Философия красоты - Екатерина Лесина

– Ничего. – Какое ужасно пустое слово. «Ни-че-го». Три звука, а вмещают и долгие вечера с пустыми разговорами, и бесконечные батареи бутылок, которое мне приходится выносить из квартиры, и черный патефон с обмотанной красным шнуром ручкой, и философские истории-стихи… Славка ни за что не поверит в «ничего», он ревнив и мнителен, а еще чего-то добивается. Вот только чего?

– Так я и поверил. – Славик брюзгливо поджал губы. – Тебе всегда нравились киношные красавчики…

– А тебе тупые блондинки с силиконовым бюстом, – мне стало обидно за Ивана, ну и за себя конечно. Сейчас Славка разозлится и пошлет меня к чертовой матери, вот и ладно, загостилась я, пора бы и домой. Но мой бывший гражданский муж – господи, до чего нелепая формулировка – и не думал злится, наоборот, он заулыбался, залебезил, как проштрафившийся лакей перед барыней.

– Не злись, Ксюшенька… Я понимаю, новая жизнь, новые любовники… ты должна… нет, ты просто обязана держать себя на уровне. А он даже ничего, женственный немного, а в целом очень даже смотрится…

Себя Славка считал очень мужественным, пил исключительно солодовый виски, таскал повсюду «Паркер» с золотым пером, трижды в неделю посещал спортзал и как-то даже попытался отпустить трехдневную щетину, которая должна была придать ему сексуальности. Правда, со щетиной ничего не вышла – она отросла редкой и ко всему имела непередаваемый огненно-рыжий оттенок.

– Ваша связь укрепляет твои позиции в мире моды, но скоро наступит время, когда ты сможешь обходится безо всяких там помощников… Ты будешь звездой сама по себе…

– И что?

– Как что? – удивился Славка. – Тогда мы сумеем воссоединить наши судьбы, твоя мечта сбудется.

– А твоя?

Он зарделся.

– И моя, конечно, тоже. Как тебе март?

– Хороший месяц, слякотный.

– Свадьба в марте… Правда, романтично?

– Иди к черту.

– Что?

– К черту, говорю, иди. – В груди клокотал смех. Да что там – дикий хохот. Вот, значит, как оно вышло: мечта близка к исполнению, всего-то и надо было: встретить Аронова, примерить маску, прогуляться пару раз под руку с известным актером и, пожалуйста, мой ненаглядный Славик делает мне предложение руки и сердца. Да, и при этом готов простить мою измену. Конечно, без Ивана нет славы, значит, Ивана можно потерпеть, а потом, когда нужда в чужом имени отпадет, спокойно занять его место.

Какой же Славка урод… Полный урод.

– Ксюша, ты не понимаешь…

– Чего не понимаю? – Смех переплавлялся в ярость, и теперь я готова была убить Славика. Вот просто голыми руками взять и убить. – Того, что когда я была просто уродиной, жила в подземелье, потому что пришлось продать квартиру, и приходила к тебе раз в месяц, по ночам, ты гнал меня прочь и требовал оставить тебя в покое? А теперь, когда я стала Знаменитой Уродкой, когда замаячили деньги и слава, ты жаждешь воссоединиться со мной? Что, жаба душит, что упустил возможность сразу в дамки выпрыгнуть? А, Славик?

– Не ори на меня! – Славка грохнул кулаком по столу, и круглая баночка с полезным заменителем сахара, упав на бок, покатилась по скатерти. – Забыла, кем ты была?

– Молодой, красивой девушкой, которая, желая угодить жениху, опрометчиво легла на операцию.

– Ты сама захотела ее сделать!

– С твоей подачи! Кто сказал, что у меня морщины? Кто сказал, что не потерпит возле себя женщину, не умеющую следить за собой? И кто вечно про клиники заговаривал, дескать, теперь это безопасно и недорого?

– Значит, я во всем виноват?

– Да нет, Слав, – злость неожиданно ушла, испарилась, как лужа воды на июльском асфальте, – твоей вины в случившемся нет, равно как и заслуги, поэтому, давай попрощаемся и останемся друзьями. У тебя своя дорога, у меня своя…

– Э, нет, подруга, – Славка сел на табуретку и усмехнулся, нехорошо так усмехнулся, подленько, словно собирался сделать какую-то гадость. – Так не пойдет. Значит, доставать меня, годами действовать на нервы, требовать какого-то мифического возмездия – это нормально. Я же виноват! Я зверь, садист, ублюдок! Ты мерно и целенаправленно разрушала мою жизнь. Мою, понимаешь?! Ты выматывала нервы, доводила до бессонницы, до истерики, а стоило тебе попасть туда, и прощай Славик.

– Куда «туда»?

– Туда, – повторил он, – к деньгам, к славе, к свету. Людям, как и растениям, нужен свет. Расскажи, каково там? Знаменитости всякие, толстосумы, пускающие слюни на твои совершенные ягодицы, и их климактрические супружницы с бриллиантами в ушах, гадающие, что же скрывается под этой маской… милая штуковина.

– Милая. – Рука сама метнулась к маске, мне показалось, что в следующую секунду Славка попросту сдерет ее.

– Ага. Выбилась в люди, деньги, небось, лопатой гребешь…

– Нет. – О каких деньгах он говорит? Да я получаю кое-что, но выдаваемые Лехиным суммы скорее относились к разряду «карманных денег», чем к зарплате.

– Не свисти, – Славка поскреб живот, была у него такая отвратительная привычка – чесаться, чем сильнее он чувствовал свое превосходство над собеседником, тем активнее почесывался. Когда-то я пыталась бороться с этим, но, вижу, безуспешно. – Все вешалки нехило зарабатывают, а ты ж у нас не простая вешалка, ты ж у нас «суперстар». Вон давече хатку твою в журнале видел… ничего, весьма своеобразно, главное видно, что дорого. Говоря по правде, пытался узнать адрес, но ты ж у нас под покровом тайны обитаешь, а я всего-навсего рядовой бизнесмен, мелкий, так сказать, обыватель…

– Чего ты хочешь?

– Хочу. Очень хочу. Всего. Для начала хватит денег, небольшой суммы, скажем, тысяч в десять баксов. Ежемесячно.

– Сколько?! – Я ушам своим не поверила. Этот говнюк, этот трус, это… дерьмо, требует с меня денег? Десять штук баксов? Да у него крыша поехала на фоне личной драмы!

– Десять тысяч ежемесячно. Для тебя, милая моя, это копейки, и не надо на бедность давить, вона шмотки какие напялила, небось, не за рубли на Черкизовском брала. – Славка заржал, довольный шуткой.

– Это фирма… Ник-Ник… для имиджа. – Я растерялась, я не знала, что ответить, ну не рассказывать же в самом деле про то, что мои наряды – часть рекламной компании, и все, надетое на мне, начиная с нижнего белья и заканчивая зимними сапогами, одобрено лично Ароновым. Денег на одежду я не трачу, но и не зарабатываю. Баш на баш. Да и с какой радости я должна оправдываться перед Славиком и уж тем более, платить ему.

– Слушай, ты … С какой это радости ты чего-то требуешь?

– За моральный ущерб. За то, что я поддерживал тебя в