Двадцать тысяч лье под водой (пер. Вовчок) - Жюль Верн

9 февраля «Наутилус» плыл между Суакином и Кунфудом; здесь Красное море имеет сто девяносто миль в ширину.

В полдень капитан Немо вышел на палубу. Я поджидал его, потому что дал себе слово до тех пор от него не отставать, пока хотя бы приблизительно не узнаю, куда он хочет направить «Наутилус». Увидав меня, капитан Немо тотчас же подошел, любезно предложил мне сигару и сказал:

— Что ж, профессор, нравится вам Красное море? Как вы находите его рыб, зоофитов, цветники из губок и леса из кораллов? Заметили вы города по берегам?

— Да, капитан, — ответил я. — Такие чудеса можно увидеть только с «Наутилуса». Что это за умный корабль, если можно так выразиться!

— Да, Аронакс, умный, отважный и неуязвимый! Он не боится ни страшных бурь Красного моря, ни его течений, ни его подводных скал.

— Да, — сказал я, — это море считается одним из самых бурных, если я не ошибаюсь, в древние времена у него была самая плохая слава.

— Да, очень плохая. Греческие и латинские историки отзываются о нем не очень лестно, а Страбон говорит, что во время пассатных ветров и в период дождей оно особенно неприятно. Араб Эдризи, который описал его под названием Кользумского залива, рассказывает, что корабли во множестве погибали, разбиваясь о подводные скалы, и что никто не решался плавать по нему ночью. Он говорит, что на этом море беспрестанно бушуют страшные ураганы, оно усеяно неприступными островами и «нет в этом море ничего хорошего, ни в глубине, ни на поверхности». Такое же мнение выражают Арриан, Агатархид и Артемидор.

— Видно, эти историки не плавали на «Наутилусе», — сказал я.

— Само собой, — усмехнулся капитан. — В постройке кораблей наши современники не очень далеко ушли от древних. Сколько веков прошло, пока открыли механическую силу пара. Кто знает, появится ли второй «Наутилус» даже через сто лет? Прогресс идет медленно, Аронакс.

— Да, — отвечал я, — ваш «Наутилус» опередил на целый век свое время, может быть, даже на несколько веков. Как жаль, что подобное открытие должно умереть вместе с изобретателем!

Капитан Немо ничего не сказал на последнее замечание. Помолчав несколько минут, он продолжил:

— Мы говорили о невыгодном мнении, которое имели древние о Красном море?

— Да, — отвечал я, — но они чересчур преувеличивали опасность…

— И да и нет, Аронакс, — сказал капитан, который, казалось, знал Красное море, как свои карманы. — То, что не представляет никакой опасности для современного корабля или парохода, представляло для судов древних очень большую опасность. Наши корабли построены прочно, оснащены отлично, управляются с помощью пара, а ведь первые мореплаватели пускались в плавание на деревянных барках, сшитых пальмовыми веревками, проконопаченных древесной смолой и обмазанных жиром дельфина. У них не было даже никаких приборов для определения курса корабля, и они плавали по воле ветров и течений, которые едва знали.

При таких условиях кораблекрушения были и должны были быть многочисленны. В наше время пароходам, плавающим между Суэцем и южными морями, нечего бояться этого моря, несмотря на противные ветры. Теперь капитан и пассажиры перед отплытием не приносят очистительных жертв и по возвращении не идут в храм благодарить богов, украшая себя гирляндами цветов и золотыми повязками.

— Это так, — сказал я. — Пар, мне кажется, убил всякую признательность в сердцах моряков. Очевидно, что вы хорошо изучили это море, капитан, и знаете все, что к нему относится. Не можете ли вы мне сказать, почему это море называют Красным?

— По этому поводу есть много разных толкований. Угодно вам знать мнение летописца XIV века?

— Скажите, капитан.

