Философия красоты - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За полгода и один день до…
– Поверить не могу, что я дождалась… Наконец-то! Господи, я и так чересчур долго горевала о моем супруге, пусть земля ему будет пухом! – Адетт говорила, и мсье Жерар слушал ее речь с непередаваемо-восторженным выражением лица. Серж готов был поклясться, что он не слышит слов, а, если и слышит, вряд ли понимает смысл. Мсье Жерар стал очередной жертвой адского обаяния – ангелы существа невинные, им далеко до изощренной красоты Адетт.
Мсье Жерару оставалось посочувствовать. Темно-лиловое – Адетт ненавидела черный цвет – платье слишком плотно облегает фигуру, ноги в шелковых чулках непозволительно хороши, а крошечная шляпка вносит в образ вдовы игривые нотки, но Адетт простят игривость. Адетт прощают все.
– Итак? Могу я получить то, что причитается по праву?
– Да, да, конечно, конечно. – Мсье Жерар в присутствии дамы смущался и потел, вытирал раннюю лысину платком и снова потел, отчего смущался еще больше. И, соответственно, больше потел. Сержу доставляло удовольствие наблюдать за нотариусом. А нотариус с не меньшим удовольствием наблюдал за безутешной – ох уж эти правила приличия – вдовой.
После непродолжительных переговоров: говорила, в основном, Адетт, ей был вручен вожделенный ключ от камеры хранения и подробные инструкции. А еще робкое приглашение на ужин.
Адетт согласилась, она умела быть благодарной. Или благородной? Впрочем, не столь важно. В квартире она первым делам содрала шляпку. Следом на пол полетели перчатки, туфли, отлинявшей змеиной шкурой упало платье.
– Господи, неужели все? Полгода ожидания, год мучений и еще… Как вспомню, прямо страшно становится. Теперь все, все, все! – Усевшись перед зеркалом, она принялась извлекать из волос шпильки, и спустя минут десять от великолепной прически остались лишь воспоминания. Золотистые волны поплыли по плечам, и Серж зажмурился, чтобы не видеть.
Не видеть ее волос, не видеть глаз, не видеть ее саму. Слишком тяжело.
Вчера попытался поцеловать, но она увернулась, подставив щеку. Конечно, брату больше не полагается. Зачем он согласился на роль брата?
Деньги, во всем виноваты деньги, которых у них не было, и неправдоподобная красота Адетт, которая была. Лучше бы наоборот.
Нет, не лучше, наоборот тоже было, но…
Судьба у него такая: хотеть невозможного. Власти, денег, любви… Всего сразу.
– Сережа, улыбнись, наконец-то заживем…
– А что в сейфе?
– Завтра и узнаем. Все, Серж, иди, у меня голова болит.
Предлог, очередной предлог, она даже не пыталась придумать отговорку посерьезнее. Впрочем, она никогда не утруждала себя предлогами, Адетт делала, что ей хотелось, а остальное милостиво позволяла делать, вернее, доделывать, остальным.
Серж еще долго стоял у двери, вслушиваясь в тишину и представляя, как она там лежит, спящая, беззащитная и… недоступная.
Химера
Разговор с Айшей оставил двойственное впечатление. С одной стороны я прекрасно понимала ее возмущение и обиду, с другой… ну не нравилась она мне, может быть отсюда и недоверие к рассказу. Ну не могла я отделаться от впечатления, что Айша грамотно задурила мне голову страшными сказками. Тем паче, что вопрос с конвертами остался открытым. Если не она, то кто?
Дверь в квартире была открыта. Понятно, Иван вернулся с пьянки и завалился спать, о том, что квартиру могут ограбить, он не подумал. Идиот.
– Эй, есть кто дома? – я орала просто так, но в ответ из глубины квартиры донеслось.
– Заходи. Гуляла? – Осведомился Иван. Сегодня он выглядел как-то иначе, не понимаю, в чем дело, но… просто стойкое ощущение, что сегодняшний Иван сильно отличается от Ивана вчерашнего.
– Воздухом дышала.
– Воздухом, значит. – Кажется, он не поверил. – Маленькими тайнами сердце растревожить, жизни бесконечности на нули помножить, ярким-ярким солнышком утро засияло, плакала кукушка, память потеряла…
– Ты о чем?
– Да так, ни о чем. Давай уедем.
– Куда?
Похоже, сегодня Иван надрался сильнее обычного, даже глаза пьяные. Вот идиот.
– Куда-нибудь. Разве это так важно, куда ехать? Главное, чтобы отсюда, чтобы подальше, пока еще можно.
– Зачем?
– А ты не понимаешь? – Он заглянул в глаза. – Ты разве не чувствуешь, что исчезаешь?
– Я?
– Ты. Ты, Оксана. Ты – как личность, как человек. Ты по прихоти Аронова ты превращаешься в Химеру, в мифическое существо, ты растворяешься в ней, а это плохо. – Иван схватил меня за плечи и тряханул так, что чуть голова не отлетела. – Подумай, кем ты становишься! И кем, в конце концов, станешь. Да в ней же ничего настоящего! Ты думаешь все эти типы, которые пускают слюни на Химеру и обещают золотые горы, думаешь, они посмотрят на тебя настоящую? Им нужен престиж, мода, а не ты.
– И что? – Меня поразило поведение Шерева – прямо-таки ревнивый муж, или чересчур заботливый папочка, желающий оградить ненаглядную девочку от дурной кампании. Да раньше ему было плевать на типов, которые крутились рядом со мной, а таких с каждым «выходом в свет» становилось все больше. Присутствие Ивана предполагаемых поклонников не смущало, более того, конкурент в лице «самого Шерева» придавал флирту необходимую остроту. Меня же все эти комплименты-обещания раздражали, я ведь не дура, понимаю, что им нужна не любовь до гроба, а возможность при случае прихвастнуть, что в любовницах была «та самая Химера». Противно, но игра в стерву – часть имиджа, часть работы, и Лехин с Ароновым в четыре глаза следят, чтобы я выкладывалась на полную катушку, хорошо хоть спать с этими уродами не заставляют. Господи, до чего я докатилась… Интересно, а предложи Аронов завтра выбор: либо переспать с каким-нибудь особо важным типом из тусовки, либо возвращаться в прошлое, что бы я выбрала? Не знаю. Не хочу думать.
– Молчишь. Вы все молчите, когда приходит время выбирать, а потом, понимая, что промедлили, ищете спасения, но поздно… Оно никогда не отпускает…
– Кто?
– Зеркало Химеры. Аронов дорисует портрет, а оно заберет душу. Оно любит слабых… Спроси у Ник-Ника, что случилось с Августой…
– Кто такая Августа?
– Августа? Действительно, а кем была Августа? – Иван разжал руки. – Спроси при случае. А еще лучше убегай, пока можешь.
Творец
Успокоился Аронов лишь в тишине своего дома. Недаром он когда-то
