Завещание императора - Александр Старшинов

Меркнет свет. Ну вот, еще один день миновал. Такой, как все. Или почти.

— Эй, ты, красавчик… Иди сюда… — зовет ауксиларий Марка.

— Зачем тебе? — спрашивает Приск.

— Мальчишка… зачем он еще нужен — только для этого… — Ауксиларий делает неприличный жест.

Марк вскакивает, готовый ринуться в драку. Приск вскидывает руку, успевает схватить Марка за предплечье и отшвырнуть назад. Ауксиларий только этого и ждет — чтобы мальчишка кинулся в драку, потом схватить его и поиметь… Приску и так ясно с первого взгляда, кто сильнее…

— Он свободный и мой друг.

— От него не убудет, если я вдую ему пару раз… — ржет ауксиларий. — Мы тут должны помогать друг другу.

— Ручками поработай… — советует трибун. — Тут все так. По мере надобности.

— Пусть подойдет… Или…

— Или что?

— Или я подойду к тебе.

— Сиди где сидишь.

— Это почему же?

— Я — военный трибун. Так что сиди.

— Квад сказал, что он — старший.

— Он — префект лагеря. А я — командир.

Ауксиларий заерзал. Голос Приска, негромкий, но полный металла, убеждал.

Но тут кто-то хмыкнул. Ну конечно — Суран.

Это хмыканье все и решило. Ауксиларий поднялся и направился прямиком к Марку. Тот поднялся, но вперед не шагнул (сказывалась выучка Приска — второй раз приказывать было уже не надо), только глаза сверкали недобро.

Приск тоже поднялся:

— Я приказал…

Ауксиларий прыгнул вперед, метя Приску в горло… Но почему-то впилился лбом в стену. Отпрянул. Приск, оказавшийся сбоку, ударил, ауксиларий вновь ткнулся лбом в каменную кладку. Марк добавил в бок коленом. Ауксиларий медленно сполз.

Квад оказался рядом, ухватил здоровяка за шкирятник и оттащил на прежнее место. Добавил от себя — ощутимо:

— Тебе же сказали — сидеть на месте…

Ауксиларий ругался, плевался кровью, но с места больше не двинулся. Потом Квад шагнул в угол к Сурану и ударил — хлестко наотмашь, не очень сильно, но очень больно.

Суран взвизгнул:

— За что?

— А за все…

— Проклятая Адениста… — пробормотал ауксиларий. — Богами забытое место…

— Значит, Адениста… — сказал Приск. — Ну что ж, мы узнали, где находимся. День прожит не зря.

Глава III

АДЕНИСТА

Весна 868 года от основания Рима

Северная Месопотамия

Мебарсап, один из не покорившихся правителей Адиабены, засел в Аденисте. Получив от Ману, другого правителя крошечного клочка земли близ Эдессы, помощь (а именно жалкий отрядик конных лучников, только что набранный и еще не бывавший в серьезном бою), Мебарсап вообразил, что сможет тягаться с римскими легионами на равных. В его фантазиях этот отряд разросся миражом в пустыне до огромной армии. Ставку правитель Аденисты делал на отряд катафрактариев, который ему удалось собрать из родни и бежавшей с севера знати, а лучники должны были сделать то, что всегда делают парфянские лучники в конном бою: напасть, выпустить тучу стрел и исчезнуть. Но для этого и лучников, и стрел должно быть очень много. Вероятно, глядя на закованных в броню всадников, на их сверкающие на солнце шлемы, на покрытых чешуйчатыми попонами коней и мощные копья-контусы, Мебарсап полагал, что один всадник способен сокрушить целый легион.

