Ложные надежды (СИ) - "Нельма"

Уже перед самым берегом по странной прихоти вытягиваю руку и провожу до торчащим сбоку колоскам, уже давно не способным укрыть меня с головой и спрятать от того, что когда-то распускалось и цвело внутри. И неожиданно жёсткие, острые стебли больно хлещут по исцарапанной ладони, задевают ноющее под бинтом запястье, грубо отталкивают меня от себя, прогоняют прочь.

Всё прошло, Маша. То, что было в прошлом, навсегда останется только там.

Влажный песок липнет к старым кедам и исподтишка проваливается внутрь, неприятно покалывая ноги. Не раздумывая опускаюсь на первую же подходящую для этого огромную корягу и наблюдаю за тем, как он останавливается в нескольких шагах от шелестящей кромки воды и смотрит вдаль. Туда, где торчит огромным чёрным пятном с рваными краями маленький остров на середине реки и где сливается в широкую ленту с пушистой туманной окантовкой противоположный берег.

Мне нравится наблюдать за тем, как вода идёт мелкой рябью с порывами ветра, как бликует золотом на её поверхности медленно умирающее солнце, как с надрывным всплеском разбивается о редко попадающиеся среди песка камни и шипит, пенится, убегает обратно на глубину.

Мне нравится наблюдать за тем, как длинные пальцы ловко проникают вглубь влажного песка, вонзаются в него яростно и быстро выдёргивают наружу небольшой камешек; как предплечье напрягается и твердеет, и мышцы на нём выделяются, и сплетение вен словно наливается кровью и разбухает; как рука чуть подаётся вперёд, плавно и неторопливо скользит назад, примеряясь, а потом пронзает воздух резким и грубым толчком, и размеренную мелодию природы прерывают неритмичные, пошлые шлепки.

Молчание между нами растягивается на много часов подряд, но мне совсем не кажется это странным. Всё, что мы можем сказать друг другу, будет ещё одним ударом ножа в спину, кровоточащей засечкой на запястье, загрубелым рубцом в груди. А то, о чём можно вспоминать только под ударной дозой наркоза, проще переживать в тишине.

Только мысли мои кричат и плачут навзрыд. И взгляд его, брошенный украдкой и пойманный исподтишка, шепчет укоризненно: «Я всё равно тебя слышу».

Опускаю голову вниз и обхватываю лицо ладонями, отгоняя прочь шорохи листвы и травы у себя за спиной, хруст песчинок под его ногами, всплески воды от бросаемых им камней.

Тише, тише.

— Я всё жду, когда же наступит время проникновенной поучительной речи, — вздрагиваю и поднимаю на него глаза, в последний момент перехватывая уже занесённый тщательно заточенным клинком блестящий взгляд. Кирилл хмыкает, отворачивается обратно к водной глади и продолжает глухо, с несвойственным ему надрывом: — Спросишь меня, помню ли я своё прошлое и могу ли спать спокойно, зная, что продался за деньги человека, превратившего первые восемнадцать лет моей жизни в сущий ад. Разве не ради этого ты притащила меня сюда, Ма-шень-ка? Услышать исповедь зазнавшегося провинциала?

— Боже, Кирилл, ты действительно считаешь, что весь мир крутится только вокруг тебя? — мне так хочется взглянуть ему в глаза. Деревья раскинулись позади нас чёрной паутиной сплетённых друг с другом крон, кажутся угрюмыми и мрачными в алом мареве незаметно подкравшегося голодным хищником заката, что дышит в спину прохладным дыханием смерти. А мне бы заблудиться в хвойном лабиринте, вновь сбежать от всего мира туда, вглубь непроходимой чащи, где вечно виднеется небрежными мазками грозовое тёмно-серое небо, где манят к себе губительные болота, в которых я тону вот уже десять лет и не могу ни выбраться, ни умереть, словно меня прокляли на вечные муки.

Он не оглядывается, а я давлюсь идущим от реки свежим ветром, пережёвываю собственные разбухшие от боли лёгкие в кровавую кашу, лишь бы суметь произнести ещё хоть несколько слов, прежде чем меня вывернет прямо себе под ноги.

— Каждый раз я возвращаюсь сюда, чтобы вспомнить, почему решила уехать. Вопреки тому, что все твердили: мне там не место. Вопреки проблемам, что оставила после себя Ксюша, и твоим угрозам. И я ни о чём не жалею. У меня до сих пор не находится ни единой причины, по которой стоило бы остаться здесь. Такой вот стимул двигаться дальше, — смотрю на его профиль, тёмным силуэтом очерченный на фоне лилового неба, напряжённо застывший вполоборота ко мне, и невольно улыбаюсь. Для него у меня всегда находится правда. Даже та, которую я сама так долго не могла отыскать. — А вот зачем ты поплёлся следом, для меня действительно загадка.