— Этот выдумщик уверяет, что название Красное было дано морю после перехода израильтян, когда преследовавший их фараон погиб в его волнах. Он говорит: «В знак этого чуда море приняло алый цвет, и никто после этого не мог его иначе называть, как только Красным морем».

— Ну, бог с ним! Я на поэтов в этом случае не полагаюсь. Вы лучше скажите, что вы об этом думаете?

— Я думаю, что это название — перевод еврейского слова Edom и что древние назвали так море потому, что его воды отличаются особой окраской.

— Однако до сих пор я не вижу никакой особой окраски, капитан: волны прозрачны и совершенно такие же, как в других морях.

— Да, пока еще нет ничего особенного, но когда мы войдем в глубину залива, вы заметите большое различие. Я помню, в бухте Тор вода однажды была совершенно красной — точно кровавое озеро.

— Чему же вы приписываете эту красноту: присутствию микроскопических водорослей?

— Да, это слизистое пурпуровое вещество, выделяемое микроскопическими растеньицами, называемыми триходесмия. На один квадратный миллиметр приходится сорок тысяч таких организмов. Когда мы войдем в бухту Тор, вы, быть может, увидите их.

— Значит, вы не в первый раз плывете на «Наутилусе» по Красному морю?

— Не в первый, профессор.

— Вы упомянули о переходе израильтян через Красное море и о несчастии, которое постигло египтян. Позвольте вас спросить, капитан, вы не полюбопытствовали исследовать место этого замечательного происшествия?

— Нет, профессор, и я имел на это достаточную причину.

— Какую же?

— Такую, что именно то самое место, где Моисей прошел со своим народом, так теперь обмелело, что вода едва покрывает копыта верблюдов. Понятно, что мой «Наутилус» не может там плавать.

— А где это место, капитан?

— Это место находится немного повыше Суэца, в рукаве, который в те времена, когда Красное море простиралось до Горьких озер, образовывал глубокий лиман. Надо ли приписать сверхъестественному чуду переход израильтян или нет, это другой вопрос, но израильтяне прошли в Землю обетованную, а войско фараона погибло именно здесь. Я полагаю, что при раскопках этих песков нашлось бы множество египетского оружия и инструментов.

— Это можно сказать наверное. Надеюсь, что рано или поздно археологи возьмутся за эти раскопки. Дайте только построить город на этом перешейке! А города построят, как только будет прорыт Суэцкий канал. Мне кажется, что этот канал бесполезен для вашего «Наутилуса», капитан.

— Для моего «Наутилуса» бесполезен, профессор, зато полезен для целого мира. Еще древние хорошо понимали, как важно для развития торговли установить сообщение между Красным и Средиземным морем. Но им не пришло в голову прорыть прямой канал через Суэцкий перешеек, и они устроили сообщение через Нил. Канал, соединявший Нил с Красным морем, если верить преданию, начали строить в царствование Сезостриса. Верно то, что за шестьсот пятнадцать лет до Рождества Христова фараон Нехо велел рыть канал, соединяющий Нил с Красным морем. Подразумевалось, что суда будут проходить по каналу за четыре дня и что ширина его позволит двум триремам, или трехвёсельным галерам, проходить рядом. Рытье этого канала продолжил Дарий, сын Гистаспа, и окончил его, вероятно, Птолемей II. Страбон видел, как по каналу плавали суда, но недостаточная глубина от Бубасты до Красного моря привела к тому, что плавать по каналу можно было только несколько месяцев в году. Канал служил торговым сообщением до века Антонинов. Потом он был заброшен, и его занесло песком. По повелению калифа Омара его восстановили, и, наконец, в 761-м или в 762 году канал был окончательно засыпан калифом Альманзором, который хотел отрезать подвоз хлебных припасов в войска возмутившегося Мохаммеда-бен-Абдуллы. Генерал Бонапарт напал во время своего Египетского похода на следы этого канала в Суэцкой пустыне и, застигнутый приливом, чуть не погиб на том самом месте, где Моисей три тысячи триста лет назад стоял лагерем.