Игра Джералда - Стивен Кинг

Только то, что оно настоящее, – сказала девочка в колодках. Ее лицо побелело от боли, но в серьезных ясных глазах была только искренняя озабоченность. – Оно тебе не приснилось. Оно настоящее, и ты сама это знаешь. И сегодня ночью оно вернется. И мне кажется, что на этот раз оно не будет просто стоять и смотреть. Тебе нужно освободиться, пока не стемнело, Джесси. Тебе нужно бежать отсюда, пока оно не вернулось.

Джесси опять захотелось заплакать, но слез не было.

Не было ничего, кроме сухого и едкого жжения.

Я не могу!  – закричала она. – Я уже все перепробовала – все, что можно! Самой мне не выбраться!

Ты забыла одну вещь, – сказала девочка в колодках. – Не знаю, насколько это важно… но вполне может быть, что тебе это чем-то поможет.

Что я забыла?

Девочка повернула руки в отверстиях деревянной колодки, демонстрируя Джесси чистые розовые ладошки. Помнишь, он говорил, что есть два вида наручников: М-17 и F-23. Вчера ты почти что вспомнила, но потом отвлеклась… Так вот. Он хотел F-23, но их выпускают мелкими партиями и их очень трудно достать, так что ему пришлось взять М-17. Ты же  помнишь, правда? Он рассказывал про эту модель в тот вечер, когда принес наручники домой.

Она открыла глаза и взглянула на правый наручник. Да, Джералд рассказывал про эту модель. На самом деле он говорил без умолку, как наркоман-кокаинщик после двух доз подряд. А началось все с того, что около полудня он позвонил ей с работы. Хотел убедиться, что Джесси одна – за столько лет он так и не смог запомнить, по каким дням к ним ходит домработница, – а когда Джесси сказала, что сегодня домработница не придет, он попросил ее надеть что-нибудь этакое. «Ну, ты понимаешь, чтобы было надето, но вроде как и не совсем», – вот так он сказал. Помнится, Джесси это заинтриговало. Даже по телефону голос у Джералда был возбужденный донельзя, и она сразу же поняла, что он что-то такое задумал… неординарное. Она была совершенно не против; им обоим было уже хорошо за сорок, и если Джералду вдруг захотелось немного поэкспериментировать, то она с удовольствием ему подыграет.

Он приехал в рекордное время (Джесси еще подумала, что он гнал всю дорогу так, что под колесами дымился асфальт). Она очень хорошо помнила, как он ходил из угла угол в спальне и буквально трясся от возбуждения: щеки пылают, глаза горят. Если говорить о словесных ассоциациях, то слово «секс» стояло далеко не первым в списке Джессиных ассоциаций на Джералда (если бы ей пришлось проходить тест, то первым, наверное, всплыло бы слово «безопасность»), но в тот день Джералд буквально кипел сексуальностью. Джесси даже подумала, что если муж не успеет раздеться быстро, то его обычно отнюдь не прыткий адвокатский причиндал сейчас просто сорвет молнию на брюках.

Когда же Джералд снял брюки, а заодно и трусы, он слегка сбавил пыл и торжественно открыл пластиковую коробку, которую принес с собой. Там были две пары наручников. Джералд достал их и показал Джесси. У него на горле билась синяя жилка – судорожно трепетала, как крылышки колибри. Джесси запомнила и это тоже. Должно быть, уже тогда его сердце давало сбои.

Ты бы мне сделал огромное одолжение, Джералд, если бы откинул лыжи еще тогда.

Наверное, Джесси должна была ужаснуться тому, что способна думать такое  про человека, с которым прожила столько лет и с которым у нее было столько связано, но ее хватило только на легкое отвращение к себе. А потом ее мысли снова вернулись к тому, каким был Джералд в тот день – щеки пылают, глаза горят, – и руки сами собой сжались в кулаки.

– Почему ты никак не оставишь меня в покое? – спросила она своего мертвого мужа. – Почему ты, такая скотина, не оставишь меня в покое?!

Не заводись. Не думай про Джералда; думай про наручники. Две пары наручников Kreig, размер М-17. «М» значит «мужские». 17 – число зарубок на замках.

Ее как будто обдало жаром. Живот скрутило. Ты ничего не чувствуешь, – сказала она себе. – А если  не можешь не чувствовать, просто считай, что у тебя несварение желудка.

Но себя не обманешь. Это была надежда. Отрицать это было уже бесполезно. Главное – не обольщаться. Смотреть на вещи реально. Держать в голове, что все предыдущие попытки освободиться ни к чему не привели. Джесси упорно твердила себе, что она должна помнить про разочарование и боль, но постоянно ловила себя на том, что думает совсем о другом: о том, как близко – как охерительно близко  – было освобождение. Чтобы все получилось, ей не хватило буквально четверти дюйма. А будь у нее лишних полдюйма… все получилось бы наверняка. Проблема могла быть с костяшками под большими пальцами, но неужели ей суждено здесь умереть исключительно потому, что она не сумеет преодолеть расстояние не шире ее верхней губы?! Ну уж нет, не дождетесь.

Неимоверным усилием воли Джесси отбросила эти мысли и опять стала думать про тот «знаменательный» день, когда Джералд принес домой наручники. Она вспомнила, с каким неподдельным благоговением он их рассматривал – как ювелир, который держит в руках бриллиантовое ожерелье самой что ни на есть тонкой работы. Честно сказать, они произвели впечатление и на Джесси тоже. Она вспомнила, как они блестели на солнце, как блики света играли на браслетах из посиненной стали и на зарубках на замках, которые можно было подгонять под размер запястий.

Она спросила, где он достал наручники – просто из любопытства, она совсем не хотела в чем-то его обвинять, – но он сказал только, что их достал один приятель из окружного суда. При этом он заговорщически подмигнул Джесси, как будто почти все сотрудники окружного суда только и делали, что снабжали своих приятелей такими вот миленькими игрушками, и он знал их всех лично. На самом деле в тот день Джералд вел себя так, будто раздобыл не две пары наручников, а как минимум пару ракет с ядерными боеголовками.

Она лежала на постели в белом коротком кружевном пеньюарчике и белых шелковых чулках (иными словами, в наряде «чтобы было надето, но вроде как и не совсем») и наблюдала за мужем с удивлением, любопытством и – да – возбуждением… хотя удивление все-таки преобладало. Ей было так странно видеть, как Джералд – который всегда так натужно изображал из себя мистера Сама Крутизна и Хладнокровие – расхаживает по комнате, словно перевозбудившийся жеребец, и чуть ли не бьет копытом. Его редкие волосы топорщились во все стороны забавными «петушками», как называл это Джессин брат; а раздеваясь, Джералд забыл снять носки, и это тоже смотрелось забавно – голый мужчина в одних носках. Джесси помнила, как кусала себя изнутри за щеки – и, кстати, кусала достаточно больно, – чтобы не улыбаться.