Война - Аркадий Бабченко

И все же в этом бою образовалась пауза. Секундная пауза, когда огонь даже не прекратился, а лишь чуть–чуть ослаб.

Игорь приподнялся, изготовился к перебежке, но в этот момент прямо у него под ногами разорвалась граната.

— Помню, меня в ногу толкнуло что–то. Отбросило на спину, я сначала и не понял ничего. Потом чувствую — на животе липкое. Рукой потрогал — кровь. Осколок вошел в бедро почти у самого сустава, пробил ногу и застрял в заднице.

Бой закончился так же внезапно, как и начался. Воевать со спецназовцами не входило в планы «чехов» — у них была своя задача. Обойдя группу и оставив на поляне своих убитых, боевики ушли в лес.

Первую секунду Игорю показалось, что из его группы не выжил никто. Все были в крови: не поймешь, кто ранен, кто убит, а на ком просто чужая кровь.

— Когда «чехи» ушли, я вообще думал, что на этой поляне одни убитые. Только я остался. Как волна — выкатились из леса, раздолбали нас, обтекли, словно камень, и снова ушли. Этот бой оказался одним из самых жестоких. И до него, и после было много боестолк- новений, но такого, как в тот раз. И длился–то он всего минут десять. Но мы им тоже хорошо наваляли. Очень хорошо.

Спецназовцы зашевелились потихоньку, стали подниматься с земли. Оказалось, что все не так уж и плохо, как подумал Игорь в первую минуту. Снова подал голос Сашка — жив, братишка!

Раненая нога стала неметь. Кожа на ягодице лопнула, из нее торчал зазубренный осколок. Игорь попробовал вытащить его, но он сидел крепко. Повезло еще, что граната была от подствольника — осколку не хватило силы пробить ногу насквозь. Если бы была эргэошка[39] или, не дай Бог, эфка[40] — на выходе вырвало бы кусок мяса размером с кулак.

Появилась боль. Мокров послал бойца из своей тройки к командиру — у Грушева всегда с собой был спирт. Хотелось хлебнуть глоток.

Боец вернулся через полминуты. Сообщил, что Грушев убит — осколок от «мухи» попал ему прямо в затылок. Связист, который был рядом с командиром, от этого же взрыва словил больше десяти осколков в рацию. Только она и спасла, а то были бы они все у связиста в спине, но связи больше нет; артиллерист уже почти умер, Сашка в очень тяжелом состоянии, ранения почти у всех…

В Ханкалу Мокрова с Сашкой везли одним бортом. Сашка потерял очень много крови, ослаб. Сразу с борта его унесли на операционный стол. А потом на операцию отправили и Игоря.

— Резали под местным наркозом. Собственно, даже и не резали — хирург просто взял осколок щипцами и вытащил его вместе с куском мяса. Края у осколка зазубренные, и он, когда через ногу шел, грамм пятьдесят по дороге нацеплял. Я думал, мне мое мясо обратно как–то прилепят — это все–таки мое, а хирург его в тазик просто стряхнул и осколок мне протягивает — на, мол, на память.

Привезли в палату, поставили капельницу. А через несколько часов в эту же палату определили и Сашку. Он был очень слаб, бледен, но в сознании и даже бодр. Пытался шутить. После операции и переливания крови ему стало намного лучше. Игорь даже подумал: хорошо, что и его ранило вместе с Сашкой — вместе служили, вместе в госпитале лежат, вместе домой поедут.

На следующий день Игоря отправляли во Владикавказ. Сашка к тому времени совсем очухался. Но был все еще нетранспортабелен. Поэтому Игорь улетал один, а Сашка оставался.

— Все будет в порядке, Сашка. Держись.

— У нас и так все в порядке, — улыбнулся тот белыми губами. — Мы живы.

— До встречи в Воронеже.

— Да. До встречи.

Во Владике Мокров пробыл недолго: по этапу его отправили дальше, в Новочеркасск. Ханкала, Владик — госпиталя пересыльные, там тяжелораненых не держат. А Новочеркасск

— совсем тыловой госпиталь, где Мокров должен был выздороветь окончательно.

Там он провалялся около месяца.

— Чтобы рана не гнила, ее каждый день надо чистить, — рассказывает Мокров. — Делается это очень просто: бинт сворачивают в трубочку и пинцетом, как шомполом, протаскивают через дырку несколько раз. Представляешь, по живому. Когда в первый раз чистили, я врачу чуть по очкам не съездил — боль адская. А как начали привозить тех, кто в бэтээрах горел. Их каждый день по два раза перевязывали — старые бинты со спины отрывают вместе с мясом, они кричат. После этого я уже даже и не мычал. У меня–то, оказывается, так, царапина. Даже стыдно было за такое ранение.

