Вечный мент или Светоч справедливости - Андрей Егоров

Андрей перехватил руку. Толпа охнула, отступая. Некоторое время нетрезвый вояка пытался выдернуть оружие из ножен, потом утихомирился и отступил. Бормоча проклятия, скрылся в толпе.

И серьезно недоумевал потом, удивляясь внезапному умопомрачению: «Что это на меня нашло?».

А нашло на него не что-то, а кто-то. Пара злых духов вселилась. Один прямо в разум, другой в правую руку.

А Счастливцев, почти сразу забыв о досадном инциденте, в составе полка Первой западной армии Барклая-де-Толли, отправился к Смоленску, куда стремительно подходил со своей армией Наполеон Бонапарт.

– Под Смоленском тогда шли жестокие бои, – поведал Кухериал, – французы одерживали победу за победой, и мы очень надеялись, что Светочу там свернут шею. Рубанут шашкой в ближнем бою, уронят на голову пушечное ядро, смертельно ранят свинцовой картечью. Он бы очень обязал нас, скончавшись под Смоленском. И кое-кто в аду получил бы хорошую награду. Увы, мы в очередной раз просчитались. Гавриил провел своего подопечного через все сражения и мелкие стычки целым и невредимым. Более того, бесстрашие и решительность прославили Андрея Счастливцева и сделали героем войны двенадцатого года.

Ох, и славная это была война. Знаешь, по чьей инициативе началась?! По инициативе самого Рокофала. Знающие мистики – толкователи апокалипсиса, которых хватало во все времена, только теперь они не столь значимы, как раньше, утверждали, будто Наполеон – искаженное имя библейского Аполлиона, врага рода человеческого. Мистики предрекали с воцарением этого дерзкого европейского выскочки на троне Российской Империи скорое наступление апокалипсиса. Ad vocem [25], Наполеон, действительно, был повержен от руки Михаила, как написано в библейских текстах. Только его победителем был не архангел Михаил, а другой Михаил – Кутузов, хитрый русский циклоп. Конечно, Наполеон – никакой не Аполлион. И душа его томится сейчас в аду, в Пределе гордыни, где он раскаивается в содеянном, среди множества других великих завоевателей прошлого, таких как Чингис-хан и Александр Македонский. А подлинный апокалипсис и последняя битва между силами Тьмы и Света будет еще очень не скоро.

– Когда? – заинтересовался я.

– Ну и вопросики у тебя, Васисуалий! – Кухериал затрясся от смеха. – Если бы мы это знали, все было бы намного проще. Успели бы подготовиться. Нет-нет. Это процессы, которые от нас не зависят. Кто знает, может последней битвы не будет вовсе. А может, она будет олицетворять вовсе не завершение всего, а всего лишь переход мира на новый виток развития. Ты ведь знаешь, что иногда для того, чтобы родиться, нужно умереть?

– Опять заумничаешь?! Рассказывай лучше, что дальше с ментом было. Философствовать на досуге будешь.

– Грубиян, – возмутился Кухериал, но рассказ продолжил.

– Что-нибудь видите?– поинтересовался молодой свитский офицер по фамилии Шмелев.

Андрей стоял, разглядывая в подзорную трубу близлежащие холмы, речку, а за ней бивачные огни неприятельского лагеря. Ему отчего-то казалось, что французы пойдут в наступление уже сегодня. За долгие годы жизни предчувствиям он привык доверять. Слишком часто шестое чувство спасало его от смерти.

– Не дадите взглянуть? – попросил Шмелев.

– Извольте.

Офицер припал к окуляру, поводил по окрестностям.

– Хороший прибор, – заключил он, рассматривая трубу.

– Трофейный, – сообщил Андрей, – добыл в первом же сражении.

– Кое-кто считает, что трофеи брать стыдно, – Шмелев помолчал, – якобы, это занятие чем-то сродни мародерству. Только не обижайтесь, я вовсе не хочу вас обидеть. Напротив, могу сказать, что лично я этих взглядов не разделяю. Трофеи – такая же часть воинской науки, как любое другое солдатское действие. Иной трофей может спасти жизнь.

– Или уберечь от неожиданного нападения врага, – поддержал Андрей, – как эта зрительная трубка, к примеру.

– Продайте мне ее, – вдруг предложил Шмелев, – я в таких вещах разбираюсь. Всегда, знаете ли, интересовался хорошими зрительными трубками. Эта вот сделана в Вене. Стоит очень хороших денег. И я хорошо заплачу.

– Ну, нет, – возразил Андрей, – вещица досталась мне даром. Я бы подарил ее вам, но она дорога мне, как память. Так что пускай уж останется при мне.

– А давайте меняться, – нашелся Шмелев. – Что вы, к примеру, хотите за этот уникальный прибор?!

Андрей усмехнулся, сдвинул трубку, вложил ее в замшевый на перевязи чехол.

– Признаться, ничего не хочу.

– Так уж и ничего. От хорошего оружия, наверное, не откажетесь?

– Полноте. Давайте оставим эту тему.

– Ну, хорошо, – отступил офицер, – не откажетесь ли выпить со мной пуншу в знак того, что у вас не осталось неприятного осадка от нашего разговора? У меня и походный чайник имеется, и ром…

– Почему бы и нет? – согласился Андрей.

Большой любитель комфорта Шмелев возил с собой собственную палатку колоссального по воинским меркам размера. Она напоминала дом. Стоящая на привале эта палатка привлекала всеобщее внимание. Откинув полог, Шмелев пригласил Андрея к себе. Внутри царила атмосфера уютная, почти домашняя.

– Хорошо устроились, – одобрил Андрей, сам он пользовался казенной палаткой, дырявой, с тонкими стенками и ночью сильно страдал от холода и сырости.

– Грешен. Люблю себя хорошо ощущать. Я сейчас, – Шмелев взял чайник и выбрался наружу.

Там он долго стоял, вдыхая холодный воздух. В лице его, тем временем, происходили странные метаморфозы. Оно то вытягивалось, то делалось злым, то жалостливым. В конце концов, окончательно приняло жестокое выражение. Свитский офицер наклонился, извлек из-под голенища нож, шагнул назад в палатку.

Андрей скакнул ему навстречу, перехватывая руку с клинком. Борьба заняла считанные секунды. Гость ловко пнул Шмелева в живот, завернул кисть назад и завладел оружием.

– Бес попутал, – прохрипел офицер, стоя в нелепой позе, его подбородок не доставал до колен всего ничего.

Андрей отпихнул поверженного противника, и тот растянулся на собственной кровати и забормотал, едва не плача:

– До такой степени вдруг захотелось эту вещицу. Сам не знаю, что на меня нашло… Только почувствовал, что никогда уже не буду счастлив, если она не станет моей.

– Прощайте, – глядя на Шмелева с презрением, сказал Андрей и покинул его комфортное жилище.

С утра французы пошли в наступление. Ночью они успели подтащить пушки на позицию, и теперь кучно вели огонь. Ядра ложились точно на лагерь. Одно из них еще до восхода солнца пробило лиловый шелк шмелевской палатки.

Он бродил затем безутешный среди сражающихся, ощупывал развороченную грудь, и причитал, долго полагая себя живым. А вокруг грохотали взрывы, свистела шрапнель, метались, обезумев от обилия крови и смерти, бесы и ангелы. Умерев, Шмелев обрел возможность наблюдать потусторонних существ, но счел их вызванной шоком галлюцинацией.