Завещание императора - Александр Старшинов

Внезапно один из лежащих на полу принялся корчиться, бить ногами и орать. Двое рядом не обращали внимания на вопли и не шевелились. Со стороны казалось — они мертвы.

— Что с ним? — шагнул к занемогшему стражник.

Мгновение — и лежащий рядом с больным вскочил. Короткий замах — и прут от решетки вошел охраннику под мышку — там, где полотняный панцирь не защищал тело. Остальные накинулись на водоноса — будто стая серых безмолвных зверей. Били яростно, не издавая ни звука, лишь водонос кричал, но вопли его никого не тревожили — в каменном мешке кричали каждое утро — куда страшнее.

Сентий выхватил кривой меч из ножен охранника и, как самый сильный и не истомленный, рванулся к выходу. Третий из стражи растерялся и не успел закрыть дверь. Впрочем, и меч из ножен он тоже не вырвал — попытался отбиться копьем — промазал, и тут же клинок полоснул его по бедру. Подскочивший следом пленный легионер попросту ударил его пустым кувшином по голове.

Дорога была открыта. На два десятка пленников оказалось два копья, три меча и кинжал. Оружие распределили самым сильным и ловким. Остальным достались прутья от решетки. Или вообще ничего.

— Погодите… — остановил рвущихся наружу пленников военный трибун. — Надобно троим переодеться местными. Панцири, шлемы, плащи. Выйдем к воротам и откроем.

— Втроем не открыть, — усомнился Сентий.

— Тогда пусть еще трое с нами — вроде как прислуга. А остальные — пускай бегут на стены.

Стражами переоделись Сентий, юный Марк и Приск. Сабазий и еще двое должны были изображать прислугу. Квад взялся командовать отрядом, что пойдет на стены.

План был дерзок. Но дерзкие планы имеют свойство сбываться — пускай и не всегда. Этот — осуществился. Караул у ворот под утро дрых самым бессовестным образом. Ни о чем не заботясь и не надев ни доспехов, ни шлемов — в шлеме спать ужас как неудобно. Только на одном из спящих заметен был льняной панцирь. Этот, в панцире, первым продрал глаза, заслышав шаги, но, увидев знакомое вооружение и плащи, вообразил, что идет им смена, и даже не спросил пароль, а лишь сам сдуру пробормотал отзыв. За что в награду Приск полоснул его клинком по горлу. Возвратным движением вспорол второму караульному руку. Подбежавший на помощь Сабазий с такой силой воткнул металлический прут раненому в живот, что пронзил человека насквозь.

Клинок Марка сломался при первом ударе, но юноша сумел перехватить руку стражника с мечом левой, а правой ухватил противника за горло. В этот раз смертельный удар нанес Сентий, успевший прикончить своего противника.

— Молодец! — похвалил Марка Сентий. — Первый убитый?

— Третий! — с гордостью отозвался Марк.

Но трясло его от возбуждения так, будто этот бой был в самом деле первый.

В отличие от Марка, Сабазий был на удивление спокоен.

— Держи! — Приск всучил Сабазию трофейный меч.

Пока отворяли ворота, восставшие пленники резали стражу в бараке.

Только начальник гарнизона — юркий и быстрый парфянин, попытался оказать сопротивление, выстроил стражу и велел прикрыться щитами. Получилось что-то вроде римской черепахи — собранный командиром отряд ощетинился копьями — не пробиться. Но нет, это сквозь римское построение с наскока не пройти, а тут… вон там копья торчат криво, а справа и вообще кто-то из стражи встал с одним щитом, без копья.

— Сможешь запрыгнуть? — одними губами шепчет Приск и как можно незаметнее указывает на сомкнутые щиты, туда, где не выставлено копье.

— А то… — кивает Сентий.

— Тогда бежим.

Бегут четверо — Сентий, Приск, Сабазий и еще один пленный легионер, что прежде изображал прислугу.

Подскочив ближе, они кидаются в разные стороны, нападая и отскакивая, — но это отвлекающие маневры. Однако не только: Сабазий, ловко изогнувшись, проскальзывает меж выставленными копьями и даже умудряется ткнуть в щель меж щитами. Марк попросту хватает копье руками и вырывает из рук того, что под щитом. Случалось, во время битвы с македонцами легионеры хватали сариссы голыми руками, не видя иного способа сладить с фалангой. Приск пытается поднырнуть под копьем, но не может — отскакивает. А вот Сентий взбегает по щитам, как по ступеням, и сверху наносит яростный колющий удар в щель между щитами. Вопль боли!

