Двадцать тысяч лье под водой (пер. Вовчок) - Жюль Верн

На следующий день, 7 февраля, мы вошли в пролив Баб-эль-Мандеб, что значит на арабском языке «Врата слез». При ширине двадцать миль пролив имеет длину всего пятьдесят два километра. «Наутилус» на полном ходу за один час пролетел это пространство. Но мне ничего не удалось увидеть.

Я не увидел даже острова Перим, который тоже принадлежит англичанам. Множество французских и английских пароходов сновало по проливу. Одни шли из Калькутты, другие — в Мельбурн, третьи — из Суэца в Бомбей или на Мадагаскар, так что «Наутилус» не мог показаться на поверхности и держался под водой.

Наконец, в полдень мы вступили в воды Красного моря.

Красное море, о котором так часто упоминается в библейских преданиях, вот оно!

Консейль, как и я, тоже смотрел на него не без волнения. Над этим морем никогда не идут дожди, ни одна река в него не впадает, оно подвержено беспрестанным, очень сильным испарениям и понижается на целых полтора метра в год. Будь это море замкнуто со всех сторон, оно, может статься, совершенно высохло бы.

Красное море имеет две тысячи шестьсот километров в длину и двести сорок в ширину. Во времена Птолемеев и римских императоров оно было, по выражению одного ученого, «главной артерией всемирной торговли». Возможно, открытие Суэцкого канала вернет ему его прежнее значение. Суэцкие железные дороги уже отчасти сделали это.

Я никак не мог понять, зачем капитан Немо вошел в этот залив, но я был этим очень доволен. «Наутилус» шел на небольшой скорости, то выплывая на поверхность океана, то погружаясь, если показывалось какое-нибудь судно на горизонте. И я мог наблюдать это любопытное море и в глубинах, и на поверхности.

8 февраля рано утром мы завидели Мокку. Город этот теперь разорен — говорят, стены его рушатся от одного звука пушечного выстрела. Он казался очень тихим, кое-где среди развалин росли тенистые финиковые пальмы.

Когда-то Мокка тоже имела торговое значение; здесь было шесть рынков, двадцать шесть мечетей, и ее защищали укреп ленные стены четырнадцати фортов.

«Наутилус» приблизился к африканским берегам, где море было гораздо глубже, и остановился в прозрачной как стекло воде; и мы могли любоваться бесподобными ярко-красными коралловыми кустарниками и подводными скалами, сплошь устланными мягкими бархатными зелеными коврами из водорослей.

Но самое незабываемое зрелище ожидало нас у восточных берегов, около Тихама. Здесь не только под волнами красовались самые редкие зоофиты, но они образовывали живописные гирлянды и над поверхностью моря, возвышаясь саженей на десять. Они не были такими яркими, как подводные, но формы их отличались еще большей причудливостью.

Сколько приятных часов я провел у иллюминатора! Сколько новых образцов подводных флоры и фауны я видел при свете прожектора!

Тут были и грибовидные кораллы, актинии аспидного цвета, восьмилучевые кораллы, похожие на флейты, мадрепоровые кораллы, свойственные этому морю, наконец, тысячи видов морской губки.

Губка — вовсе не растение, как предполагают еще некоторые натуралисты, но многоклеточное животное примитивного типа. Нельзя даже допустить мнение древних, которые считали губку чем-то средним между растением и животным. Впрочем, естествоиспытатели так и не пришли к согласию насчет строения губок. Одни считают ее колонией микроскопических организмов, а другие — и между этими другими Мильн-Эдвардс — признают ее за отдельное, живущее особняком животное.

Класс губок включает около трехсот видов, которые встречаются почти во всех морях, даже в некоторых реках попадаются пресноводные губки. Но главным образом они водятся в водах Средиземного моря, около греческого архипелага, у берегов Сирии и Красного моря. Там добываются мягкие нежные туалетные губки, которые иногда продаются по сто пятьдесят франков за штуку: сирийская губка, твердая берберийская и др.

Я не мог изучать зоофитов Леванта, от которого мы были отделены Суэцким перешейком, и утешался тем, что наблюдал их в водах Красного моря. Вместе с Консейлем мы смотрели в иллюминатор, пока «Наутилус», держась на глубине от восьми до девяти метров, медленно проплывал мимо живописных подводных утесов восточного берега.

Тут росли всевозможные виды: губки ветвистые, губки листовидные, губки шаровидные и губки лапчатые. Своей формой они оправдывали названия «корзиночек», «чашечек», «прялок», «лосьего рога», «львиной лапы», «павлиньего хвоста», «нептуновой перчатки», которыми окрестили их рыбаки и ловцы губок. Из их волокнистой ткани, насыщенной полужидким студенистым веществом, беспрестанно выделялись тоненькие струйки воды, орошая каждую клеточку, а затем клеточки сжимались и вытесняли оттуда воду. Студенистое вещество разлагается после смерти губки и истлевает, выделяя аммиак. Остаются только роговидные волокна, из которых состоит губка; они постепенно приобретают рыжеватый оттенок и мягкость. По степени своей эластичности, упругости и проницаемости губка употребляется для разных целей.

Губки лепились к подводным скалам, раковинам и даже к стеблям водорослей. Они гнездились в расселинах, стлались. ползли вверх или свисали, как коралловые ветви.

— С позволения их чести, как добывают эти губки? — спросил Консейль.

— Добывают их или черпаком, или вручную, — ответил я. — Для ловли руками надо нырять, но зато губка отрывается осторожнее, ткани ее не портятся, и, следовательно, она ценится дороже.

Вокруг зарослей губок кишели другие зоофиты, преимущественно медузы. Представителями моллюсков были кальмары и каракатицы, которые, по данным д'Орбиньи, характерны для Красного моря. Из пресмыкающихся здесь водились морские черепахи из разряда каретт, которые стали нам к обе ду отличным блюдом.

Что касается рыб, то их попадалось множество, и между ними были весьма замечательные образцы. Наши сети захватывали скатов кирпичного цвета, усеянных неровными голубыми пятнышками, с двойным иглообразным шипом или с серебристой спиной, или с колючим хвостом, аодонов, совсем не имеющих зубов, принадлежащих к отделу хрящевых рыб, кузовков-дромадеров из семейства твердокожих, у которых горб оканчивается загнутым шипом длиной полтора фута, ошибней из семейства угревидных с серебристым хвостовым плавником, голубоватой спиной, фиатол, исчерченных узкими золотистыми полосками и украшенных тремя цветами Франции, великолепных каранксов, или толстоголовок, помеченных семью поперечными полосками черного цвета и голубыми и желтыми плавниками, с золотой и серебряной чешуей, султанок с желтыми плавниками, зеленобрюшек, губанов, спинорогов, колбней и многих других рыб.