Новая сестра - Мария Владимировна Воронова

– Катя, вы умны, решительны, способны на поступок. Главное, умеете держать удар.

– Вы мне льстите.

– Ничуть. Прежде всего, я хочу, чтобы вы поняли одну простую вещь – я вам не враг.

– Спасибо, поняла.

Незнакомец засмеялся:

– Катюша, вы прелесть. Ах, забыл еще одно ваше прекрасное качество – вы честны, и, поверьте, вам не придется лгать и наговаривать на людей. Ничего, кроме правды, мне от вас не будет нужно. Вы сейчас уперлись в одно – доносить позорно, но разве изобличить преступника донос? Предотвратить террористический акт – донос? Подумайте, разве спасенные жизни не дороже вашего чистоплюйства?

– Если мне станет известно о готовящемся злодеянии, я и так сообщу в милицию.

– А вы думаете, вас там будут слушать? Какая-то девочка с улицы пришла, несет какую-то чушь, пока они разберутся, что к чему, преступники давно все сделают и скроются. Другое дело, когда вы сигнализируете сразу мне. Доверяя вам, я немедленно приму меры.

– Но вероятность того, что я узнаю о готовящемся преступлении, крайне мала, – буркнула Катя, – практически равна нулю. У меня нет знакомых преступников.

Незнакомец тяжело вздохнул и демонстративно закатил глаза, показывая, как его удручает Катина тупость:

– Возвращаемся к началу нашего разговора. Враги очень хитро замаскировались. Любой человек из вашего окружения может оказаться заговорщиком.

– Послушайте, но я вряд ли буду вам полезна, потому что у меня очень маленькое окружение. С бывшими сокурсниками я не общаюсь, а на работе не успела пока завести ни с кем близких отношений. Я одинокий человек. Понимаете? Натура такая. Я ни с кем не откровенничаю, и со мной тоже никто не делится.

Это была почти правда, но Катя понимала, что подобные аргументы незнакомец слышал слишком часто, чтобы принимать во внимание.

– А кстати, хорошо, что напомнили, – перебил он. – В институте мы вас восстановим, об этом не волнуйтесь. До весны поработаете в операционной, а в сентябре пойдете учиться. По справедливости сказать, вы этого заслуживаете, как мало кто другой, а в институте вашем, знаете ли, такое троцкистское гнездо, что мы рады каждой паре рук.

– Точнее ушей, – сказала Катя.

– Верно. И глаз. Ах, Катюша, вынырните на секунду из ваших косных установок и оглядитесь по сторонам. Целый мир перед вами открывается, и какой! А?

Он широко повел рукой, будто отводя невидимый занавес. Но картина перед глазами осталась прежней: заснеженная улица в сумерках и редкие торопливые прохожие.

– Вы нам поможете, и мы вам поможем, – продолжал он, еще понизив голос, – бабушку вашу хоть завтра вернем на работу.

– Такой ценой не думаю, что она захочет.

– А вы, во-первых, за других не решайте, а во-вторых, мы ей не скажем.

Незнакомец снова засмеялся, аккуратно снял полоску снега, застывшую на школьной ограде, слепил из нее снежок и запустил в кривое узловатое дерево, росшее в углу двора. Снежок прилип к растрескавшейся темной коре.

– Теплеет, – сказал незнакомец, отряхивая руки.

Пользуясь тем, что он отпустил ее, Катя медленно пошла по тротуару.

– Я вам не враг, – повторил незнакомец, догнав ее и снова взяв под локоть, но теперь уже не крепко, а галантно, чтобы она не поскользнулась на утоптанном снегу, – очень важно, Катя, чтобы вы это поняли. Я служу нашей советской родине, надеюсь, что вы тоже, а раз цель у нас одна, почему бы не объединиться?

Катя не ответила. Подождав немного, незнакомец весело воскликнул, что молчание знак согласия.

– Почти пришли, – сказала Катя.

– А я почти все сказал, что хотел, видите, какие бывают совпадения. – Незнакомец остановился и взял ее руку в свои, как влюбленный. – А если серьезно, то меньше всего я хочу, чтобы вы работали с нами из-под палки, от страха. Надеюсь, наше сотрудничество станет результатом вашего сознательного выбора. Засим, как говорится, разрешите откланяться, а вы подумайте над тем, что я вам сказал, прикиньте перспективы, а через недельку-другую я вас вызову к себе, и все оформим. Очень приятно было с вами прогуляться.

С этими словами он развернулся и ушел, а Катя долго смотрела ему в спину, понимая, что жить ей осталось всего неделю.

* * *

Мура, как и Воинова, порой украдкой пользовалась услугами Пелагеи Никодимовны. Обе дамы знали друг за другом этот грешок, и обе делали вид, будто не знают. Соседка за умеренную плату с удовольствием готовила для них, гладила своим старинным утюгом, после которого белье приятно пахло костром, но за более трудную работу не бралась. Мыть полы и стирать приходилось самой. В прачечную носили только постельное белье и скатерти, а остальное брезговали, представляя, с чем оно стирается в одном корыте.

В общем, первую половину дня Мура посвятила хозяйственным делам. Водя манжетами сорочки мужа по стиральной доске, она мечтала об отдельной квартире и домработнице, которая выполняла бы всю эту нудную и тяжелую работу, пока сама Мура… Собственно, что? Чем полезным она займется, освободившись от быта? Будет штудировать газету «Правда», чтобы разъяснять генеральную линию партии на общих собраниях коллектива? Передавать сигналы бдительных сотрудников вроде Антиповой в НКВД? Так там, в принципе, и без нее прекрасно справляются, вон Добужинского взяли, хоть на него никто доносов не писал. Она – руководитель партийной организации крупного учреждения, единственного в стране, имеет право на отдельную квартиру, но заслуживает ли ее, вот вопрос. Что-то хорошее сделала она на своем руководящем посту? Гуревич людям зрение возвращает и живет в коммуналке, а она что? Газеты вслух читает на собраниях?

Грязь с манжет и воротничка наконец отошла, Мура еще немного пожамкала белье в мыльном тазу, отжала и поставила полоскать. Пальцы от мыла и горячей воды покраснели, распухли, кожа на ладонях сморщилась и побелела. За пару часов эта краснота исчезнет, но все равно по рукам понятно, что она сама делает черную работу. Ладно, ничего, пусть товарищи видят, что она не гнушается никаким трудом.

Прополоскав белье второй раз, Мура стала выжимать, выкручивать до последней капли, чтоб быстрее высохло. Сила в руках еще осталась. Небольшие кисти, тонкие, но мускулистые предплечья – красивые у нее были руки, и ловкие. Раньше со сбруей легко управлялась, теперь вот с бельем. Что ж, жизнь не стоит на месте, новый день – новые задачи.

Хлопая рубашками мужа, как парусами, Мура развесила белье в комнате за кухней. Вдруг стало весело. Отдельная квартира, домработница, тоже еще барыня нашлась! Революция вообще-то делалась для того, чтобы