Вниз, в землю. Время перемен - Роберт Силверберг

Я испытал странное удовольствие, выкрикнув это слово. Я фантазировал, как стою над этой грудастой девкой и кричу «Я! Я! Я! Я!». От таких фантазий мой член вставал выше некуда. Я думал, не пойти ли к посреднику, чтобы очиститься, но вместо этого снова потребовал женщину и, пока имел ее, кричал мысленно: «Я! Мне! Меня!»

Так я проводил время в столице пуританского Глена: пил, распутничал, бездельничал и тратил свое наследство. Наконец, сам себе опротивев, я преодолел свою робость и отправился к гленским родственникам.

Моя мать была дочерью верховного септарха Глена. Он давно умер, его сын и наследник тоже, трон теперь занимал Труйс, его внук и племянник матери. Обратиться прямо к нему мне недостало смелости. Труйс вполне мог не принять беглого брата септарха Саллийского, чтобы избежать трений со Стирроном. Была, однако, еще тетя Ниолль, младшая сестра матери, часто бывавшая у нас в Салле при ее жизни и нянчившая меня, когда я был маленьким, на нее-то я и надеялся.

Она заключила выгодный брак. Ее муж, маркиз Гюйшенский, имел большой вес при дворе септарха и возглавлял одну из крупнейших факторских компаний в провинции (гленским вельможам не зазорно заниматься коммерцией). Факторы сродни банкам, но ссуды они (в том числе и бандитам) выдают под грабительский процент и всегда отхватывают часть собственности у своих должников, таким образом они запускают щупальца в сотню фирм и пользуются огромным влиянием в экономике. В Салле факторские дома запретили еще век назад, а в Глене они, можно сказать, составляют второе правительство. Мне они любви не внушали, но лучше уж там подвизаться, чем попрошайничать.

В гостинице я узнал, как найти дворец маркиза. По глейнским меркам это был внушительный особняк: два крыла, зеркальный пруд – в аристократическом квартале, само собой. Проникнуть туда я не пытался, лишь передал маркизе письмо: ее-де племянник Киннал, сын септарха, сейчас находится в Глейне, остановился в такой-то гостинице и просит его принять. На третий день хозяин гостиницы подобострастно сообщил, что меня спрашивает человек в ливрее маркиза Гюйшенского. Тетя прислала за мной машину и приняла меня в холле, где в одних зеркалах отражались другие, создавая иллюзию бесконечности, – внутри дворец оказался куда роскошнее, чем снаружи.

Она сильно постарела за те шесть-семь лет, что мы с ней не виделись. Ее белые волосы и морщины застали меня врасплох, но она удивилась намного больше, увидев перед собой сильного мужчину вместо ребенка. Мы обнялись на гленский манер, соприкоснувшись кончиками пальцев. Она выразила соболезнования по поводу кончины отца, извинилась, что не приехала на коронацию Стиррона и спросила, что привело меня в Глен. Я объяснил, ее это не удивило. Намерен ли я постоянно здесь жить? Да, сказал я. На что же? Я сказал, что хотел бы получить место в компании ее мужа, если это возможно. Тетя приняла это как должное и спросила, что я умею и чем могу быть полезен маркизу. Я ответил, что изучал саллийское право (не сказав, насколько поверхностно) и могу пригодиться при заключении сделок с Саллой; что я близко знаком с Сегвордом Хелаламом, верховным судьей Маннеранского порта, и в маннеранских делах тоже могу послужить; наконец, что я молод, силен, честолюбив и готов полностью посвятить себя интересам компании к обоюдной нашей пользе. Тетушка выслушала все это благосклонно, обещала устроить мне беседу с самим маркизом, и я ушел, полагая, что у меня неплохие виды на будущее.

Беседовал я, однако, не с маркизом, а с одним из его помощников, неким Сизгаром. В этом мне следовало бы усмотреть дурной знак. Финансист – безбородый, безбровый и с лысой, будто навощенной головой, в темно-зеленой мантии, подобающе строгой и в то же время нарядной, – источал елей всеми порами. Расспросив меня о моем образовании и опыте, он очень быстро понял, что первое недостаточно, а последнего вовсе нет, но тон его, мягкий и дружелюбный, вселял надежду, что мое происхождение и родство с маркизом все же обеспечат мне место. Напрасные надежды! Мечтая о будущей карьере, я лишь краем уха расслышал слова Сизгара:

– Ваше высочество, конечно же, понимает, что времена нынче трудные. Как раз теперь мы вынуждены всячески сокращать расходы и не имеем, увы, возможности воспользоваться вашими услугами. Маркиз высоко ценит ваше предложение и надеется, что вы войдете в нашу компанию, как только дела немного поправятся.

С поклонами и улыбками он проводил меня до дверей. Я стоял на улице совершенно уничтоженный. Не будет мне никакого места – даже помощника младшего клерка в каком-нибудь городишке. Как же так? Мне хотелось снова ворваться к ним с криком: «Это ошибка, вы отказываете кузену септарха и племяннику маркиза!» Но они, хорошо зная свое дело, уже заперли дверь. Я позвонил тетушке, чтобы рассказать о своем провале, и мне сказали, что она уехала на зиму в Маннеран.

16

Постепенно я понял, как было дело. Тетя поговорила обо мне с маркизом, он посоветовался с септархом, и Труйс, не желая иметь осложнений со Стирроном, велел маркизу дать мне от ворот поворот. В ярости я подумывал пойти к самому септарху, но одумался вовремя. Тетушка сбежала, чтобы избавиться от меня – ждать от нее больше нечего. Я в Глейне один, без поддержки, зима надвигается, и мое высокое происхождение здесь не поможет.

За этим последовали новые удары, еще тяжелее.

Зайдя как-то утром в Банк Завета, чтобы снять деньги на расходы, я обнаружил, что мой счет арестован по требованию верховного казначея Саллы, подозревающего, что капитал из нашей провинции был переведен незаконно. Скандаля и размахивая своим паспортом, я выцарапал сколько-то на неделю, но остальные накопления были потеряны – у меня не хватало духу и хитрости на маневры, которые могли бы спасти их.

Затем меня посетил саллийский дипломат, мелкий секретаришка, и напомнил, что близится свадьба моего брата, где я должен подавать новобрачным кольца. Зная, что в случае возвращения Стиррон меня больше не выпустит, я сказал, что срочные дела вынуждают меня оставаться в Глейне, и попросил передать септарху мои глубокие сожаления. Секретарь выслушал это с дипломатическим тактом, но я уловил в его глазах радостный огонек: я вызывал на свою голову крупные неприятности, и он был всемерно готов мне в этом помочь.

Очень скоро хозяин объявил мне, что я не могу больше оставаться в его гостинице: мой паспорт отозван и у меня теперь нет легального статуса.