Чего только ни насмотрелся Мокров за это время. Был у них в госпитале один парнишка, которому в ногу попало одиннадцать пуль. От костей почти ничего не осталось. Но ногу ему врачи не отрезали, сумели собрать. Даже говорили, что будет ходить. Был еще один

— бэха переехала его почти напополам, прямо по тазу. Раздавило все — кости, внутренности, мышцы. Он был весь в дренажных трубках и в шарнирах, таз ему собрали по кусочкам. Сгоревшие, разорванные, раздавленные, без рук, без ног, без глаз…

Потом привезли одного капитана с дырой в груди. Его положили в палату к Игорю. Капитан начал рассказывать, как его ранило: шел со спецназовцами на корректировку, нарвались на «чехов». История показалась Игорю знакомой.

— Где ранило–то?

— Там–то и там–то.

— Так ты ж с нами был!

Обрадовались встрече как старые знакомые. Поговорили, повспоминали. Капитан сказал, что все это время был в Ханкале. Игорь решил спросить про Сашку: все это время ничего о нем не знал.

— Слушай, Сашка Каразанфир — не слышал про такого?

— Как же не слышал, мы с ним в одной палате лежали. Он ведь тоже в том бою был, верно? Умер он. Через несколько дней умер.

О чем дальше говорил капитан, Игорь уже не слышал. Сашка умер. Как это? Сашка умер.

Каменистая Сахара закончилась на четвертый день, опять потянулись пески. Ногам стало легче, а идти — труднее. Ноги вязнут, песок забивается в берцы и стирает кожу. Вот и еще один урок: если придется воевать где–нибудь в Средней Азии, обязательно нужно иметь при себе две пары берцев — горные и обычные. Проверка формы на прочность — одно из условий тренинга.

Но в песках уроки выживания стали интересней. Как найти воду, как ориентироваться, как не получить тепловой удар, как расходовать меньше влаги. Самое сложное — ориентирование. Здесь же, в пустыне, ничего нету, куда ни глянь — один песок до самого горизонта. Впрочем, умели же наши предки как–то плавать по океану вообще без всяких приборов, ориентируясь только по солнцу и звездам.

На пятый день прошли километров восемьдесят. Больше двух третей пути. Оста- лось–то всего ничего. Ладно, и не такое выдерживали.

Через два месяца после ранения Игорь уже снова был в Чечне. Опять рейды, поиски, зачистки. Опять бои, потери.

В ноябре двухтысячного, за три дня до окончания очередной командировки, несколько человек из «Руси» послали сопровож дать инженерный дозор. Попросту говоря, надо было с саперами искать фугасы на дороге.

Двигались парами. Впереди — двое со щупами и миноискателями. Еще двое — по бокам дороги. По обочинам — спецназ. Сзади тяжелым бронтозавром ползет бэтээр прикрытия.

Игорь с Серегой Ворониным двигались по правой стороне дороги. Уже почти всю трассу прошли, скоро назад поворачивать. Вот до той зеленки и обратно. Игорь подмигнул Сереге, Серега подмигнул в ответ и — наступил на фугас. Взрыва Игорь даже не расслышал. Его как паровозом сбило, удар был очень сильный. Моментально оглох. Будто во сне смотрел, как из ближайшей зеленки в их сторону беззвучно полетели трассера. Потом глухота прошла, начал отстреливаться. Кричал, что он в порядке, что перевязка не нужна. В горячке ничего не почувствовал — боли нет, и ладно, а там разберемся, что к чему. Сначала даже и не понял, что, в общем–то, произошло чудо — совсем не зацепило, только поцарапало осколками шею и руку. Да еще Сереге глаз осколками посекло.

А когда отбились и в бэтээр сели, тут стало так плохо, что чуть сознание не потерял. Что там было в землю закопано, Игорь так и не понял. Похоже, что артиллерийский снаряд.

Взрыва тоже не запомнил — трудно сказать, с каким звуком разрывается снаряд, если это происходит в метре от тебя.

На этот раз контузило очень сильно. Так плохо ему не было еще никогда в жизни. Разве что только в госпитале, в Новочеркасске, когда узнал, что Сашка умер.

Приехали на базу, стали раздеваться, и только тогда Игорь заметил, что правый ботинок у него разорван. Стал снимать — кровь. Третий осколок разворотил пятку довольно сильно, но опять же — по касательной.

Снова госпиталь, снова врачи и больничная койка.

После выписки Мокров окончил школу прапорщиков, стал заместителем командира взвода.

Потом — очередная командировка в Чечню. Летом две тысячи первого чистили Аллерой и Центорой — селения кадыровского тейпа. «Чехи» дрались за каждый дом — это была не зачистка, а самый настоящий штурм. Опять потери: пополнение только что прибыло, солдаты были неопытные и порой погибали из–за пустяка. Например, выходит из ворот мужик и идет к солдату. Тот на него смотрит, не знает, что делать. А боевик спокойно подходит, достает пистолет и в упор стреляет солдату в голову. Запомнилось, как одному пулеметчику пуля попала в сферу и застряла в забрале…