Однако все пошло не так, как планировал Мебарсап. Во-первых, отряд легкой конницы Лузия Квиета, наскочив на вражескую «армию», тут же кинулся удирать со всех ног, не желая даже вступать в бой. Обычно этот маневр устраивали сами парфянские лучники, но тут они купились на свой же трюк. Кони мавретанской конницы были легки и быстроноги, так что за ними поспевали — да и то не все — только легкие всадники-лучники. Большая ошибка — потому что первым делом отстал караван верблюдов с запасными горитами! Всадники-лучники ведут стрельбу на скаку, но у каждого в горите запас только в тридцать стрел. Атакуя, стрелки успели по разу сменить гориты, после чего с близлежащих холмов по верблюдам начали бить римские катапульты, до той поры закрытые кожами и спрятанные за камнями, а теперь выдвинутые на позиции. Так что, когда легкая кавалерия подскакала к римскому строю, в их распоряжении остались только мечи и небольшие щиты[92]. Тяжелые катафрактарии значительно отстали. Римская пехота построена была в четыре шеренги — вся плотно закрыта щитами, и первые три ряда ощетинились тяжелыми пилумами, их вполне можно было использовать как копья. За пехотой и на холмах по флангам стояли фабры со своими катапультами. Пока три первых шеренги легионеров своими пилумами не давали всадникам подойти ближе, четвертая метала пилумы во всадников и лошадей, чтобы тут же смениться новой шеренгой, готовой вести обстрел. Одновременно с легионерами начали стрельбу и машины. Баллисты метали снаряды с серой, битумом и нефтью, распугивая коней. Легкая кавалерия быстро отступила, освобождая место для удара катафрактариям. Но только было тут две промашки. Первая — уходя в сторону римских флангов, парфянские всадники оказались под огнем римских машин — огнем в прямом смысле слова, поскольку снаряды с нефтью окатывали парфян пламенем, поджигая одежду и легкие щиты. Вторая ошибка, куда более существенная, состояла в том, что парфянские стрелки не успели сделать главного — смешать римские ряды и образовать бреши, куда могла ударить тяжелая кавалерия. К тому же катафрактарии не смогли разогнаться, поскольку местность шла на подъем. Удар контуса хорош с разгона, а чтобы всадник при этом не слетел с коня, на седле катафрактария имелся специальный упор. Разить контусом, не набрав скорости, — потерять три четверти его эффективности. Так что копья пришлось бросить и взяться за мечи. Но сквозь римский строй им так и не удалось пробиться. После первой же неудачной попытки катафрактарии отступили и попытались ударить во фланг римлянам. Но фланги стояли на холмах, и опять же неровность местности не позволяла бронированным всадникам разогнаться для удара и выдержать строй. Стоявшие на возвышенностях баллисты обрушили на всадников и их скакунов град камней, и атака тут же смялась. Не в силах подняться на холмы, передние тяжелые всадники стали пятиться, опрокидывая второй ряд.

Тогда катафрактарии поскакали назад, но опять совершили ошибку — выбрали неудобную дорогу меж холмами, попали под новый обстрел, уставшие кони буквально валились с ног… Вот тут и напала на них римская кавалерия. Настигали со спины, били копьями, валили с коней… Бегущий — всегда проигравший, даже если он катафрактарий…

Происходящее очень напоминало ту сцену, что украшала колонну Траяна: римские всадники преследуют роксоланов, чьи доспехи на людях и лошадях состоят из сплошной чешуи. Не помогла в этот раз броня. Практически все катафрактарии пали.

Только Мебарсап с несколькими всадниками свиты успел ускользнуть и заперся в своей крепости Аденисте, остальные же стали добычей мавретанцев.

После столь бесславного поражения непокорного царька Траян отправил к Мебарсапу посланцем центуриона Сентия. Правитель Аденисты выслушал центуриона внимательно, долго переспрашивал об условиях сдачи, торговался, намекал на скорую помощь от Ктесифона, а когда спустя два дня к Аденисте подошла римская армия, не придумал ничего лучше, как бросить посланца в тюрьму. Сентий дрался как лев, не даваясь страже Мебарсапа в руки, убил двоих и третьего ранил, но меч преломился, и центуриона скрутили. Били яростно, с удовольствием, но бестолково. Поваленный на пол, Сентий подтянул колени к груди, прикрыл голову от ударов, как мог.

«Ответишь», — бормотал при каждом ударе.

Стражники Мебарсапа отлично понимали, что им грозит, если Траян возьмет крепость, потому били снова, сумели-таки высадить зуб слева, а потом наградили ударом по затылку. Уплывая в беспамятство и приходя в себя, Сентий чувствовал, что тащат его по ступеням, тащат долго, и лестница узка, а пляшущий свет только от факелов, что несут впереди.

«Подземелье», — решил Сентий и сделал последнюю попытку вырваться, однако совершенно безнадежную.

Мебарсап был уверен в неприступности крепости — ее камни были скреплены битумом, и такие постройки невозможно разбить машинами, а окованные медью ворота настолько тяжелы, что открыть их могли только четверо. К тому же крепость стояла на холме — и с высоких ее башен можно было вести стрельбу из катапульт, не подпуская противника близко. Мебарсап чувствовал себя защищенным, особенно если учесть, что в подвалах хранились запасы зерна на год и в крепости имелось два глубоких колодца. Он уже жалел, что вышел в открытое поле, решив блеснуть доблестью своей крошечной армии. В Аденисте теперь осталось совсем немного стражи. Но правитель надеялся, что ее хватит, чтобы защитить стены. И еще надеялся, что сумеет поторговаться с Траяном, а разменной монетой станут римские военнопленные в подвале.