Новая сестра - Мария Владимировна Воронова

Костя расхохотался, потом, резко оборвав смех, приник к ее губам.

– Тогда об утраченном рае точно жалеть не буду, – прошептал он, – лишь бы с тобой.

Одеяло упало на пол, заскрипела кровать, и они, соединившись в темноте, будто слетали в вечность на разведку, но лягушка сидела на своем месте в самом дальнем уголке души, дышала, раздувая горло, и смотрела на Элеонору своими безжалостными круглыми глазами.

* * *

После Нового года Катя старалась уходить со службы не вовремя, что для личной сестры ведущего хирурга было, конечно, невозможно, но раньше Стенбока и окольными тропами, чтобы случайно не столкнуться с ним на территории.

На случай, если бы Александр Николаевич пришел с инспекцией в оперблок, у нее был готов план укрыться в душевой. Туда деликатный Стенбок точно не сунет свой любопытный нос.

Кате не хотелось с ним видеться, потому что Александр Николаевич поздоровается с нею первый, назовет по имени, а это будет неправильно, ведь он не здоровается с другими рядовыми сестрами и не помнит, как их зовут.

«Кажется, – весело думала Катя, без приключений миновав опасную зону и маршируя к трамвайной остановке, – меня исключили из института за кумовство не совсем без вины, а, так сказать, авансом. В институте ничего такого не было, а тут я правда становлюсь на особом положении, потому что внучка Тамары Петровны Холоденко и Воиновы хорошо ко мне относятся. Тоже, кстати, не потому, что я такая хорошая, а потому, что внучка. Прямо как в поговорке, за что боролись, на то и напоролись. Но, видно, люди не машины, всегда человеческое присутствует, а если его искоренять, то только хуже. Надо самой стараться быть скромнее, знать свое место и не злоупотреблять благожелательным отношением. Оправдать доверие коллектива…»

Припомнив этот затертый лозунг, Катя засмеялась. Был уже пятый час вечера, но солнце еще светило из-за крыш, а в высоком голубом небе виднелась легкая, как облачко, тень луны. Катя загляделась. Сегодня она была похожа на колобок с разинутым ртом.

Снег весело скрипел под ногами, сосульки поблескивали в солнечных лучах, и Катя подумала: «весна не за горами», хотя до той оставалось еще долго-долго, еще много темной ленинградской зимы, морозов и снега.

– Добрый день, Катюша, – произнес вкрадчивый голос над самым ухом.

Катя резко обернулась. Рядом стоял незнакомец и ласково улыбался.

– Кто вы? – воскликнула она. – Что-то случилось? С Татой?

Человек улыбнулся еще шире:

– Что вы, Катюша, почему сразу надо думать о плохом? Все с вашей Таточкой в порядке.

Катя выдохнула и посмотрела на него внимательнее. Ничем не примечательный человек средних лет, среднего роста, в обычной шляпе и пальто. Так выглядят все ИТР и даже некоторые рабочие. Лицо под шляпой приятное, даже благородное, с высокими скулами и четким решительным ртом.

– Кто вы и что вам нужно? – спросила она резко.

– Не бойтесь, Катюша, я не причиню вам вреда. – Он вежливо, но крепко взял Катю под локоть. – Давайте-ка мы с вами прогуляемся и спокойно поговорим.

– Кто вы? – повторила она, хотя уже понимала кто.

– О, трамвайчик! Ваш? Побежали.

Незнакомец галантно подсадил Катю на подножку, дождался, пока она оплатит билет, а сам махнул перед кондуктором книжечкой красного цвета. Кате он, впрочем, ее не показал, а быстро спрятал во внутренний карман пальто, обернулся и, снова взяв ее под локоток, сказал с приятной улыбкой:

– Побеседуем как друзья.

Когда трамвай подошел к Катиной остановке, он первым начал пробираться к выходу, не дожидаясь от нее сигнала, значит, знал, где она живет.

Незнакомец помог выйти сначала женщине с коляской, потом подал руку Кате. Она приняла.

За пятнадцать минут, что они ехали в трамвае, небо погасло, тени удлинились, и осталось совсем чуть-чуть до наступления сумерек. А снег все так же весело скрипел под ногами и ждал, когда зажгутся фонари, чтобы рассыпаться разноцветными искрами.

– Хороший денек, – собеседник снова улыбнулся, – легкий морозец, самая подходящая погода для дружеской прогулки. Верно, Катюша?

Незнакомец не обязан был знать, что она ненавидит, когда ее называют Катюшей.

Она пожала плечами:

– У меня дома еще много дел.

– О, тогда не буду вас сильно задерживать! Дом это святое! Итак, к делу. – Незнакомец огляделся и подвел Катю к школьной ограде.

Так они производили впечатление мирной семейной пары, ожидающей своего ребенка с какого-нибудь кружка.

– Мы наблюдаем за вами, Катя, и считаем, что вы можете принести пользу родине в качестве нашего внештатного сотрудника, – произнес незнакомец тихо и вкрадчиво, отчего Катя не сразу поняла мерзкий смысл его слов.

– Простите, нет, – быстро сказала она и попыталась вырвать руку, но у незнакомца оказалась железная хватка.

– Подумайте лучше, – продолжал он с той же любезностью.

– Поищите доносчиков в другом месте!

Незнакомец весело рассмеялся:

– Катя, милая, этого добра как раз хватает, не знаем, куда девать! Нам нужны такие сотрудники, как вы, умные, честные, умеющие критически мыслить и отличать антисоветскую агитацию от обычных разговоров.

– Я никогда не слышала антисоветскую агитацию, ни дома, ни на службе, ни в кругу друзей.

– А мы научим вас слушать внимательнее, и не друзей, а врагов. – Незнакомец снова огляделся, но народу вокруг них не было. В школе, видно, оставались только большие ребята, которые ходят без сопровождения родителей, а редкие прохожие спешили по своим делам и не обращали никакого внимания на обычную пару, занятую обычным житейским разговором.

– У меня нет врагов, – процедила Катя.

Она уже поняла, что жизнь ее кончена, но еще не почувствовала этого. Щеки еще пощипывало от мороза, еще приятно было смотреть, как опускаются сумерки, будто занавес в театре, и в доме напротив зажигаются высокие узкие окна. Таточка тоже зажгла торшер, поставила на примус картошку и заправила любимую кислую капусту Кати сахаром и постным маслом. А внучка, может, не придет сегодня домой, еще немножко подышит ленинградским вечером, и все исчезнет, и сумерки, и картошка, и свет в окне.

– Врагов советской власти, – произнес незнакомец торжественным шепотом, – вы сами видите, Катя, какое настало тяжелое время. Враги повсюду, буквально пронизывают общество сверху донизу! Как вы думаете, если бы у них везде не было своих людей, разве сумели бы они совершить злодейское убийство товарища Кирова?

Она снова пожала плечами.

– Масштаб преступления изобличает масштаб преступной организации!

Эти слова собеседник отчеканил так, будто уже произносил их с трибуны.

– У них везде свои люди, значит, и мы должны везде иметь своих, чтобы вовремя реагировать и не допускать больше таких чудовищных злодеяний!

«Враги Кирова убили, это чудовищно, а вы полстраны голодом заморили, это