Глаз бури - Екатерина Мурашова

– Да, я тебя слушаю, Аннет, говори, – Софи смирила себя, уверяя, что делает это только ради Гриши. Говорить с Аннет всегда, с самых детских лет, было для нее испытанием на выдержку. В детстве все разговоры обычно заканчивались драками (в которых Софи неизменно побеждала), жалобами Аннет маман, и последующей выволочкой для Софи.

– Он долго бегал по комнатам, играл с мальчиками в войну и довел их до полного исступления, так что гувернер после никак не мог их успокоить. Потом взялся за Ирен. Ты знаешь, как она боится щекотки. Так вот он гонялся за ней и щекотал ее, пока у нее не началась нервная икота. После этого маман выгнала его на улицу, и он пошел в сад стрелять ворон… Вернулся почти спокойный и даже веселый. За чаем сказал как бы между прочим, что скоро, вероятно, женится…

– Не может быть! – вскрикнула Софи.

– Именно так! – подтвердила Аннет и поглядела на Софи с каким-то мстительным удовольствием. – Разумеется, мы все тут же забросали его вопросами. Он отказался что-либо объяснять и только жмурился все время, как налопавшийся сметаны кот. На законную, согласись, просьбу Модеста Алексеевича познакомить родных с невестой ответил отказом. На вопрос маман, а на что они, собственно, собираются жить, объявил, что при необходимости он оставит Университет и пойдет работать. Ирен на удивление рассудительно спросила, из какой семьи его избранница и чем теперь занимается. В ответ Гриша покраснел, как осенняя морковка, и дико заорал, что нас всех это не касается, а если сословные предрассудки нам дороже человеческого счастья, то что ж – Софи уже откололась от семьи, и теперь, надо думать, настала его очередь… Из этих криков мы сделали вывод, что его предполагаемая невеста низкого происхождения и небогата…

– Ах, Аннет, – Софи яростно накручивала на палец локон. – Все еще хуже, чем ты думаешь!

– Хуже?! – всегда бледная Аннет даже порозовела от волнения и жгучего любопытства. – Ты что-то про это знаешь, Соня? Я… мы так и думали! Расскажи скорее! Ты понимаешь, маман места себе не находит, у нее уже два раза колики были… Это же катастрофа, если он бросит Университет! Модест Алексеевич узнавал доподлинно, он там на хорошем счету, меж преподавателей считается, что умен, талантлив, надежды подает. Ему же меньше двух лет осталось учиться! С дипломом и такой аттестацией он мог бы и место доходное получить, и практику, и партию себе хорошую составить… Но что ж ты молчишь? Кто она? Ты ее знаешь? Видела?

– Видела, – кивнула Софи. – Увы. Он у меня с ней и познакомился.

– Кто ж это? – удивилась Аннет. – И почему ж он не сказал, что у тебя? Это кто-то из твоих нигилистических барышень?

– Нет, Аннет. Если бы Гриша увлекся кем-нибудь вроде Оли или Матрены, это было бы полбеды. Они ведь, как правило, не признают церковных браков, ценят любое образование, а если и живут вместе, то на принципах равного партнерства…

– Как это? Объясни, – не сдержала любопытства Аннет. Софи редко говорила с ней о своем мире, а усадебный мирок молодой женщины оставался крайне узким. К тому же Аннет не получила того образования, на котором для Софи настоял покойный Павел Петрович.

– Ну, оба считают друг друга свободными, каждый сам выбирает себе друзей и дело по душе… Оба работают… Развлекаться тоже могут отдельно…

– Но в чем же тогда семья?

– Да они потому к этому и не стремятся. Говорят, что главное – это доверие и уважение друг к другу, и еще удовлетворение естественных потребностей. Я здесь и сама, если честно, не очень понимаю… Но, в общем, к Грише все это отношения не имеет. Он их не любит и даже слегка презирает, по-моему. А сам ищет эту… вечную женственность…

– Вечную женственность? – пораженно переспросила Аннет и явно удержалась от вопроса «А что это такое?». – И где ж он ее отыскал?

– Вовсе не там, Аннет, вовсе не там. Я даже говорить не хочу, чтоб с маман удар не случился…

– Сонь, ну скажи! – совершенно по-детски заканючила Аннет. – Я маман, честное слово, не проболтаюсь…

– Рассказывай! – усмехнулась Софи. – В общем, так. Брака этого нельзя допустить ни в коем случае, тут я целиком и полностью ваша с маман союзница. Но действовать надо осторожно, потому что Гриша склонен к истерикам и, если на него неосторожно надавить, может наломать жутких дров. Я буду действовать со своей стороны, а вы – со своей…

– Но как же мы будем действовать, – жалобно сказала Аннет. – Если мы ничегошеньки не знаем?

– Я же сказала как: осторожно. Проявляйте терпимость, любовь и понимание, настаивайте на том, что хотите принять Гришину избранницу у себя в имении, пообщаться с ней. Постарайся его разжалобить, говори, что у тебя мало подруг, все вокруг старые и скучные, а уж коли она скоро станет твоей родственницей, то тебе не терпится… Гриша, ты же знаешь, он добрый, если к нему с лаской, то можно веревки вить…

– А если он ее-таки привезет, что ж делать?

– Напустите на нее Ирен. По возрасту и уму они как раз другу подходят…

– Да ты что?! Сколько ж ей лет?

– Если она мне не соврала, семнадцать. На вид я бы дала 14… Значит, пускай Ирен с ней побеседует, расскажет что-нибудь, расспросит о том, чем она занимается, где живет. А потом навести справки – это уж пустое…

– Так ты что ж, толком не знаешь ее?

– Наша встреча была почти случайной. Гриша случился тут же. Но я наверняка знаю такое… Чего вполне достаточно, чтоб волосы дыбом стояли.

– Скажи! Почему?!

– Боюсь. Сдержанности маман не верю ни на грош. Надо осторожно. Выяснить, что у них там уже произошло. Это сделаю я. Если внезапно дойдет до Гриши, он может совершить что-то… Вспомни папу…

Аннет судорожно перекрестилась и пробормотала что-то себе под нос.

– Вот, вот. Постараемся сделать так, чтобы все прошло без последствий. Потом Гриша нам еще «спасибо» скажет, но до этого пока далеко…

– Хорошо, – покорно кивнула Аннет. Она опять побледнела. Видно было, что слова Софи по-настоящему испугали ее. – Я поговорю с Ирен. Она разумная девочка, и вот уж она-то никогда никому ничего лишнего не разболтает.

– Да, я знаю, – согласилась Софи.

– Ты знаешь, что Ирен снятся вещие сны? – спросила Аннет.

– Нет, первый раз слышу.

– Она заранее знала, что Сережа осенью свалится с крыши и вывихнет руку. Предупреждала его, велела сидеть дома. И в прошлом году просила работника Артема не ездить на мельницу. Я сама видела во дворе, как она тянула его за рукав, плакала, пыталась остановить лошадь. Он посмеялся, поехал и на обратном пути его убило молнией. Мне кажется, что на самом деле это случается гораздо чаще, только она никому не рассказывает… Иногда она на Николеньку так странно смотрит и молчит. Мне страшно делается… Что ты думаешь об этом?