— Примерно за тем же самым. Только вот у меня, к сожалению, есть весомые причины, почему стоило остаться здесь.

— Удиви меня, Кирилл. Чего из своей старой жизни тебе не хватает теперь? Бесцельного торчания у реки, ворованной с чужого огорода вишни или возможности напиться за гаражами до беспамятства?

— В своей провинциальной жизни я до беспамятства не напивался, — бесцветным тихим голосом отвечает он спустя некоторое время и запускает ладонь в свои волосы, словно позабыв о том, что теперь они не такие длинные и нет больше необходимости постоянно продирать непослушные волны пальцами.

Истеричный смех так и просится наружу, чтобы пронестись раскатом грома по вечерней тишине и молнией ударить его прямо в спину. Приходится закусить нижнюю губу и держать, держать его в себе, чтобы следом не вырвалось всё то, что я поклялась никогда не произносить. Хотя бы не озвучивать вслух, раз забыть не получается.

— Если ты о той ночи, то я не был пьян, — спокойно отзывается он и отправляет ещё один камень скатать вдоль по реке, тут же покрывающейся дрожащими кругами.

Я вся сжимаюсь, каменею, взглядом загнанного в капкан зверька впиваюсь в его спину. Вот так просто? Он может вспомнить о той ночи и тут же не развалиться на мелкие кровоточащие ошмётки?

Он не был пьян. Он всё помнит.

И что мне теперь делать с этой информацией, выворачивающей наизнанку все старые швы, разрывающей истёртые от натяжения нити, вскрывающей старую опухоль, почти переставшую меня беспокоить?

Почти.

Кого же ты обманываешь, Маша.

Это уже ничего не изменит. Не изменит сейчас, по прошествии стольких лет, когда ворошить прошлое что лезть голыми руками в улей и надеяться, что обойдётся без последствий. Это не изменило бы ничего и тогда, ведь что так, что в плену своих заблуждений мне всё равно было настолько больно, что пришлось окончательно сломать всё живое внутри себя, чтобы не умереть.

Выполоть, выдрать, оборвать все огромные и нежные бутоны, с незнакомым ранее трепетом распускавшиеся вокруг сердца, беспощадно растоптать тонкие и светлые лепестки, сочащиеся каплями моих же непролитых слёз. От прежнего великолепия остались лишь сухие, поблекшие со временем силуэты.

Ставшие хрупкими, но не потерявшие своей истинной красоты.

Меня трясёт вовсе не от обиды, не от озноба, не от резкого погружения в душную ночь и ледяное утро десятилетней давности. Только от всеобъемлющей, неконтролируемой, сжигающей ненависти к нему.

— Пойдём, — Кирилл делает шаг навстречу, и я тотчас же подскакиваю на ноги, с чего-то решив, что он собирается ко мне прикоснуться.

Нельзя. Нельзя больше никогда допускать такого. Поддаваться слабости, глупости, уязвимости, ошибочному мнению, что только он способен понять меня, и своим ложным надеждам. Нельзя забывать о Ксюше.

«Смотри, что мне оставил Кирилл…»

Меня просто так быстро топило безысходностью, гнетущей рутиной, серой тоской вновь и вновь повторявшихся будних дней, ничем неотличимых друг от друга, что нужно было зацепиться за любую возможность выкарабкаться. И я ухватилась за своё прошлое, опрометчиво решив, что смогу игнорировать всю боль, оставшуюся в нём.

Но нет. Она до сих пор ныла, зудела, жглась, не позволяя нормально дышать, не давая спать по ночам, возвращая в минуты самого позорного падения, наибольшей беззащитности, лишь единожды оказанного доверия.

Зайцев отстаёт ненадолго, и мне тоже приходится нехотя сбавить шаг и обернуться, чтобы позволить ему нагнать себя — ночь не лучшее время для уязвлённого самолюбия, а потеряться среди зарослей сорняков, вдалеке от дороги и за пару километров от ближайших жилых домов кажется скорее страшным, чем привлекательным. Это в свои тринадцать я была настолько безрассудна, чтобы сломя голову бежать прочь от осознания тех эмоций, что не укладывались в заранее предопределённый для себя диапазон значений.