Удача! Центурион достал кого-то — чешуя щитов проминается под ним — щель отворяется шире. Вновь удар. Следом Марк колет в щель копьем. Судя по крику — попадает. И Приск уже рядом и тоже бьет, бьет… Трое из стражи повержены, по их телам и щитам Сентий и за ним Марк рвутся вперед…

В следующий миг центурион наносит удар в горло командиру гарнизона, и тут же черепаха стражников распадается. Теперь каждый за себя, пятеро парфян против троих римлян и Сабазия. Впрочем, Сабазий не уступает римлянам. Несмотря на изнурительность заточения, он гибок как пантера и раскачивается взад и вперед, наскакивая на противника и уходя от ударов. А вот Приск чувствует, что устает. Руки каменеют — никакая тренировка в духоте и темноте не может поддерживать так долго тело. Дыхание смерти прорывается сквозь уверенность и ярость. Взмахи клинка все медленнее. Сентий, лишь вчера схваченный и еще полный сил, первым приканчивает своего противника. Марк бьется с двумя — в основном обороняясь — сказывается сила молодости. Приск бьет, и тут же удар обрушивается на не слишком надежный трофейный панцирь, трибун спотыкается, катится по камням. Мир переворачивается. Сверху стены и камни, которые странно кренятся набок. Приск вскакивает, на миг всё выравнивается, потом начинает клониться в другую сторону. Его противник лежит на камнях, пытаясь зажать страшную рану в горле. Слава богам — трибун всё же успел нанести удар.

Приск оглядывается. Всякое сопротивление уже прекратилось. Многие из стражи, проснувшись, даже не стали браться за оружие, увидев, что ворота открыты.

Тем временем на ближайшей башне вспыхнул огонь, в утреннее небо потянулись дрожащие дымные пальцы.

Приск, шатаясь, побрел к лестнице, ведущей на стену.

Сентий был уже наверху, а к воротам мчалась легкая римская конница и была уже почти рядом.

— А вот это плохо… — пробормотал Приск и тронул Сентия за плечо.

— В чем дело? — Центурион оглянулся.

И увидел, как несколько всадников скачут по равнине прочь от крепости. Скорее всего, они покинули Аденисту через задние ворота.

— Мебарсап улепетывает во все лопатки… — в ярости воскликнул Сентий. — Уйдет за Тигр — не догонишь.

— Уже не догонишь… — покачал головой Приск. — Кони у них больно хороши…

— Драпают налегке, — осклабился вдруг Сентий. — Значит, золотишко оставили в крепости. Надо бы поискать.

Опоздал. Въехавшие в ворота кавалеристы уже спешились и теперь ломились в двери — проверять, насколько верна догадка Сентия.

Спустя два часа толпа оборванцев предстала перед императором.

— Так это и есть наши герои? — усмехнулся Траян, оглядывая грязных, измученных людей с серой кожей и слезящимися с непривычки к яркому свету глазами. Волосы их были всклокочены, отросшие бороды у всех от грязи казались одинаково серыми. Лишь Сентий выделялся среди них, хотя разбитые губы и синяк под глазом не красили центуриона. — А это наш бравый посланец… — Траян поманил к себе Сентия. — Смотрю, ты выполнил приказ наилучшим образом.

— Без моих друзей по несчастью я бы не смог ничего сделать, наилучший принцепс. Я только прикончил двоих охранников, убил лично начальника гарнизона и открыл ворота…

— Вот наглец… — шепнул Марк. — Да без нашей помощи…

— Считаешь, этого мало? — Траян повернулся к Ликорме. — Обо всех позаботиться, спросить имена, выдать одежду и доспехи взамен утраченных.

— Здесь есть один военный трибун, наилучший принцепс… — сообщил Сентий.

— Вот как? И кто же?

— Гай Осторий Приск, — выступил вперед оборванец.

Один из преторианцев чуть не подпрыгнул на месте, но вынужден был остаться в карауле — поскольку при императоре орать от восторга и кидаться обнимать товарища не позволяла дисциплина.

— А, знакомое имя… Но выглядишь ты неважно. Как тебя угораздило попасться в эту ловушку?

— Я был послан от твоего имени в Хатру вести переговоры с тамошним правителем. И на обратном пути меня пленили и привезли сюда. Так что в каком-то роде судьба моя схожа с судьбой Сентия.

— До Хатры далеко.

— О да… Видимо, люди Хосрова полагали, что тут меня не найдут.

— Значит, ты посол императора, и с тобой обошлись столь подло!

— Куда уж подлее — не появись здесь ты, император, с армией, сидеть бы мне и моим людям в каменном мешке всю оставшуюся жизнь.

— И ты тут давно?

— Устал считать дни. Полагаю, меня сюда привезли и забыли.