, ad exemplum [21], имел теперь право карать любого преступника, не спросив высшего позволения.

Воин Христов в шестнадцатом веке распоясался до такой степени, что уже не отягощал себя более тягостными моральными страданиями. Потому что твердо уверовал – всякий, кто совершил преступление, достоин смерти.

Что касается Ивана Грозного, то он поспешности в судебных делах не одобрял. Был он малость не в своем уме, это правда, о чем его приближенные знали не понаслышке – приходилось иногда испытывать на себе гнев Государя, вызванный его душевным нездоровьем. Хотя в детстве он, находясь под влиянием фаворита матери Ивана Овчины-Телепнева-Оболенского, был склонен к излишней жестокости, развлекался тем, что сбрасывал с колокольни кошек, и даже, находясь в болезненном припадке, забил лично до смерти несколько человек, в деле вынесения смертных приговоров, обладал удивительной щепетильностью, без особой надобности не карал. А если и посылал кого на казнь, то после долгих, тяжелых раздумий. Не такими были прочие монархи из «цивилизованной» Европы, где счет жертв исчислялся тысячами. Поговаривали, царь Иван проявляет такое благодушие, потому что боится кары небесной. Набожность царя тоже была довольно странного свойства – она проявлялась время от времени, доходя от совершенного безбожия до абсолютного фанатизма. В эти периоды государю казалось, будто видит он нечто особенное, недоступное взгляду обычного человека. А ведь так и должно быть – только помазанник божий различает свет, дарованный Господом. А все остальные – пребывают во мраке неведения. На самом деле, странности в поведении царя объяснялись причинами куда более прозаическими. Он страдал раздвоением личности. Точнее говоря, в царе Иоанне уживались целых четыре личности. Между прочим, некоторые современные историки так и говорят, что не было, дескать, Иоанна Грозного, а было целых четыре царя. В принципе, они недалеки от истины.

В один из дней, когда царь Иван «был с богом на короткой ноге» – верх взяла личность кроткая и в высшей степени богобоязненная – случилось ему встретить простого мытаря. Рядовой сборщик налогов, по должности волостной воевода, оказался представлен Государю. Вышло это совершенно случайно – воевода в качестве телохранителя сопровождал опричника, которому исправно служил на протяжении многих лет. Царь сразу разглядел в этом человеке нечто особенное, а именно – божественный свет. Он один отчетливо видел, что тот источает тончайшее сияние, какое бывает исходит от икон, когда они слышат, что помазанник Божий к ним обращается. Пребывая в сильном волнении, царь поднялся с трона, подошел к мытарю и спросил, заглядывая в голубые глаза:

– Скажи, как на духу, кто ты?

– Служу богу и государю на этой земле, – ответил Андрей. – И больше мне о себе рассказать нечего. – Глаз при этом не отвел. Хотя перед Государем все испытывали робость, поспешали уставиться в пол, как только он обращал на суровый взор…

– Как звать тебя? – спросил царь.

– Андрей Избашев, – откликнулся Андрей. Имена ему приходилось менять довольно часто. Последним именем он назвался впервые почти пять лет назад. Род Избашевых знатностью не отличался, к тому же, порядком захирел. Во время последнего мора сразу несколько отпрысков мужского пола отправились на тот свет.

С тех пор и началось. Карьера Андрея резко пошла вверх. Сначала его определили в Разбойный приказ, следить за порядком в столице, да не простым человеком, а начальником над доброй сотней стрельцов, а потом назначили и в Стрелецкий приказ – наблюдать за тем, чтобы пищали и пушки были только у государевых стрельцов, чтобы царская власть уважалась, и закон не нарушался. Андрей взялся за дело старательно, со всей тщательностью, на которую был способен, и вскоре достиг больших успехов на службе. Грозный был им весьма доволен. Вызывали у него сомнения только методы нового столичного воеводы. Действовал Андрей на редкость жестко, порой даже жестоко, подвергая преступников немедленному наказанию. Поркой и ямой дело не ограничивалось, чаще всего нарушителей закона ожидали крепкий сук и веревка. Не очень-то вязались эти действия с исходящим от этого человека божественным светом. На воеводу поступали все новые доносы, в которых говорилось, что это сам дьявол скрывается под личиной божьего человека. Впрочем, ближайший сподвижник царя Ивана, Сильвестр, Андрея признал и предложил сделать окольничьим в Избранной раде.

– Не бойся сильных и славных, похитивших почести и губящих своим насилием бедных и немощных, – напутствовал Иван Грозный Андрея, – не верь и ложным слезам бедного, который напрасно клевещет на богатого. Все рассматривай с испытанием и доноси мне истину.

И Андрей стал решать, кого карать, кого миловать. Действовал он, не столько исходя из собственных понятий о справедливости, сколько полагаясь на принятый тогда же свод законов – Судебник и Стоглав – свод церковных правил. Несмотря на честную службу, народ окольничьего невзлюбил. Что, в общем-то, понятно. Разве можно любить власть, обладающую правом карать или миловать. Слишком многих по несправедливому доносу Андрей отправил на дыбу и в пыточную, чтобы получить признание в преступлениях, которые они не совершали.

Покушения на жизнь царского окольничьего случались регулярно. Но всегда безуспешно. С тысячу пятьсот пятьдесят пятого по тысячу пятьсот пятьдесят девятый год Андрея пытались убить около трехсот раз. Такая удачливость не может оставаться незамеченной. В народе поползли слухи о том, что Избашев общается с темными силами. И с дьяволом на короткой ноге. Но Иван Грозный упорно не желал ничего слышать. Хотя даже его супруга Андрея невзлюбила страстно, и всеми силами старалась сделать так, чтобы его убрали подальше от Москвы – охранять рубежи от набегов, строить заводы и мануфактуры где-нибудь за Уралом.

После того, как царица Анастасия внезапно скончалась, обвинения в чародействе посыпались на Андрея одно за другим. Умерла она, само собой, не случайно – наши постарались. Думали, царь Иван впадет в страшный гнев и сам покончит со Светочем. Вскоре действительно состоялся специальный собор, на котором бояре признали Андрея Избашева виновным в страшных злодеяниях. Якобы, он дьявольской хитростью втерся в доверие государя, а сам, черным колдовством уморил царевича Дмитрия, а за ним и царицу.

В народе государыню обожали. Слухи о том, что Андрей Избашев – преступный чародей и приговорен на соборе к смерти за убийство Анастасии, мгновенно разнеслись по всей Руси. От немедленной расправы Светоча спасло только то, что он по воле святых находился в дальнем военном походе.