Я экстрасенс. И это нормально - Светлана Петрунина

Светлана Петрунина

Я экстрасенс. И это нормально

Я экстрасенс. И это нормально… Вот вам короткий отрывок из моей жизни. Или отрывок из моей короткой жизни.

Я даже не успела кивнуть, когда вселенная поместила меня в булькающую утробу матери. Мозгами, которых у меня не было, я бы ни за что не выбрала такую жизнь. Где-то я грубо напакостила, и мой дух помышлял устроить мне химчистку, соскребая с кусками кожи ошибки прошлых жизней.

Родилась, научилась ходить и хамить родителям.

Каждую ночь мне снились кошмары. Вереница рваных рабов, окровавленный младенец, пауки, чудовища. Они протягивали ко мне руки-лапы, отчего я с криками просыпалась, шла в комнату родителей и просила маму посидеть рядом, пока снова не усну. Иногда я просыпалась на полу, вставала и ложилась в кровать. Иногда я просыпалась на полу, не находила кровать и снова ложилась на пол. Все, что я помню – это страх.

Как-то раз я проснулась ночью на левом боку, вытянула правую ногу и пальцами нащупала чью-то косматую голову. Рывком я одернула ногу назад и вцепилась застывшими глазами в стену. Через несколько минут я снова вытянула ногу и наткнулась на все ту же косматую голову. Одернула ногу. Третий раз я не решилась. Страшно. Утром голова исчезла. Мне было восемь лет.

– В кого ты такая? – спросила меня мама.

– Когда-то я задала тебе точно такой же вопрос, – ответила я.

– И что я ответила?

– Ты ответила «когда-то я задала тебе точно такой же вопрос».

– Это замкнутый круг, – заметила мама.

– Когда-нибудь он разомкнется.

– Расскажи мне еще раз про мою прошлую жизнь, – попросила мама.

– Ты была моим сыном, а я твоим отцом.

Мама сидела в гостиной за огромным столом и пила кофе, а я устроилась напротив с тарелкой жареной свинины.

– И который раз это повторяется?

– Третий. Говорят, что на третий раз приходит понимание, – пояснила я.

– Кто говорит? – удивилась мама.

– Не знаю. Мне так кажется.

– Я была «красивым»? – спросила мама.

– Не очень. Деревня никого не красит, – ответила я. – Ты жила в сибирской деревне посреди леса. У тебя было шестеро детей и толстая жена.

– Как я умерла?

– Тебя загрыз медведь. Он тебе голову откусил. От этого у тебя постоянно голова и болит.

– Я так настрадалась. Ужас.

– Это не самая страшная смерть. Вот меня четвертовали. Я хотела устроить государственный переворот. Надоело на дядю пахать. Получила по полной. Пытки, казнь. Не хочу вспоминать. Адская боль.

– А я, к счастью, боль не помню. Ничего не помню, – улыбнулась мама. – Ну и как нам из этого круга вырваться?

– Не знаю. Надо подумать, на чем нас зациклило.

В эту минуту в гостиную вошел отец и весло спросил:

– О чем чирикаете?

– Вот скажи мне, пожалуйста, – громко обратилась мама к отцу, – на чем нас зациклило?

– Нетушки! – замахал руками отец. – Не хочу слушать эти ваши страшилки! Хватит того, что Верка ночью на улицу вышла. Хорошо, что я услышал, как она автомобиль заводит. Это же надо! Жесть! Укатила бы в сомнамбулическом состоянии на небеса! Я думаю, что нужно заколотить двери.

Мама гордилась моими способностями, потому что это модно. Отец же предпочитал оставлять необъяснимые вещи без ответа. Он просто не хотел об этом думать.

Мои родители были представителями молодой, образованной и богатой ячейки общества. Собственный трехэтажный дом, дорогие автомобили, восьмилетняя дочь и годовалый сын. Идеальная семья. Однако, что-то не так. Что-то всегда было не так. Я часто видела во сне окровавленного недоношенного младенца. Мне казалось, что это ключ к пониманию того, почему мы с мамой каждую жизнь вместе. Иногда я думаю, что не нужно пытаться разгадать эту тайну, ведь нам хорошо. Но какая-то неведомая сила каждый раз пробуждает непреодолимое желание что-то узнать. Я не могу вспомнить все. Каждый день пытаюсь поминутно восстановить в памяти прошлые жизни, поймать какое-то важное событие. Помню, что в прошлой жизни я жила в сибирской деревне, звали меня Иваном. Мама была моим сыном Арсением, которому медведь отгрыз голову. Через несколько лет меня четвертовали. Я чувствовала, что судьбоносное событие происходит в раннем детстве, поэтому сосредоточилась именно на нем. Вспомнила, что восьмилетний Арсений зимней ночью босой и раздетый вышел из дома. Я проснулась и успела его разбудить до того, как он не ступил на ледяной снег. Нет. Не это событие.

Позапрошлую жизнь я помню совсем чуть-чуть. Жила во Франции, влюбилась в какого-то ловеласа, родилась у своей мамы. Опять.

– Мне кажется, что я была богатой и красивой француженкой, – мечтательно произнесла мама.

– Ты была самой дорогой и известной во Франции куртизанкой, – расхохотался отец, удобно устраиваясь в любимом хрустящем кресле. – Я в тебя влюбился, и жили мы долго и счастливо! А потом тебе отрубили голову.

– Да ну тебя. Верка говорит, что в прошлой жизни ты был хамом! – обиделась мама.

– Я и есть хам! – веселился отец.

– Папа, ты не хам. Ты просто несерьезный, – засмеялась я.

***

В школе я дружила с Димкой. Помню, что в прошлой жизни он помогал мне организовывать бунт. Его, кстати, тоже четвертовали.

Димка любил слушать, как мы тщетно, но благородно сражались за свободу. До последней секунды жизни он был со мной. Был моей супругой и соратницей, и, соответственно, – матерью моей мамы.

Однажды я привела Димку домой и познакомила его с мамой:

– Арсений! Прошу любить и жаловать! Это твоя мама!

– Очень приятно. Арсений, – не растерялась мама.

Когда знаешь человека не одно столетие, то проникаешься к нему особой выдержанной симпатией. Это уже не просто знакомство, а седая вековая связь, пропитанная мудрой хрипотцой и подправленная острым доверием.

– А может, нет никакого судьбоносного события? – спросил как-то Димка.

– Есть, – возразила я. – Оно есть всегда. Людей всегда связывает какое-то судьбоносное событие. Нужно просто разгадать, что это за событие и что оно означает. Чему учит.

– У нас с тобой тоже есть какое-то судьбоносное событие?

– Есть. Но мне кажется, что оно связано как-то с тем, что происходит между мной и моей мамой.

– И что произойдет, когда ты поймешь, что это за судьбоносное событие, и чему оно учит? – спросил Димка.

– Я освобожусь.

– Круто, – задумчиво произнес Димка, не до конца понимая, что это значит.

***

Вылетаю на зов – не как мать, а как птица,

Зависаю на миг, обнажив лицо солнцу,

Поглощаю гул неба с улыбкой волчицы

И пронзительно жмурюсь в лицо незнакомцу.